В отечественной историографии принято считать, что покушение на жизнь 22-летнего наследника российской императорской короны в городе Оцу дало долгосрочные негативные последствия для судьбы этой самой короны. К этому плотно примыкают несколько мифов советской пропаганды, по которым Николай II влез в войну с Японией 1904-1905 годов как в плохо подготовленную авантюру, руководствуясь личной обидой на японцев.
Как бы там ни было, нужно понимать, что к Японии, как к государству, по поводу так называемого инцидента в Оцу претензий нет и быть не может. На самой первой стадии длинной цепочки событий (то есть при покушении на цесаревича) вина японских властей была косвенной, а последовавшее за этим покаяние – искренним. Беда лишь в том, что задействовав свой легендарный этикет, они на русский вкус «переборщили». Или, лучше сказать, «пересластили».
Для начала обрисуем контекст. Император Александр III посылает наследника в полугодовое восточное путешествие – набираться внешнеполитического опыта. Его последняя остановка перед Владивостоком (возвращением на родину с другого ее края) – японские острова. Страна восходящего солнца – стремительно набирающая военную и экономическую мощь держава, чьи интересы вскорости рискуют столкнуться с российскими, так как Петербург планировал закреплять свое влияние на восточном направлении. Но это потом, а пока хорошо бы дружить.
Дружбы ищут и сами японцы, воспринимающие западного соседа как великую империю, с которой опасно ссориться. По крайней мере, ссориться сейчас, пока не проявил себя в полной мере эффект от «революции Мэйдзи» – тридцатилетнего периода великих реформ, превративших отсталую, в плохом смысле «средневековую» страну в военно-промышленного гиганта. В ходе этих реформ власть перешла от феодалов-сёгунов обратно к императору и столичной элите, сплотившейся вокруг него. Полностью закрытое государство, где исповедовались принципы японской исключительности и вредоносности всего иноземного, стало активно перенимать западный опыт и технологии.
Когда европейский научный гений и японский перфекционизм нашли друг друга, результаты оказались поразительными. Но довольными остались не все. Восстание сёгунов было успешно подавлено, но у части общества назревала концепция националистического реванша. Все проблемы списывались этими людьми на «тлетворное влияние Запада»: мол, не по-японски живем, потому и неурожай.
В Петербурге об этих опасных брожениях знали, потому к обеспечению безопасности цесаревича отнеслись очень серьезно, но в Токио заверили, что беспокоиться не о чем – ни один волос не упадет. Для принимающей стороны этот визит был очень важен – еще никогда Японию не посещал представитель зарубежной монаршей семьи столь крупного калибра, как наследник престола, тем более российского. Петербург в Токио уважали за военную мощь, а русских моряков в портовых городах выделяли за щедрость и уважительное отношение (расизм тогда был преимущественно западной модой).
Русофобии, как явления, в Стране восходящего солнца не существовало. Те, кто все же ненавидел русских, не выделял их из общей массы гайдзинов – белых иностранцев.
Почести, оказанные цесаревичу Николаю в Японии, были сопоставимы с теми, которые оказывали самому императору. Японцам не только приказали снимать головные уборы при приближении русского гостя, но и запретили смотреть на него со вторых этажей домов – никто не должен был быть выше Николая, будто бы он особа японских императорских кровей, то есть, как считалось тогда, потомок богини солнца.
В качестве резиденции для цесаревича выделили дом одного из принцев, вложив в его переоборудование огромные деньги. Другой принц – Арисугава Такэхито – сопровождал Николая на протяжении всей поездки. В Киото, древней столице государства, к их приезду воздвигли триумфальную арку с надписью на русском «Добро пожаловать!», украсив весь город по императорскому разряду. На линии следования кортежа с дорогими гостями полицейских расставили по одному человеку на каждые двадцать метров.
Один из таких полицейских и осуществил покушение.
В мотивах Сандзо ничего интересного нет. Это был поступок психопата-радикала – того самого непримиримого японского националиста, полагавшего, что иностранцев можно только презирать. Почести, оказанные Николаю в Киото – средоточии японских традиций и реликвий – якобы сподвигли его на теракт. Якобы, поскольку российские свидетели, наблюдавшие за судебным процессом над Сандзо, сходились в том, что подсудимый прежде всего душевнобольной – а значит, не так уж и важно, какие у него были мотивы.
Значительно интереснее его дальнейшая судьба: руководство Японии настаивало на смертной казни, но за неудавшееся покушение полагалась лишь вечная каторга. Зато имелась норма, по которой смертью каралось нанесение вреда тэнно (то есть императору) и его семье. Эту-то норму и призывали толковать расширенно – или так, что Сандзо покусился на семью тэнно, просто не японского тэнно, или так, что Сандзо нанес своим поступкам моральный и политический вред именно японскому императору.
Однако Верховный суд решил следовать букве закона: Сандзо присудили пожизненную каторгу, где тот очень скоро и умер. В учебниках современной Японии его случай рассматривается как пример того, как судебной ветви власти удалось сохранить свою независимость, несмотря на беспрецедентное давление.
В Петербурге, впрочем, приговором вполне удовлетворились. В своих письмах посол России в Японии Дмитрий Шевич приводил серьезные соображения в пользу именно такого вердикта. Казнь Сандзо могла спровоцировать в японском обществе всплеск милитаризма и ксенофобии, на сей раз прицельно антирусской: мол, как же можно – убить японского гражданина в обход закона в угоду иностранной державе.
А то, что извинения (с точки зрения радикальных патриотов – унижения) японских властей в связи с инцидентом в Оцу носили беспрецедентный характер, было очевидно для всех.
В СМИ немедленно ввели строжайшую цензуру по всем вопросам внешней политики. В отставку вылетели сразу три министра: юстиции, внутренних и иностранных дел (последний – Аоки Сюдзо – может считаться нашим недоброжелателем, поскольку выступал за сближение Токио с Лондоном в пику Петербургу). Дело дошло до самоубийства молодых девушек, как бы «смывающих» своей кровью позор со всей нации. Но главное, наверное, то, что в связи с инцидентом император Японии впервые ступил на борт иностранного корабля – крейсера «Память Азова», на котором русский цесаревич прибыл в Страну восходящего солнца.
Еще до того император Мэйдзи в компании лучших врачей страны срочно выехал на поезде в Киото, где Николай восстанавливался от ран. Цесаревич заверил, что претензий к Японии не имеет, но удовлетворить просьбу императора и продолжить свой визит не смог: в Петербурге наследнику предписали срочно возвращаться на родину.
Остаток визита прошел на борту «Памяти Азова», который, пока крейсер не снялся с якоря, посетили с визитом самые высокопоставленные гости, включая, как было сказано выше, императора. Там же чествовали двух рикш, скрутивших террориста – Николай вручил им ордена Святой Анны, а Петербург обеспечил солидную пенсию. Параллельно российский борт буквально заваливали подарками, среди которых была сделанная в японской традиции кукла Моороки Омацу – гейши, с которой цесаревич общался в ходе своего турне. Сейчас эта кукла хранится в Кунсткамере.
Другими словами, японцы готовы были разбиться в лепешку, лишь бы компенсировать досадный инцидент. Пока не выяснилось, что раны цесаревича не слишком опасны (что, впрочем, относительное понятие – дело происходило в допенициллиновую эпоху), в Токио серьезно опасались войны с Россией, поэтому и пошли на столь радикальные для местной дипломатической традиции шаги.
Те же японские министры, кто добивался казни для Сандзо, отговаривали императора от посещения русского корабля как чрезмерной и опасной меры, но тэнно счел его своим долгом.
Что до русского цесаревича, инцидент в Оцу стал одним из тех случаев, которые наглядно показали отличия Николая, как человека, от Николая – государственного деятеля. Будучи наследником престола, он выразил то благородство, которое предписывал его статус. Принял все извинения, расписался в уважении к японскому престолу и приязни к японскому народу, поднял тост за здоровье тэнно и писал в благодарственном письме, что его визит «ничто не омрачило».
Еще во время самой первой перевязки Николай, затягиваясь папиросой, заявил: «Это ничего, только бы японцы не подумали, что это происшествие может чем-либо изменить мои чувства к ним и признательность мою за их радушие».
Однако Николай, как человек, был все-таки оскорблен. По свидетельству Сергея Витте, категорического противника будущей русско-японской войны – инцидент обеспечил резко негативное отношение цесаревича к японцам, тем более, что головные боли, как последствие ранения, преследовали его до конца жизни.
Другим напоминанием об инциденте стала татуировка, сделанная Николаем в Стране восходящего солнца: черный дракон с золотыми рогами на правом предплечье.
Подданных тэнно, по словам все того же Витте, он называл «мартышками».
Из этого, как ни крути, достоверного свидетельства, а также из фразы министра-ястреба Вячеслава Плеве о «маленькой победоносной войне», и растет миф о том, что став императором, Николай втянул неподготовленную русскую армию в японскую авантюру, перепутав личную шерсть с государственной.
В реальности у императора не было выбора – втягиваться или не втягиваться, поскольку войну начали японцы, напав на русскую эскадру у Порт-Артура, а затем осадив сам Порт-Артур и перерезав его сообщение с большой землей. Более того, Россия к этой войне активно готовилась, развивая дальневосточный флот и логистику снабжения, а император прекрасно осознавал ее неминуемость – Япония перешла к активной экспансионистской политике и клинч с ней на востоке не предполагал другого решения, если не рассматривать полную капитуляцию.
Проблема для России, как государства, была в том, что император не ускорил эту подготовку тогда, когда это казалось необходимым. Одна из причин – презрительное отношение к японцам. Николай просто не верил, что они посмеют напасть первыми.
Он вынес это ошибочное мнение из того, как ему показалось, подобострастия, которое проявила японская сторона, принимая его в гостях и чистосердечно пытаясь компенсировать инцидент в Оцу.
«Пересластили», как и было сказано.
Последствиями этого стали болезненное поражение России в войне, первая русская революция и представление о японцах как о крайне хитрой, подлой и изворотливой нации, которое господствовало в нашей стране в первой половине прошлого века.