Большинство читателей из тех, кому что-то говорит фамилия Межиров, были уверены, что он давно уже умер. Много лет о Межирове не было ни слуху, ни духу.
Создать такой масштабный, вселенский образ русского солдата в поэзии не удавалось никому, может быть, со времен Лермонтова
Редкие журнальные публикации не в счет. Доходили смутные сведения, что он живет в Америке, сильно болеет. То ли в хосписе, то ли в доме для престарелых. Но автора стихотворения «Коммунисты, вперед!» настолько трудно представить себе в американском хосписе, что все эти слухи воспринимались на уровне ненаучной фантастики.
И вот он умер. Я, честно говоря, ожидал больше почтения к его памяти. Все-таки это большой поэт, уровня Давида Самойлова и Бориса Слуцкого. Фронтовик, в конце концов. Но реакция на смерть Межирова была очень странной.
Все почему-то сразу бросились обсуждать его моральный облик. Вспомнили историю с актером Гребенщиковым, которого сбил Межиров. Эмиграцию (сегодня, как и 30 лет назад, многие считают эмиграцию предательством родины; хорошо помню, сколько грязи вылилось после смерти на Политковскую, когда выяснили, что у нее кроме российского был еще и американский паспорт).
И, конечно, стихотворение «Коммунисты». Как мог Межиров прославлять господствующую идеологию! Продался режиму, записался в официоз. И так далее.
Я одинаково плохо отношусь и к коммунизму, и к управляемой демократии, но речь ведь о поэзии, а не о газетной статье. Меня до сих пор продирает мороз по коже от этих строк:
Есть в военном приказе
Такие слова,
На которые только в тяжелом бою
(Да и то не всегда)
Получает права
Командир, подымающий роту свою.
И без кожуха
Из сталинградских квартир
Бил «максим»,
И Родимцев ощупывал лед.
И тогда
еле слышно
сказал
командир:
«Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!..»
Стоит оценивать стихи по силе воздействия, а не по соответствию очередным идеологическим изменениям. К тому же это не о коммунизме, а совсем о другом. О том, что у некоторых людей есть что-то дороже жизни. Не все ведь меряется зарплатой, трафиком, рейтингом, хостингом. Существуют еще идеалы. И некоторые ставят их выше страха за свою шкуру.
Неважно, был ли сам Межиров одним из них, важно, что он сумел о них написать.
Нам всего этого не понять. Мы люди другого поколения, идеалы наши – смешно о них говорить.
Я уверен, что после прочтения этой статьи многие станут обсуждать, кричали или нет на передовой «Коммунисты, вперед!» и каков был процент антисоветчиков в действующей армии.
На самом деле это тоже уже неважно. Такова сила поэтического таланта Межирова, что, пока звучат его строки, я верю: именно так и было. И вот этому тоже верю, потому что нельзя не верить:
Мы под Колпином скопом стоим,
Артиллерия бьет по своим.
Это наша разведка, наверно,
Ориентир указала неверно.
Недолет. Перелет. Недолет.
По своим артиллерия бьет.
Мы недаром присягу давали.
За собою мосты подрывали,
Из окопов никто не уйдет.
Недолет. Перелет. Недолет.
Мы под Колпиным скопом лежим
И дрожим, прокопченные дымом.
Надо все-таки бить по чужим,
А она – по своим, по родимым.
Нас комбаты утешить хотят,
Нас, десантников, армия любит...
По своим артиллерия лупит,
Лес не рубят, а щепки летят.
Сказано сдержанно, без ложного пафоса, да и вообще без пафоса, но так сильно, что понимаешь – вот она Родина, любимая и ужасная, лупит по своим и иначе никак не может. Хотя я уверен, что можно придраться и к этим строчкам. Например, подвести их под закон о фальсификации истории. Дескать, не было так, не била артиллерия по своим.
Ну не было и не было. Ваше дело. Ваше право верить газетным статьям и официозным историкам. Мое – стихам Межирова.
И еще одна цитата, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в уровне межировских стихов:
Пули, которые посланы мной, не возвращаются из полета,
Очереди пулемета режут под корень траву.
Я сплю, положив голову на синявинские болота,
А ноги мои упираются в Ладогу и в Неву.
Я подымаю веки, лежу усталый и заспанный,
Слежу за костром неярким, ловлю исчезающий зной.
И, когда я поворачиваюсь с правого бока на спину,
Синявинские болота хлюпают подо мной.
А когда я встаю и делаю шаг в атаку,
Ветер боя летит и свистит у меня в ушах,
И пятится фронт, и катится гром к рейхстагу,
Когда я делаю свой второй шаг.
Это из стихотворения «Воспоминания о пехоте». Создать такой масштабный, вселенский образ русского солдата в поэзии не удавалось никому, может быть, со времен Лермонтова. Межирову удалось. А с чем ассоциируется сейчас его имя и как он себя вел – дело десятое. Стихи невозможно написать обратно, они уже существуют.
Межиров был, мягко говоря, не ангел. А кто из нас ангел? Но почему тогда мы взяли на себя смелость его судить и взвешивать на весах его грехи, чтобы узнать, тяжелые они или нет? Ведь никто из говорящих о мертвом поэте не написал ничего, даже близкого по уровню к тому, что писал Межиров.
Я знаю почему. Есть причина. Ветераны в День Победы выглядят сейчас, как инопланетяне, и вызывают скорее любопытство, чем жалость. Военное поколение ушло почти полностью. Мы не понимаем его и не считаем его своими современниками. За Парщикова есть кому заступиться, за Лосева есть, за Некрасова есть. Они воспринимаются как свои. А за Межирова уже некому. Значит, можно.
Но мы ведь тоже когда-нибудь, если доживем, останемся одни на земле. Поколения сменяются очень быстро, еще лет 20 или 30, и за нас тоже будет некому заступиться. Так, может, уже сейчас быть добрее к живым и мертвым?