За историей русско-финской семьи Рантала в течение последних месяцев следила вся Россия. Началась она с того, что 4 февраля финские социальные работники забрали семилетнего Роберта из школы и препроводили в приют, а в суд направили заявление с требованием лишить его родителей – россиянку Ингу и финна Вели-Пекка – родительских прав из-за того, что они якобы применили к ребенку рукоприкладство.
Я ему говорю на это: но зато здесь свобода, Роберт. Он соглашается, кивает
В приюте ребенку не нравилось. И 15 марта он сбежал домой. Двое суток семья выдерживала «осаду», опасаясь изъятия ребенка полицией. После этого с органами опеки был подписан так называемый план счастливой жизни мальчика. Но на этом проблемы не закончились. Финская прокуратура вновь обвинила Ингу в избиении сына. Суд по этому делу должен был состояться 7 сентября. Но заседание перенесли на два месяца.
Инга с сыном сейчас находятся в России. 1 сентября Роберт пошел в первый класс в одну из петербургских школ. О том, что они собираются делать дальше, Инга Рантала рассказала в интервью газете ВЗГЛЯД.
ВЗГЛЯД: Инга, по какой причине был перенесен суд?
Инга Рантала: Его перенесли потому, что нас там нет. Наверное, они ждут справку от врача или какую-то уважительную причину от нас. Да, мы действительно простыли – и я, и моя мама, и Роберт. И действительно я болею в данный момент. Но, в общем-то, планов и желания ехать на это судилище у меня нет. Да и возможности такой тоже нет. 1 сентября Роберт пошел в Петербурге в школу, и в это время я, конечно, должна быть с ним. Мы оставались в Финляндии до последнего, надеялись, что будет заключен договор между двумя нашими странами о правовой защите детей. Но Финляндия его отвергла. И находиться там стало опасно.
Я не боюсь этого суда. Но зачем искушать судьбу дважды? Если бы меня осудили – статья предусматривает наказание от штрафа до двух лет тюрьмы – первое, что они бы сделали, – это забрали бы ребенка у папы. Мы решили просто не рисковать. Россия уже сделала для нас все возможное и невозможное. И после этого в тюрьме я бы просто с горя умерла, наверное, от того, что не смогу больше бороться, а мой ребенок неизвестно где.
ВЗГЛЯД: Будете ждать решения суда здесь?
И.Р.: Наверное, да. Были случаи, когда, понимая свою беспомощность, они откладывали суды. Например, дело семьи Марии Линдт из Хельсинки. Там социальные службы подумали, что могут не выиграть дело, и за неделю до заседания суд был отменен. То есть они с легкостью и возбуждают уголовные дела, и могут закрыть их. Возможно, сейчас судья, прокурор, полиция, социальные службы хотят как бы выпустить пар. Но каким образом и в каких размерах это будет сделано, я не знаю.
Вот есть такой момент, например, как сумма штрафа. Если бы они просто хотели меня оштрафовать, могли бы просто указать ее и, может быть, вся эта история закончилась бы. И на этот случай у меня есть представитель, который имеет право вместо меня находиться в суде. Но они отказали мне в этом. Они хотят видеть меня только лично.
Потом, в качестве свидетелей я собиралась вызвать работников русских СМИ. Тех из них, кто были рядом с нами в те напряженные дни, когда Роберт сбежал домой из приюта. Кого я могла вызвать в качестве свидетелей: соседей, друзей? Друзья, сами понимаете, могут сказать, что делают с ребенком, только когда приходят в гости, а когда они уходят, бьют его – не бьют, неизвестно. А журналисты все эти несколько дней общались и с нами, и с Робертом, как вместе, так и по отдельности, они были нашими независимыми психологами на тот момент. Но мне отказали в этом.
За последние два–три года 140 тысяч детей в Финляндии были изъяты из семей
Поэтому теперь в суде на меня спокойно могут вылить ведро грязи и сказать, что Инга Рантала – плохая и будет сидеть в тюрьме. Больше ничего не нужно. Международного договора о защите нет, дело закрывается, и никто уже не сможет помочь. Здание суда находится прямо напротив тюрьмы.
ВЗГЛЯД: Много людей в Финляндии в похожей ситуации?
И.Р.: Много. Финская газета, название которой переводится как «Северная страна», опубликовала статистические данные. Это просто ужасающие цифры: за последние два–три года 140 тысяч детей в Финляндии были изъяты из семей (всех, не только русских – прим. ред.) При пятимиллионном населении страны это абсолютно ненормальные цифры, вопиющая ситуация. Там сказано также, что даже если одного из членов семьи приговаривают к тюремному заключению или был суд, они уже могут изъять ребенка из семьи. Проблема есть. Она очень серьезна. И, что важно, сами финны написали об этом. Так что все, что я говорю, – это не «пиар», не выдумки, сами финны дают такую статистику.
ВЗГЛЯД: Как вы видите разрешение этой ситуации в будущем? Перевезете всю семью в Россию? Или вы все еще надеетесь на заключение договора России с Финляндией о защите детей в смешанных семьях, чтобы вернуться в Финляндию?
И.Р.: Честно говоря, мне сложно сейчас ответить на этот вопрос. Сейчас, находясь в России, я хотя бы спокойна за Роберта. Мы чувствуем себя в безопасности, знаем, что никто нас отсюда не выдаст. Но, с другой стороны, я понимаю, что в Финляндии осталось еще очень много людей, таких же русских мам, которые нуждаются в помощи, они смотрят, как будут развиваться события вокруг нашей семьи. Нам повезло. А вот остальные там остались. Как вы знаете, у Риммы Салонен ребенок тоже пошел в первый класс, но финской школы, с финским отцом. У других русских матерей тоже нерешенные проблемы, негативные ответы из судов, и неизвестно, когда они увидят своих детей. Я очень хочу, чтобы такой договор все-таки был заключен.
ВЗГЛЯД: Ваш муж и ваша старшая дочка остались в Финляндии...
И.Р.: Да, у меня там дом, у меня там дочь, ей 20 лет завтра исполнится. Папа наш там остался, у него договор рабочий с финским работодателем как минимум до конца года. Папе, конечно, очень горько там. Он один сейчас в пятикомнатном пустом доме. Ходит по комнатам, а нас там нет. Дочери нужно второе образование закончить, года два точно она проведет там. Ну а дальше? Вы знаете, я бы этот вопрос хотела задать финнам, интересно, как они, заводя и фабрикуя это уголовное дело, видят наше будущее? Чего они хотят добиться? Единственное, что пока им удалось, так это разделить, порвать нас. Ребенок в итоге растет без отца.
Что будет дальше? Может быть, они поставят меня на какой-то счетчик. Потому что за неявку в суд на одно заседание обещали штраф в 600 евро, а дальше эта сумма должна расти. Что они хотят? В долговую яму нас посадить? Может быть, они вобьют меня в компьютер и объявят персоной нон-грата. И тогда смогут задержать меня или Роберта в одной из стран Европы, если мы туда поедем? Я не знаю, что будет дальше.
Что касается моего нахождения в России, то мне они вообще ничего не могут сказать. Я гражданка России, у меня даже нет второго гражданства Финляндии. А у Роберта двойное – российское и финское. Наш папа подписал все бумаги о том, что мы с сыном можем ехать куда угодно, когда угодно и на сколько угодно. Он сказал, что «если я, гражданин Финляндии, не смогу вас защитить – а я не могу вас защитить, поезжайте в Россию».
ВЗГЛЯД: 1 сентября Роберт пошел в первый класс петербургской школы. Как все прошло? Нет у него проблем с русским языком?
И.Р.: Проблем нет. Мы выбрали хорошую школу. Кстати, в первом классе их не будут оценивать, просто выдадут аттестат о том, что они прошли эту программу. Это сделано для того, чтобы детям не было очень сложно. Занятия проходят в игровой форме. В прошлом году Роберт уже ходил в первый класс. Но это было в Финляндии. И тот год у него был очень сложным, полтора месяца он провел в приюте. И финны провели с ним «особую пропаганду» русского языка, после чего он вообще перестал им заниматься. Но лето Роберт провел в России, и сейчас он говорит по-русски уже довольно хорошо.
ВЗГЛЯД: Что он говорит о России? Нравится ему здесь?
И.Р.: Приведу один пример. Летом он отдыхал с бабушкой в Приозерском районе, в поселке Сосново. Вы знаете, это место очень пострадало от урагана. У нашего дома там снесло полкрыши, они с бабушкой чудом остались живы. Я в этот момент была в Москве, к сожалению. Но сам Роберт после этого сказал мне, что ураган все-таки был не таким страшным, как финские социальные работники...
Сейчас у него почти нет моментов, чтобы ему что-то здесь не нравилось. Правда, сегодня он пришел из школы и сказал, что у них там все хорошо, все вкусно, но добавки не дают. В Финляндии немного другая система питания, шведский стол, дети сами себя обслуживают и едят, сколько хотят. Я ему говорю на это: но зато здесь свобода, Роберт. Он соглашается, кивает.