Французские сенаторы недавно преподнесли России подарок. Одновременно он стал неприятным сюрпризом для руководства ЕС и лично канцлера ФРГ Ангелы Меркель. Сенаторы Французской Республики рекомендовали правительству смягчить санкции в отношении России.
Маскировка необходима даже Меркель
Незадолго до этого парламенты итальянских регионов Ломбардия и Венеция потребовали от своего центрального правительства осудить политику санкций, нанесшую экономике страны немалый урон.
Все это не более чем рекомендации. Резолюциям депутатов никто в ЕС ходу не даст. Но они не безрезультатны. Они демонстрируют реальное настроение части бизнеса и общества к политике давления на Москву.
Потому, словно бы предчувствуя эти резолюции, Меркель накануне намекнула, что готова снять санкции с «азиатского изгоя», что не видит в них самоцели или основы всей европейской политики. Но тут же фрау Меркель, как ее неласково зовут в Германии, добавляла, что санкции не закончатся сами собой, и Россия должна пойти навстречу ЕС.
И все же факт остается фактом: Меркель и еврочиновникам невыгодно резко реагировать на мятежные выступления парламентариев разных стран. Потому они уже давно периодически указывают на временный характер антироссийских санкций, говорят, будто бы они могут быть сняты в любой момент. Заявления об этом делаются с 2014 года.
Есть последовательные сторонники санкций как средства обезвреживания российской угрозы (Евразийский союз только как угроза и понимается) и тем, кто устал от мер, навязанных Брюсселем – как во внешней, так и во внутренней политике.
Эти силы хотели бы более рациональных отношений с восточным соседом. Они также желали бы увидеть улучшения в европейской экономике, которые так щедро были анонсированы в 2013–2014 годах. Посткризисный подъем так и не наступил, а закулисные шептания о том, что надо еще дожать Москву, вызывают недоверие даже у тех, кто еще верит в ЕС.
Давить на Россию – этот принцип еще не отринут в ЕС и вряд ли вообще будет отринут. Но его приходится все более маскировать, поскольку политика санкций, как и вся экспансия ЕС на Восток, явно не производит нужного экономического эффекта.
Экономику ЕС она не поднимает, хотя в 1990-е годы «переваривание» стран Восточного блока дало немалый эффект: экономики Западной Европы росли в немалой мере благодаря завоеванию рынков стран, еще недавно бывших союзниками СССР.
В этой ситуации маскировка необходима даже Меркель, а быть может, ей – более всего. В начале июня канцлер ФРГ заявила: «Я за то, чтобы Россия постепенно приблизилась к европейскому экономическому пространству, чтобы у нас в конечном счете была единая экономическая зона от Владивостока до Лиссабона».
Меркель говорит, что хочет только того, чтобы Москва выполнила Минские соглашения. Отечественные дипломаты справедливо задаются вопросом, как это возможно, если решение о статусе Донбасса должны принять киевские начальники.
Но стоит обратить внимание на другую деталь заявления, более важную. Меркель слово в слово повторяет заявления российских министров о том, что Евразийский и Европейский союзы должны жить в мире, торговать и создать общее хозяйственное пространство. Она как будто уже не считает евразийский интеграционный процесс угрозой для ЕС, а симбиоз – наоборот, видит возможным.
Это должно ласкать слух отечественных руководителей. Разве с самого начала они не говорили, что постсоветские страны сотрудничают не против ЕС? Разве они не предлагали сформировать общее торговое поле с ЕС и облегчить условия движения товаров и капиталов?
Разве они хоть одним словом указывали на враждебность своих планов ЕС? Разве они не недоумевали искренне и горячо тому, что Меркель и ее друзья – чиновники ЕС восприняли Таможенный союз как врага, а его создание – как объявление войны «цивилизованному европейскому миру»?
Не стоит обманываться дешевой лаской слов Меркель. Она считала и будет считать евразийскую интеграцию враждебной. У нее нет выбора думать иначе, поскольку экспансия управляемого немецким финансовым капиталом Евросоюза натолкнулась на интеграционные и защитные инициативы России.И сколь бы умеренными ни были планы Москвы и ее постсоветских партнеров, они все равно будут злить Меркель и ее хозяев. Это будет так потому, что ЕС жаждет единой экономической зоны от Лиссабона до Владивостока. Вот только партнеры здесь не нужны, так как восточные земли должны быть периферией ЕС, стабилизирующими его экономику рынками, а не товарищем в делах, не другом и союзником.
Меркель не случайно «забывает», что Россия – это не сторона конфликта в Донбассе. Противоречия в высказываниях канцлера ФРГ видны не всем. Они не очевидны для европейских обывателей, которые понимают лишь, что Россия что-то на Украине не доделала, и добрая пожилая фрау просит ее уже наконец это доделать, чтобы не заставлять ЕС сохранять санкции.
Москва упрямится – это обыватель узнает из прессы – и ничего доделывать на Украине не хочет. Бедная фрау Меркель, едва сдерживая слезы, говорит, что так же нельзя, что ЕС хочет снять санкции, но Россия этого просто не дает сделать.
Тем временем в немецкой экономике все не столь уж благополучно. ВВП страны вырос в 2015 году лишь на 1,7%, что, конечно, выше уровня многих стран еврозоны, включая Францию. Но этим рост и покупается: без перекачивания ресурсов из других экономик ЕС ФРГ вряд ли могла бы выйти и на такой уровень после провала показателей 2013 года.
Но есть еще один «источник роста» немецкого ВВП – это беженцы. Расходы казны на них в 2014–2015 годах вошли в ВВП, улучшив показатель. Это помогло не экономике, а созданию видимости ее неплохого состояния.
Во Франции создавать видимость так хорошо не удается. Да и расходы на переселенцев с мусульманского Востока никому, кажется, не приходит в голову называть средством спасения экономики.
Проблем у республики много. Одна из них особенно обидная – это немецкая гегемония в Европе. Об общем франко-германском лидерстве в ЕС никто уже не вспоминает. В этой ситуации логично, что французские политики все чаще критикуют санкции и экспансию ЕС на Восток.
В этой ситуации Меркель не может не сердиться на Россию вдвойне. Не только за сам факт существования этой страны, но и по причине игр ее в «немецком тылу» с французами, итальянцами и другими недовольными.