Написано о Звягинцеве уже столько, что повторяться я не буду.
В магазинах есть еда, на улицах чистят снег, а в доме у Т. есть свет. Его туда провел жалкий, грязный, пьяный, косой и кривой народишко-с
Лучше всех, на мой вкус, сказали Дмитрий Быков* (о том, что режиссер не в состоянии прописать ни одного характера, и это, конечно, полный провал) и Максим Александров (о том, что нужно поменьше выпендриваться), так что адресую читателя к двум этим текстам.
Это не означает, впрочем, что «Левиафан» должен быть запрещен, не имеет права на существование, обязан обойтись без премий и т.д.: мало ли, в самом деле, студенческих поделок выходят в прокат и тепло принимаются различными жюри.
Кино живет по своим законам, в том числе и корпоративным, и не всякому дано снять «Три тополя на Плющихе», так что ничего страшного. Никого не нужно побивать камнями, запрещать, изгонять и клеймить: художник самовыразился, ну и молодец. Не стоит «Левиафан» одной рязановской Шурочки, которую «сослали в бухгалтерию», но это ведь не каждый умеет быть Рязановым.
Проблема состоит в том, что «Левиафан» эксплуатирует очень модную и крайне вредную концепцию «плохого народа», которую, во-первых, так удобно продать на Запад (и получить за это соответствующие призы), а, во-вторых, отнести на внутренний рынок, чтобы самому выглядеть на фоне дурного народца-то эталоном вкуса и такта.
С этим, увы, почти никто не спорит: да, мол, мы тут ватники-лапотники, а то вот эстеты, они-то сейчас расскажут нам всю правду с высоты своего эстетического чувства.
И Звягинцев, эпигон Андрея Тарковского, и горячие поклонники Звягинцева, не дотягивающие даже до эпигонства, так всех заморочили, что, пожалуй, стоит рассказать о том, какой иной народ у нас все-таки есть. Не одни же герои глубинки, правда? Есть же люди, которые считают себя лучше всего этого плебса-с.
Стоит рассказать о том, какой иной народ у нас все-таки есть (фото: Руслан Шамуков/ТАСС) |
Вот девушка по имени Т. Ей понравится это кино, потому что в кино она мало что понимает, а тут народишко-с показан, фи прямо и фи.
Она живет в Москве и учится в модном вузе, занимаясь там исследованиями каких-то культурологических проблем, возвращается на каникулы к родителям в провинциальный город, чтобы отъесться там и немного пострадать в «Твиттере» о том, что, во-первых, наела она уже много, а, во-вторых, в провинции-то воняет-с.
Вернувшись в столицу, она будет снова ныть. Это вообще получается у нее лучше всего. Чистое, тупое, жвачное страдание, поводом для которого может стать все что угодно: жаркая погода, прохладная погода, сессия, отсутствие сессии, отношения, отсутствие отношений и т.д.
В общем, Т., ничего не производя, занята нытьем.
Вся пиар-группа поддержки «Левиафана» (а группа там внушительная, записалась даже Ксения Собчак, хотя и без нее от рукопожима было не протолкнуться) нашу героиню ласково треплет по щеке, рассуждая за глаза о ее «тараканах», и, конечно, не считает ее плебсом-с, быдлом-с, народишком-с.
Она же не едет утром на завод, чтобы разделывать там пахнущую рыбу. Она не стоит у прилавка. Она не продает, черт подери, пылесосы. Она ноет и занимается якобы интеллектуальным трудом.
Продуктов этого труда не видно: вся доморощенная культурология модного вуза сводится к пересказу (по десятому кругу) трех-четырех идей французских философов 60-70-х и томному закатыванию глаз о том, как тяжело все-таки дается учеба.
В свободное от нытья и написания реферата время Т., скорее всего, пойдет на какую-нибудь Болотную, потому что кругом произвол, народишко-то голосует все за Путина да за Путина (а не за Мишеля Фуко, представьте себе, вот же быдло-с), куда деваться, не понятно, а тусовка требует презирать реальность.
«Левиафан», впрочем, не жрет Т. и не жрет, родители кормят, соцсети, где можно ныть, работают и даже не заблокированы, в магазинах есть еда, а на улицах чистят снег.
А в доме у Т. есть свет. Его туда провел жалкий, грязный, пьяный, косой и кривой народишко-с. Он построил гидроэлектростанции, осушил реки, замостил улицы, умудрился сделать канализацию, газопровод и как-то справиться с ТБО, а также периодически лезет на крышу и что-то там чинит, на этой крыше, мерзкий, спившийся, грязный народишко-с, от которого всех поклонников Звягинцева так тошнит...
Впрочем, автор этой колонки тоже не сантехник, не строитель, не электрик или буровик.
Да, я не ем куру в поезде, не слушаю шансон, не фотографируюсь для «Одноклассников» на фоне ковра. Я умею иронизировать и знаю, как именно делаются в «Твиттере» мемы. Даже поныть могу для разнообразия.
И я прекрасно понимаю, насколько беспомощны и лживы те, кто выучился за всю свою жизнь лишь одной науке – презирать и высмеивать окружающих, которые чем-то отличаются от вычитанных представлений о «свободно мыслящем человеке».
А еще я видел, как те, кто иронично и отстраненно писал о «лугандонах» и «быдле с Донбасса», ломался и срывался в дикий, радостный, полный торжества визг о «жареных тушках колорадов». Это было зрелище не менее поучительное, чем чтение «Твиттера» Т.
Говорят, что нужно держать нейтралитет и оставаться в стороне, наблюдая за происходящим как за милым цирком. К сожалению, весь цирк лежит под руинами Донбасса, и нет никаких иных слов, кроме тех, что сказала когда-то Ахматова, у которой был длинный список претензий и к власти, и к простым смертным. Но – «я там была с моим народом, где мой народ, к несчастью, был».
Осталось только поверить в то, что жалкая, бессмысленная, безмозглая и смешная в своей самоуверенности Т. – тоже пока еще мой народ.
И эта его часть, та, что хвалит на все лады дурную поделку Звягинцева, оказалась на самом дне, ниже уже не пробить. Куда там якобы пьющей провинции.
Делать нечего, придется жалеть и любить даже этих.
* Признан(а) в РФ иностранным агентом