«Азбука» переиздает сейчас и старые романы Ефимова – меткий слог, колкая ирония, лихая остросюжетность, тонкий лиризм ефимовских текстов делает их настоящим событием современной русской литературы. Об этих событиях с писателем разговаривает корреспондент газеты ВЗГЛЯД Анна Кузьминская.
Каждый второй брак кончается разводом, поколение за поколением вырастает в разрушенных семьях. Это какой-то океан горя – взрослого и детского – порой невидимого, не отлитого в слова протеста
– Игорь Маркович, вы не в первый раз обращаетесь к теме полигамной любви. Она обильно присутствует в романе «Суд да дело», ее отголосками пронизана и «Седьмая жена». Почему?
– В традициях русской литературы – откликаться на горе, которое писатель видит вокруг себя. В советское время горя было полно, причем настоящего – война, террор, голод, нищета, но писать об этом было нельзя. Лучшие книги – из напечатанных – были написаны о драме личных отношений людей – Юрий Трифонов, Юрий Казаков, Андрей Битов, Василий Аксенов. Их клеймили ярлыком «мелкотемье», не замечая, что – по таким критериям – и вся русская классика от «Евгения Онегина» до «Трех сестер» попадет в ту же категорию.
Эмигрировав в Америку, я оказался в стране, которая сумела защитить себя от террора, голода и нищеты. И здесь, мне кажется, драма личных, семейных отношений выступила на первое место. Главное горе здесь – одиночество.
Каждый второй брак кончается разводом, поколение за поколением вырастает в разрушенных семьях. Это какой-то океан горя – взрослого и детского – порой невидимого, не отлитого в слова протеста.
Причем оно плодит само себя, потому что в человеке, росшем без любви и заботы родителей, умеющих создать тепло семейного очага, созревает ожесточение, чреватое – снова и снова – одиночеством.
Обо всем этом невозможно не думать, нельзя не писать. Вот и моих героев так часто выносит к этой больной теме: как людям – мужчинам и женщинам – жить друг с другом, чтобы стать источником радости и любви, а не подозрений и ненависти?
– Вы в самом деле верите, что можно выстроить полигамные отношения, которые не будут обидны никому из участников многоугольника? Или это скорее мечта?
– Если и мечта – то не моя. Как писал Пушкин:
Как будто нам уж невозможно
Писать поэмы о другом,
А только о себе самом.
Не отнимайте у меня это освященное веками право пишущего – прятаться за своих героев. Это они там страдают, мучаются, ищут – а я только вглядываюсь в их метания с бесконечным сочувствием и интересом. И если они находят какой-то новый – пусть даже не одобренный господствующей моралью – способ рытья туннеля из камеры своего одиночества, это не может не увлечь меня, это непременно будет вплетено в ткань повествования.
Новый роман Игоря Ефимова «Неверная» |
– А представьте себе, если бы какой-то посланец из будущего прорвался к Петру Ильичу Чайковскому и сказал ему, что сто лет спустя главная мука, главный позор его, Чайковского, жизни перестанет считаться позором, какое это было бы для него облегчение! Может быть, и с собой не покончил бы, и новыми операми одарил бы нас. Например, взяв в либретисты молодого тогда английского драматурга Оскара Уайльда.
– Вы пишете, что традиционное представление о единственной и верной любви, воспеваемое классиками последние пару веков, ложное.
– Не ложное, нет, но неоправданно расширенное. В романе приводятся отрывки из переписки Андрея Белого с Блоком, в котором оба поэта признают – и словами выражают – различие между влюблен и люблю. Вот эта-то важнейшая разница между двумя эмоциональными состояниями ускользала и ускользает от многих пишущих и читающих до сих пор.
– А в чем же она, на ваш взгляд?
– Любить кого-то одного можно всю жизнь. Влюбленность же по самой сути своей не может длиться вечно, как не может вечно гореть костер. Опасность этого неразличения состоит в том, что любви предъявляют невыполнимое требование: пылать, манить и волновать, как это по силам только влюбленности.
Когда молодые люди, влюбленные друг в друга, вступают в брак и обнаруживают, что влюбленность сходит на нет – а их никто не предупреждал, что это неизбежно! – они впадают в растерянность, в разочарование, ищут причины разочарования в супруге – и, конечно, находят их. А после этого начинают подсознательно и жадно искать новую любовь-влюбленность.
– Что же делать? Как спастись?
– Как защитить семью – столь необходимую для жизни общественного организма – от пожара новой влюбленности? Человечество бьется над этим тысячелетия и выработало два принципиально разных решения. Были общества, в которых женщину – живой соблазн – просто запирали под замок.
Древние греки прятали ее в гинекей (женская половина дома), русские – в терем, мусульмане – в гарем. В обществах с более свободным укладом, где мужчинам и женщинам разрешено встречаться друг с другом и чаровать, необходимым учреждением сделался развод.
Насколько остро этот вопрос стоял уже в древности, видно из того, как часто развод упоминается в Евангелии. Когда Иисус выдвигает свое требование «не разводиться», ученики его говорят: «Если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться» (Мф. 19:10). На что он отвечает им: «Не все вмещают слово сие, но кому дано».
– Какой способ близок, приятен лично вам?
– В истории культуры мы можем найти поэтичный и до сих пор чарующий способ продления состояния влюбленности, выработанный и воспетый французскими трубадурами еще в 13-м веке.
Обычно они влюблялись в дам, стоящих выше них на общественной лестнице или замужних. То есть абсолютно недоступных для брачных уз; и обожали их – снизу и издали – всю жизнь, воспевая в стихах и романсах.
Такова же была природа влюбленности Данте в Беатриче, таково же очарование пожизненной влюбленности Сирано де Бержерака. И Блок, если помните, тоже пытался сначала вознести Любовь Дмитриевну на пьедестал и обожать ее там, ибо предчувствовал, что в браке его влюбленность увянет.
А вот Бунин проявил необычайную сердечную мудрость: не позволил своей влюбленности в Галину Кузнецову задушить его любовь к жене, Вере Николаевне, продолжал любить и заботиться о ней до конца дней своих.
«Любить кого-то одного можно всю жизнь» |
– Способность любить – такой же дар, как и другие таланты, даруемые Всевышним: петь, рисовать, танцевать, возводить красивые здания. Как и другие дары, способность любить может быть – в метафизических единицах – равна одному, двум, пяти талантам, как и другие дары, ее можно пустить в обогащение – в рост, а можно зарыть в землю и оставить там нереализованной.
– Мне часто кажется, все так плотно заняты собой, самореализацией и поисками своего пути, что окружающих просто не замечают. Вам не кажется, что наша эпоха эгоцентричнее предыдущих?
– Вы правы – эгоцентризм нашей эпохи представляется несоразмерно воспаленным по сравнению с другими временами. Во всяком случае, в Америке культ успеха, похоже, подавил все духовные ценности. Успех оправдывает все. На выпускном вечере в школе выпускникам ораторы желают не счастья, не стать достойными и добрыми людьми, но прежде всего успеха.
– И что же происходит на этом фоне с любовью?
– Возвращаясь к теме романа «Неверная» – одной из составляющих успеха является успешный и устойчивый брак. И как же люди пытаются достичь его? На этот вопрос самый правильный – хотя и трагикомический – ответ дает американская реклама: кажется, сорок процентов ее посвящено двум главным темам – как женщинам похудеть и как мужчинам зарастить лысину волосами. Истратив впустую тысячи долларов на лечение, люди, забывшие о зарытом ими даре любви, лишь погружаются еще глубже в океан тоски, в депрессию.
– Ваши герои выбирают другой путь. Но насколько он достоин?
– Мне хочется думать, что мои герои, мечущиеся в поисках возможности реализовать свой дар любви, вовсе не сластолюбцы в погоне за остренькими удовольствиями, а этакие новые аргонавты, готовые плыть в неведомые страны и, если понадобится, сразиться там с главным своим – и всех наших современников – врагом: драконом одиночества. Но, конечно, они могут и потерпеть поражение, даже погибнуть – ведь опасность тут нешуточная.