Наука обычно имеет свойство притягивать людей не вполне нормальных, чего стоят все эти истории об ученых-чудаках, чего стоит вечный полувопросительный взгляд обывателя – мол, кто вы вообще такие и что тут делаете. Мол, мы любим вас как фриков, как «британских ученых», чтобы прочесть что-нибудь о «доказательствах любви» в обеденный перерыв, но вы знайте место, не забывайтесь, не слишком-то умничайте.
Вопреки всем скептикам, всем невеждам и всем менеджерам, на Марсе яблони зацветут все равно
Пафос чистого научного знания настолько дискредитирован обывательской логикой, что науке приходится оперировать прикладными прорывами. Человеку нужен лазер, холодильник и сеть 4G, а доказательство теоремы Пуанкаре ему без надобности. Отсюда – тот удивленный тон, которым написана, например, книга Маши Гессен о великом математике Григории Перельмане. Кто такой, в сущности, этот Перельман, за которым все СМИ страны бегают, а он нос воротит. Нам нужны горячие подробности, а он...
На самом деле все горячие подробности Перельмана – они существуют, да – это просто почти не передаваемая словами борьба логики с хаосом, борьба за построение непротиворечивой картины мира. Трудно понять со стороны, но личная жизнь ученого уровня Перельмана в этом и состоит. Больше ничего не нужно, честно. Это куда более весело, чем поездки в Африку, прыжки с парашютом, две любовницы, зависания в клубах или беганье с ружьем по лесу – просто есть удовольствия, не всякому доступные, с этим нужно смириться.
Ни в чем и ни перед кем не виноват Перельман.
И ученые не виноваты, пусть они и вынуждены в основном просить денег, словно бы им нужно яхту себе построить или футбольный клуб купить. Наука очень много оправдывается, постоянно оглядывается – ох, как бы не выйти за рамки сметы. Но проблема даже не в финансировании, хотя это очень больная тема (в России особенно – у нас почему-то всерьез принято считать, что яхты с клубами важнее, и никто даже не утруждает себя объяснениями на этот счет). Финансирование можно выбить, в конце концов, но вот дух науки не выбить почти никак.
Против него работает и академическая среда, стоящая на страже завоеваний прошлого века (своих званий и статусов, извините), и новые менеджеры, которые думают, что ученые – это их клерки, перебирающие бумажки. Мы все время сталкиваемся с эффективностью, дурно и пристрастно понятой. Мол, человек, согласно логике этой людоедской эффективности, должен пахать до седьмого пота, а потом умереть, не слишком обременяя собой государство или крупный капитал. При этом человек в основном неэффективен, потому что не просто отчужден от труда, но и намеренно ему противопоставлен, и игра в одни ворота идет в основном ради изображения деятельности, рисования каких-то нелепых планов, красивых графиков и распечатывания ничего не значащих отчетов.
Последняя из известных мне историй корпоративного безумия – это социальная сеть, основанная одной известной российской компанией. Сеть, демонстрирующая, я уверен, высокие темпы роста и что-то там еще в том же духе, я не силен в этом сленге, но при этом совершенно бессмысленная, никому не нужная и обреченная остаться на страницах отчетов. Потому что в ней нет ни дерзания, ни воздуха, ни цели, одна лишь бессмысленная животная эффективность, тупое, как гибрид бегемота и бобра, следование «лучшим образцам» и полное отсутствие даже зачатков представлений о том, зачем человек вообще заходит в Сеть. Зато, наверное, графики у них красивые, презентации очень милые и корпоративная культура хорошо развита. Все работает как часы.
В этом смысле наука осталась последним прибежищем больших идей и целей. Они кажутся смешными, как подводная лодка веке в пятнадцатом, как Сеть – в начале двадцатого, как телевизор – в середине восемнадцатого. Все это были причуды, вроде искусственного тела, переноса сознания и т.д.
Очень многое в современной науке представляется диким, странным, непривычным, а еще чаще – просто незначительным, но вопреки всем скептикам, всем невеждам и всем менеджерам, на Марсе яблони зацветут все равно. Новый человек, наполовину состоящий из пластика и кремния, химия мозга и физика тела, почти невидимые материалы, квантовые компьютеры, работающие с невозможной скоростью, и темная материя, которую, возможно, удастся преобразовать в энергию, мыслящая сетевая ноосфера, как огромная планета Солярис – это лишь начало, это первые шаги к самому главному нашему предназначению – выйти за пределы биологии и антропологии, перестать умирать и стать самими собой.
Мир все равно изменится, как он менялся тысячу раз, отомрут старые представления о красоте и смысле, исчезнет то, что казалось незыблемым. Мы будем другими, но останемся, насколько это возможно, собой. Подключая нейрошунт, скачивая прошивку к двигательным драйверам, будем ворчать на этих фриков, которые вдруг решат, что шунт – это прошлый век: мол, заумничались, заумничались.