Дети растут быстро, чужие, свои – всякие: ты сегодня переворачиваешь сына на живот и учишь держать голову, завтра гоняешь с ним в футбол, а послезавтра идешь на его выпускной вечер. Время роста спрессовывается так, как никаким фантастам не снилось: события, открытия, разочарования и радости сменяют друг друга с невозможной для размеренной взрослой жизни скоростью.
Она навсегда выучит, что на самом деле является лишь аналогом очень дорогой и специфической вещи, за которую, пожалуй, стоит и поторговаться, и рискнуть
Из этого следует множество разнообразных и противоречивых выводов, но главный – предельно прост. Ребенок не забывает ничего. Он прощает, переключается на что-то новое, а потом и вовсе, как принято говорить, «перестает об этом думать». Но в глубине души помнит – пусть только ощущения, обрывки, вскользь – все.
И Элиза лет через десять, если вся эта детективщина закончится, может и не вспомнить в деталях, кто, когда и куда ее вез. Она, конечно, простит и маму, и папу: дети прощали и не таких. Но она навсегда выучит, что на самом деле является лишь аналогом очень дорогой и специфической вещи, за которую, пожалуй, стоит и поторговаться, и рискнуть. Это осознание – не самое худшее из возможных: жалко только, что человек – все-таки не вещь, пусть даже и очень дорогая.
Трехлетний ребенок, конечно, не может переубедить маму и папу, доказав им, что бессмысленно таскать ее туда-сюда, пряча от бывшего супруга за несогласованностью законодательств. Да и вряд ли родители поверили бы Элизе: дочь же, как они полагают, кому-то из них принадлежит.
Нормальны ли родители? Оглянитесь вокруг, г-н Лукин, родители-то – совершенно нормальны. Элизе, пожалуй, не повезло с географией и законами, но ее случай – типичный, таких в России сотни тысяч.
Супруги разводятся и рвут друг у друга ребенка, которого, случается, и не любят вовсе. Суд в России почти всегда оставляет чадо у матери, что ничуть не мешает воевать за него, сплавлять его бабушкам, передавать из рук в руки etc. «Ты – вещь», – говорят маленькому человеку, который не виноват ни в том, что он пока еще маленький, ни в том, что родители не верят в его человечность.
Трехлетний ребенок, конечно, не может переубедить маму и папу (фото: ladepeche.fr) |
Наверное, Общественной палате и остальным институтам, так или иначе занимающимся проблемами детей, стоило бы провести широкую кампанию, посвященную тому, что дети – это тоже люди, но, я думаю, им просто некогда.
Тем более что реальность семейной практики в России такова, что, если родители не пьют, могут ребенка хоть как-то обеспечить и не выставляют зимой на улицу, ими можно почти что гордиться. А уж считают ли они детей вещью или не считают – дело глубоко, как водится, частное: поди дознайся, кто о чем считает, пока ребенка не начнут таскать через границу под бдительным оком Интерпола.
Ситуация патовая: с одной стороны, дети – самый важный фактор социальной политики государства, которое собирается существовать еще несколько поколений, но вместе с тем органы опеки и попечительства публично выступают редко, функции свои выполняют (если выполняют) словно бы тайком, да еще и, когда дело уже совсем серьезное, под бдительным руководством органов правопорядка, которым до детей дела нет, своих проблем хватает.
То есть государство, формально декларируя защиту детей, в действительности может лишь реагировать на самые вопиющие случаи издевательства над ними, когда не отреагировать уже просто нельзя. Все остальное лежит вне пределов его компетенции и уже зачастую – вне пределов компетенции семьи, которая одевает-обувает-кормит, но не успевает воспитывать и учить жить в обществе.
Школа, еще один стремительно деградирующий социальный институт, успевает готовить к ЕГЭ: на все остальное времени нет хронически.
И дети, конечно же, не принадлежат родителям: они, как дядя Федор, «сами по себе» мальчики и девочки. Они сами растут, сами узнают мир, сами учатся в нем жить, а мы можем только помочь им, поддержать, быть, когда нужно, рядом. Они ничего нам не должны и ничего не могут поделать с нашими страхами, бедами и глупостями. Терпят, любят и такими.
Кто и когда объяснит эти нехитрые премудрости родителям Элизы и многочисленным их подражателям, вопрос вполне себе риторический. В духе времени, которое не щадит ни больших, ни маленьких, а всех перемалывает в жерновах потребительского рая, который каждой вещи назначает справедливую цену. И даже уже никого не пожалеть, сами себе выбирали фасон ценника.
Только трехлетних и жалко: их-то за что?