Андрей Архангельский: Кризис счастья

Да, полнота, пожалуй, наиболее точное слово. Ощущение, которое каждый хоть раз испытал: что больше и лучше не скажешь, избыточность, совершенство каждого слова или жеста. Эмоциональный знак тут неважен: это может быть как трагическое, так и оптимистическое, но в любом случае глубокое переживание. Плохого и среднего всегда больше, чем выдающегося. Принципиальное отличие нашего времени в том, что посредственное, никакое, неполное искусство создается сознательно: оно и не собиралось сделать вас счастливыми. Среднее становится эстетической нормой - его накопилось столько, что многие уже и забывают, что бывает по-другому. «Что-то есть», «кое-что понравилось», «есть один-два момента». Плохое может служить антипримером, который, по крайней мере, тренирует чувство. А вот посредственное вызывает ощущение несерьезности, шаткости - ни много ни мало - бытия. Иммаунил Кант считал: человек создан так, что он во всем стремится дойти до совершенства. А если человеческая природа работает вхолостую (при постоянном столкновении с посредственным), она отрицает сама себя, что ложно, как пишут в таких случаях философы. Ощущение ложной, пустой жизни - вот что вызывает посредственное искусство.

Философ и экономист Александр Долгин пришел к выводу, что индустрия развлечений перестает быть экономически выгодной именно потому, что она перестала приносить человеку счастье

Откуда такой ор и шум стоит в местах общего пользования? - откуда и зачем эти децибелы якобы позитивного? - именно оттуда: чтобы заглушить человеческое стремление к совершенству. Как только у человека возникает слабое подозрение, что что-то не так, именно в этот момент музыку делают погромче. Все так! Все путем! Иди покупать товары за деньги! - гремит радио. В результате современный человек не знает своего счастья. Не чтобы дать человеку счастье, а чтобы заставить его забыть, что такое счастье, вот для чего работает огромная индустрия развлечений.

Продавцы массовой культуры пользуются тем, что счастье - слишком абстрактное понятие, и пускают в ход вульгарную софистику: мол, каждый счастье понимает по-своему. Это да; но они забывают, что каждый способен отличить счастье от не счастья, то есть полноту бытия - от неполноты. Несмотря на всю важность, счастье зрителя или слушателя до сих пор не рассматривалось в качестве критерия успеха произведения. Ввести понятие зрительского счастья (полноты чувств, переживаний) в качестве критерия оценки художественного произведения наравне с кассовым успехом предлагает известный российский экономист и философ Александр Долгин, чья книга «Манифест новой экономики. Вторая невидимая рука рынка» вскоре появится в продаже.

Долгин первым в России ввел в научный оборот понятие постфактумной оплаты (фото: ИТАР-ТАСС)

В сущности, Долгин давно подбирался к этой теме. Прежде он изучал индустрию развлечений и пришел к выводу, что она перестает быть выгодной с экономической точки зрения именно потому, что перестала делать человека счастливым. Предыдущую книгу Долгина - «Экономика символического обмена» - я считаю главной работой десятилетия в области философии и социологии: это вклад России в мировую копилку научной мысли. Например, Долгин первым в России ввел в научный оборот понятие постфактумной оплаты. Что это такое? Искусство до последнего времени продавали так: вначале деньги - потом удовольствие. При всей кажущейся простоте эта схема абсурдна: вы, фактически, не знаете, за что платите деньги. Получите вы удовольстви, или нет - это уже никого не колышет, это сугубо ваше личное дело. А раз так, массовое искусство более всего озабочено тем, как сбыть себя, как побыстрее и побольше продать, а не тем, принесет ли оно счастье зрителю, слушателю, читателю. В результате человек перестал получать то самое ощущение полноты-счастья, на которое рассчитывал.

Видя, что искусство делается вполсилы, потребитель задается естественным вопросом: а зачем за такое искусство платить? Или, по крайней мере, зачем платить полную цену? И он берет диски у пиратов, или качает фильмы в Интернете (меня, кстати, умиляет непрекращающаяся борьба с пиратством в цивилизованном мире: статьи, семинары и акции; не лучше начать с себя, а не с пиратов? То есть попытаться сперва сделать искусство таким, чтобы за него не жалко было заплатить?) Естественно, с появлением Интернета это сопротивление бесчувствию приобрело невиданный масштаб, но первыми, как ни странно, спохватились самые талантливые: они ведь тоже несут убытки - по инерции, так сказать. Талантливые, будучи уверены в эмоциональном качестве своих творений, предложили принципиально иную схему оплаты: вначале слушаешь (читаешь, смотришь), а потом платишь, причем столько, сколько не жалко (наиболее успешным был опыт группы Radiohead, которая заработала таким образом около 8 миллионов долларов).

Другие вообще выкладывают свои альбомы в Сеть бесплатно: так уже сделали БГ, Шнур, совсем недавно Земфира* - они уверены, что человек все равно захочет купить билет и прийти на их концерт. И он приходит, тут они не ошиблись. А если принцип постфактумной оплаты распространить, допустим, на целый сегмент шоу-бизнеса - рок-музыку - будет ли схема работать с тем же успехом? Будут ли миллионы людей платить  за уже полученное ими удовольствие? Долгин утверждает, что будут: сработает так называемая клубная психология. Если все вокруг будут платить, а ты не будешь - общество тебя либо заставит платить, либо изгонит. Никто не любит безбилетников.

Другой важный момент из книги Долгина: кто будет оценивать искусство на новом этапе? До последнего времени оценщиками искусства были, собственно, те, кто его продавали - крупные студии, корпорации, издательства, а также нанятые ими эксперты. Они естественно, расхваливают свой продукт, хотя им уже почти никто не верит. Но кому тогда верить? Друг другу - отвечает Долгин. Мы друг для друга станем экспертами, по крайней мере, на первичном этапе: ты доверяешь моему вкусу? я советую тебе сходить на фильм или прочесть книгу. Соответственно, и я доверяю твоему вкусу и выбору. На этом принципе и строится работа рекомендательных сервисов третьего поколения: в Рунете это прежде всего Имхонет.

Теперь Долгин задумался над тем, как измерить собственно качество удовольствия - ту самую радость, счастье, полноту ощущений - и ввести их в качестве постоянного критерия оценки произведения. Вот недавно государство распределило деньги на кино между десятью крупными студиями-производителями: они якобы доказали свою успешность, у них, мол, кассовые сборы, авторитет, им можно верить. Деньги даны на производство патриотического кино; допустим, такой фильм после выхода даже собрал немалую кассу. Великолепно. А не хочет ли государство теперь узнать, произвел ли фильм хоть сколько-нибудь сильное, глубокое впечатление на зрителя? При помощи того же Имхонета, опросив 20, 30, 50 тысяч человек, это можно узнать с достаточной точностью. Что говорит нам счетчик счастья? Испытали ли зрители глубокое потрясение, заставил ли фильм переживать, ночь не спать - или так себе, на троечку, с попкорном потянет?.. Результат может оказаться ощеломляющим. Вдруг выяснится, что те, кто за большие деньги снимает, а затем еще и массированно рекламирует за государственные деньги свое дорогое барахло, в эмоциональном плане никак зрителя не задели. Мимо прошло. И - напротив: какой-нибудь фильм с небольшим бюджетом и неизвестными актерами произвел на зрителя максимальное эмоциональное воздействие: то есть эмоционально малобюджетный фильм оказался более эффективным, чем блокбастер с его миллионами. Почему счастье - точнее, его получение или недополучение - имеет решающее значение для экономики культуры? И почему опасно его не учитывать? Всего один аспект, навскидку. Массированная реклама зовет вас на фильм. И вы идете. И не получаете того удовольствия, которого ожидали и которое вам обещали. Вас обманули. Причем обманули на тонком уровне - на уровне эмоций. Такое не забывается.

Если это случается раз за разом, вы перестаете верить рынку развлечений вообще. Потери тут комплексные, фундаментальные, включая потерю доверия. Кроме того, фильм с низким коэффициентом счастья-полноты не способен принести прибыль: как правило, такие картины в лучшем случае отбивают затраты на производство (даже не отбивая затрат на рекламу, как и происходит с большинством наших крупнобюджетных картин). Эмоционально слабую картину не будут смотреть во второй и третий раз, поскольку ее нельзя полюбить; и ее прокатная судьба будет недолгой - два-три месяца, а потом, когда спадет ажиотаж, ее позабудут. В чем, напротив, экономическая выгода от нетривиального, глубокого фильма? Вы получили удовольствие, не исчисляемое деньгами - несопоставимое с 200-300 рублями, заплаченными за билет. Вы исполнены благодарности и благородства - ведь подобное порождает подобное - и от души советуете вашим близким и друзьям сходить на этот фильм: такая реклама гораздо эффективнее, потому что она лишена выгоды. То есть начинается вторая, совершенно бесплатная рекламная кампания фильма: она может длиться десятилетиями. Кроме того, счастье ведь всегда - редкость; тем больший на него будет спрос, учитывая его постоянный дефицит в обществе. Видите, какая выгодная и эффективная вещь - счастье.

* Признан(а) в РФ иностранным агентом