Город Тотьма находится в Калифорнии. По крайней мере, так кажется, когда смотришь на бесконечные карты, фото с секвойями и Тихим океаном, официальные бумаги от калифорнийских властей и прочие вест-коуст-сувениры, которых в Тотьме так много.

И даже кафе с обязательной пляшущей свадьбой и музыкой в жанре «тыц-тыц-тыц» в Тотьме называется «Калифорния».

Конечно, так получилось из-за того, что Иван Кусков из Тотьмы десять лет был, как сейчас модно говорить, народным губернатором Калифорнии, построил там Форт-Росс, и теперь русская Калифорния – это Тотьма.

В музее Кускова, маленьком одноэтажном домике в Чкаловском переулке, сплошные колониальные договоры с местными (в смысле калифорнийскими, а не из Чкаловского переулка) индейцами, полуголые вожди племен, трубки мира – в общем, смесь Фенимора Купера с Кастанедой.

Но за окнами музея Кускова – маленького, повторюсь, одноэтажного домика – нет никакого Тихого океана, и нет индейцев.

Зато там кричат вороны, ходят старушки с сумками на колесиках, и объявления на заборе предлагают «кредит-быстро-любую сумму».

Нет, все-таки Тотьма – это не Калифорния.

Правда, в Тотьме вместо радостей Калифорнии плывут барочные церкви-корабли, течет Сухона и скрипит сосновый лес, да такой, что только когда в него заходишь, начинаешь понимать, что дыхание – это не какая-то скучная, обыденная функция организма, нет, дышать – это все равно что набитую известно чем трубку мира курить.

Но интересны ли были все эти местные удовольствия вернувшемуся домой Кускову? Ведь самое важное в его жизни – не то, что он сделал так, что Калифорния – наша.

Самое важное – что на новом месте, как это чаще всего и бывает с русскими, он не стал отцом-основателем никакой Америки, а прокомандовал своим Фортом-Росс десять лет, после чего мирно вышел в отставку, приехал домой и через несколько месяцев умер.

Меня почему-то очень волнует эта картина: уездный город Тотьма, а к нему подъезжает – не обойтись без Гоголя – бричка, в которой сидит Иван Кусков, приехавший из Калифорнии.

Он видел Тихий океан, он открывал свою Америку и дружил с индейцами – и вот он дома.

Кусков с тоской смотрит на летающих ворон, на пьяного мужика в чем-нибудь рваном, на сердитого попа в шляпе, выходящего из церкви-корабля и торопливо крестящего старушку с сумкой на колесиках, на объявление «кредит-быстро-любую сумму» и еще на объявление «куплю волосы, дорого».

«Нет, это не Калифорния», – тихо говорит самому себе Кусков, заворачивая в Чкаловский переулок (Чкалов еще не родился, но почему это должно мешать переулку носить его имя?), после чего заходит к себе, в маленький одноэтажный свой домик, и закрывает за собой дверь, чтобы остаться за ней и умереть.

Но только это неправда. Все было не так.

Вообразить легко, но легко и ошибиться.

Потому что первое, что я оттуда увидел, была православная церковь, та, что на вилле Абамелек.

И когда я ее увидел, я тут же подумал: «Рим – это, конечно, хорошо, мне все понравилось, большое спасибо, но пора мне домой. И желательно поскорее».

Иными словами, если человек вообще в состоянии что-то уверенно сказать о времени, которого он не застал, и о людях, которых он не встречал, то я могу с уверенностью сказать следующее.

Иван Кусков, пробыв много лет в Калифорнии, на берегу Тихого океана, среди индейцев, трубок мира и секвойных рощ, вернулся в Тотьму.

И когда он туда вернулся, когда он был близко уже к своему Чкаловскому переулку, он увидел старух с сумками на колесиках и сердитых попов, и ворон, и Сухону, и скрипучие сосны, и пьяных мужиков, и церкви-корабли, и объявление «куплю волосы».

А увидев, подумал: «Вот я и дома. Господи, какое счастье».

Правда, все равно умер потом.

Источник: Блог Дмитрия Ольшанского