Одним из «воздаяний» Австро-Венгрии за предательство в ходе Крымской войны стала дипломатическая поддержка, которую Петербург оказал Наполеону III, решившему потеснить империю Габсбургов в районе Италии. Успех тогда сопутствовал объединенной франко-итальянской коалиции, причем как в войне в целом, так и в ее крупнейшем сражении – при так называемой битве при Сольферино, когда погибли или были тяжело ранены около 40 тысяч человек.
Это много. Вдвое меньше, чем при Бородино, но по тем временам даже очень много. И надо понимать, что помощь тяжело раненым на поле боя оказывалась по остаточному принципу. Подавляющее большинство из них не получали вообще никакой поддержки и умирали в мучениях.
Случайным свидетелем той битвы стал бизнесмен Анри Дюнан. Увиденная им гора стонущего человеческого мяса потрясла швейцарца настолько, что он выделил немалые средства на помощь раненым, написал об этом популярную книгу шокирующих воспоминаний, и наконец, в союзе с другими швейцарскими бизнесменами создал организацию, целью которой стало оказание медицинской помощи под нейтральным флагом.
Этим флагом стал общеизвестный теперь красный крест на белом фоне – один из символов медицины как таковой. Правда, османы отказались использовать крест, углядев в нем символ христианских миссионеров (в реальности это вариация на тему флага родной для Дюнана Швейцарии), поэтому официальное название дюнановской организации в наши дни – Международное движение Красного Креста и Красного Полумесяца, поделенное на национальные ассоциации в разных странах под патронатом общего центрального комитета – МККК.
Впоследствии Дюнан обанкротился и был изгнан из МККК путем интриг. Но в наши дни Международный день Красного Креста отмечают именно в день рождения Дюнана. Он же стал первым в истории лауреатом Нобелевской премии мира, а сам МККК удостаивался этой премии трижды – в ходе обеих мировых войн (к слову, никаких других премий в эти годы Нобелевский комитет не присуждал) и по случаю своего столетия в 1963-м.
Карл Якоб Буркхардт (фото: redcross.int)
|
Правомерно утверждать, что за годы своего существования Красный Крест во всех своих вариациях – национальных и международной – спас миллионы жизней. Однако жизней советских граждан в общей доле крайне мало. В годы наиболее страшной дня нас войны, Великой Отечественной, Красный Крест на оккупированных территориях СССР не работал: советское правительство отказалось подписывать Женевскую конвенцию в редакции 1929 года, служившую правовой основой для деятельности МККК.
С тех самых пор это обстоятельство остается элементом разнонаправленной пропаганды – «нашей» и «вражеской».
Собственно, сама формулировка «нет подписи под конвенцией – не может быть доступа к военнопленным» в прямом смысле слова геббельсовская – таковой была официальная позиция Третьего рейха. В реальности советская подпись для этого и не требовалась – было вполне достаточно того, что конвенцию признавал сам Третий рейх. Военнопленным и раненым с его стороны МККК регулярно предоставлял помощь.
С другой стороны, можно встретить немало ложных утверждений, согласно которым сталинский СССР «на самом деле» Женевскую конвенцию 1929 года принял или принял «в другом варианте». Известно даже как минимум об одной фальсификации на этот счет – поддельном документе.
Идея кипучей деятельности неких нейтральных представителей, пусть даже медиков под боком у воюющей Красной армии, в принципе не могла понравиться Иосифу Сталину, известному своей параноидальной подозрительностью. Но это, повторимся, не чинило никаких юридических препятствий для деятельности МККК на оккупированных территориях СССР.
Понятно, что нацисты трактовали международное право только в свою пользу: например, после того, как Польша лишилась государственности, Красному Кресту также отказали в доступе к военнопленным полякам. Мощный рычаг давления на нацистов – судьба уже немецких раненых и пленных – у МККК был, но он им не воспользовался.
В наши дни сталинская подозрительность получила задним числом исчерпывающие документальные обоснования. Выдающуюся гуманитарную деятельность МККК в годы Второй мировой нет смысла подвергать сомнению. Но нет смысла сомневаться и в том, что тот же исторический период стал пятном позора на репутации Красного Креста.
Проблема отнюдь не в немецком филиале КК, с которым все понятно и просто – при Гитлере не забалуешь: в конце войны германская организация в большей степени была филиалом СС, а не КК, и ее непосредственный руководитель Эрнст Гравиц покончил жизнь самоубийством.
Проблема именно в центральном комитете Красного Креста – и это не одна проблема, это список из нескольких серьезных проблем, причем каждая звучит как приговор.
Во-первых, МККК был буквально нашпигован агентами германской разведки. Непосредственно на Абвер работали и представители комитета в ряде стран, например в Турции и Алжире.
Во-вторых, сотрудники МККК способствовали бегству нацистских преступников по подложным документам, оформленным от имени Красного Креста. И речь идет не о «мелких сошках», а о людях, фамилии которых используются как синонимы бесчеловечной жестокости – главный организатор «окончательного решения еврейского вопроса» Эйхман, «ангел смерти» из Освенцима Менгеле, «лионский мясник» Барбье.
В-третьих, Красный Крест участвовал в пропагандистском прикрытии массового уничтожения людей. До сих пор отчеты его комиссий, любезно пропущенных нацистами на территорию концлагерей, используются ревизионистами для отрицания Холокоста.
Из Терезиенштадте в Женеву пришла фотография улыбающихся детей. Дахау произвел на МККК «благоприятное впечатление». А при описании Освенцима акцент был сделан на ухоженных руках лагерной охраны.
И наконец, в-четвертых: руководство МККК располагало информацией о лагерях смерти еще в момент запуска этой административной машины для убийств, то есть в 1942 году. Донесения о массовой высылке евреев с целью их дальнейшего уничтожения обнаружены в архивах организации и с более поздними датами. Но даже в самом конце войны, когда несколько эмиссаров МККК в буквальном смысле спасли десятки тысяч узников от «тотальной зачистки» со стороны эвакуировавшихся немцев, головной офис Красного Креста не делал никаких официальных заявлений на этот счет, зато охотно критиковал союзников за «варварскую воздушную войну».
Многие в Красном Кресте хотели, чтобы было иначе, и даже пытались бросить клич на международном уровне, чтобы подсветить «истинное лицо нацизма» еще до того, как фотографии из освобожденного советской армией Освенцима облетели мировую печать. Более того, из архивов, перелопаченных швейцарским историком Жан-Клодом Фавэ, следует, что таких «диссидентов» в МККК было большинство, но при принятии решений оно неизменно оборачивалось меньшинством.
Имя главного антигероя этой истории – Карл Якоб Буркхардт. В 1945–1948 годах он был президентом, а в годы войны – вице-президентом комитета. Именно ему успешно удавалось препятствовать критическим заявлениям МККК о нацистской индустрии смерти и прятать донесения с мест под сукно.
Известно, что Буркхард неоднократно посещал нацистскую Германию (в том числе и по личному приглашению Гитлера). Известно, что он был принципиальным антикоммунистом. Известны и оправдания его позиции – будучи не медиком, а историком и дипломатом, он отстаивал принцип политической нейтральности Красного Креста, боялся поссориться с Берлином и тем самым помешать деятельности МККК на всех территориях, подконтрольных Рейху.
Разумеется, организация, доставившая военнопленным 446 тысяч тонн посылок и передавшая от них более 100 миллионов писем, имеет право на самооправдания.
Но следует помнить: в основе того, что граждане СССР не имели доступа к помощи Красного Креста в годы войны и тем самым оказались обречены на смерть, лежит не отказ Москвы от Женевской конвенции, а соглашательская позиция организации, впоследствии покрывавшей преступления нацистов.