«Мы не должны забывать: даже если русские выглядят, как европейцы, они не являются европейцами». Эти слова немецкого политолога Флоренс Гауб вызвали целый шквал негативных комментариев российских экспертов, а также простых жителей страны – вплоть до обвинений фрау Гауб в расизме. Однако это не расизм в классическом, этническом понимании этого слова. Дело не в крови и не в размере черепа, а в ценностях.
Не европейцы
Россия начала спецоперацию на Украине лишь после бесплодных попыток договориться о правилах игры в Европе, которые продолжались почти 15 лет (с Мюнхенской речи Путина в 2007 году). И бесплодными эти попытки были потому, что на протяжении всех этих лет мы говорили друг с другом на разном языке. Если Москва оперировала языком интересов (система коллективной безопасности), то европейские государства отвечали нам языком ценностей, через призму которых Россия рассматривалась не как часть большой европейской семьи, а как чужеродный элемент.
«Европейские элиты не воспринимают нас европейцами. Но это не расовый вопрос – среди европейских элит, руководства стран, мыслителей и даже значительной части населения распространена мысль о том, что европейскость определяется не только принадлежностью к географической Европе и европейскому этносу, но и разделением определенных ценностей и политических установок. Это предполагает постмодернистские ценности, абсолютную свободу в выборе своего пола, абсолютную толерантность к любым меньшинствам, переоценку истории на сверхлиберальных прогрессистских основаниях. Несоответствие России этим ценностям не позволяет им рассматривать Россию как европейскую страну и русских как европейский народ», – поясняет газете ВЗГЛЯД замдиректора Центра комплексных европейских и международных исследований Дмитрий Суслов.
В отличие, например, от той же Украины, после Майдана взявшей курс на ускоренное принятие европейских ценностей. И когда глава Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен говорит, что «Украина – одна из нас», она действительно так считает. Россию же так никто не называет.
Культура превосходства
Казалось бы, ничего страшного в этом нет. Дипломатия и международные отношения подразумевают, что разные страны с разными ценностями должны договариваться для того, чтобы реализовывать базовые государственные интересы (выживание, процветание и т. п.). Однако на пути этих договоренностей находятся две европейские цивилизационные особенности: культурный нацизм и животный страх.
«Чувство превосходства – и сопутствующая ему миссия по «цивилизации» низшего неевропейского мира – составляет суть европейской идентичности», – говорит Ханс Куднани из британского Chattam House. Всегда составляла, на протяжении всей европейской политики, начиная с времен Крестовых походов и заканчивая сотнями лет колонизаторской практики. Для Европы человеческая история – это история европеизации человечества.
Да, этот подход сейчас является общим для всех либерал-глобалистов и прогрессистов, но в Европе он особо силен. Европейские государства, значительно ослабшие в экономическом и военно-политическом смыслах, компенсируют это чувство утраты за счет позиционирования себя в роли оплота глобальных либеральных ценностей. Что же касается страха, то Россия с ее ценностным набором воспринимается не просто как «чужой» элемент, но и как прямая угроза нынешнему европейскому порядку.
Дело в том, что современные европейские прогрессистские ценности официально позиционируются Брюсселем как венец идеологического развития человечества, как отказ от кровавого прошлого. «Весь европейский проект представляет собой тщательно продуманную попытку выйти за пределы истории национализма в Европе и империализма во всем мире», – говорит Марк Леонард, основатель Европейского Совета по международным отношениям. «“Проевропейцам” – то есть сторонникам европейской интеграции в ее нынешнем виде – нравится думать, что Евросоюз представляет собой полный разрыв со всем плохим в истории континента. В частности, они видят в нем воплощение отказа от национализма, породившего многовековые военные конфликты в Европе, особенно между Францией и Германией, и завершившиеся двумя мировыми войнами», – говорит Ханс Куднани. Европейцы видят в нем отказ от насилия и войны в Европе как средство решения политических проблем (и с этой точки зрения они считают войну в Югославии исключением, которое лишь подтверждает правило).
Однако европейский национализм все равно дремлет в национальных государствах. А в некоторых восточноевропейских странах ЕС (Польша, Венгрия и т. п.), поспешно включенных в ЕС, он и сейчас определяет национальную политику, создавая много проблем Брюсселю. Россия же на сегодняшний день является не просто оплотом традиционных ценностей, но и своими действиями распространяет их в Европе, ставя под угрозу с таким трудом сконструированный тамошними элитами прогрессивный мирок. «Мы не пересмотрели национальный суверенитет, не разделяем прогрессистские ценности. И действия России на Украине возвращают Европу к тем демонам, которые царили в ней до начала европейской интеграции, призванной как раз не допустить подобное возвращение», – говорит Дмитрий Суслов.
Покрестим
Да, Европа пыталась побороть свой животный страх перед Россией при помощи одной из самых эффективных форм культурного нацизма – ценностного миссионерства. «На протяжении последних 30 лет ЕС занимался европеизацией России, официально провозглашенной и открыто реализовывавшейся. Она предполагала трансформацию России в соответствии с ценностями, принятыми в Европе, и приближение России к Европейскому союзу. Вхождение России в интеграционную орбиту ЕС без предоставления РФ членства и права голоса», – говорит Дмитрий Суслов.
Большую поддержку в этом Евросоюзу оказывали Штаты, которые хотели воспользоваться историческим моментом для того, чтобы выхолостить Россию. «Меня беспокоил не возврат России к коммунизму, а возврат к ультранационализму, замена демократии и сотрудничества на имперские устремления, какие были у Петра I и Екатерины Великой. Я не верил, что Ельцин пойдет на это, но никто не знал, кто придет после него», – объяснял Билл Клинтон. «Клинтон пытался превратить Россию в нормальное европейское национальное государство – не имперское по своей структуре, предоставляющее независимость всем нерусским образованиям внутри себя, которые об этой независимости только попросят», – говорит Дмитрий Суслов.
Это не получилось – многолетние попытки Европы создать «культурно-правильное» российское общество привели лишь к формированию узкой европоцентричной прослойки в крупных городах. Да и то часть этой прослойки очень быстро отвернулась от Европы сразу после того, как Москва и Брюссель вошли в открытый конфликт из-за Украины.
Причин провала множество: это и историческая память, и реваншизм после 90-х годов, и глубокий культурный пласт (который не вытравили из людей все реформы системы образования), и консервативная северная идентичность, и банальное лицезрение того, к чему заигрывание с «прогрессистскими» идеями привело Европу и заразившиеся этой заразой США. Религиозные организации в Америке уже бьют тревогу – «европеизация» Штатов привела к тому, что за 11 последних лет число американцев, называющих себя христианами, сократилось на 10 процентных пунктов (с 73 до 63% населения). И проблема (с точки зрения государства и общества) отнюдь не в том, что меньше людей ходит в церковь, – вера создает некий набор традиционных ценностей и консервативных поведенческих особенностей, которые, в свою очередь, важны не только сами по себе, но и с точки зрения устойчивости общества. Если брать конкретно протестантизм, то речь идет о трудовой этике, семейных ценностях, специфическом отношении к собственности и т. п. В итоге по всей Америке идет «культурная революция», разносящая американскую государственность.
«России не нужно становиться частью той политической Европы, которая существует в рамках Европы Европейского Союза. Для РФ принятие этих ценностей является прямой угрозой ее государственности и по сути губительно. Россия – страна европейской цивилизации, европейской культуры, но не страна европейского политического пространства», – говорит Дмитрий Суслов.
Безумный микс
Однако европейские страны не видят объективную картину, точнее, не хотят видеть. Вместо этого они персонализируют причину своего провала. «ЕС, в отличие от США, еще не проводил критический анализ своей политики в отношении РФ. Если некоторые американские эксперты признают сделанные ошибки (например, расширение НАТО), то в Европе признания собственных ошибок пока нет. Главной причиной провала они считают возвращение Владимира Путина в Кремль в 2011–2012 годах. После этого политика по европеизации России со стороны ЕС пошла на спад, и в 2014-м она фактически обнулилась», – говорит Дмитрий Суслов.
Да, после 2014 года Европа еще не оставляла надежды «покрестить» Россию в «правильные ценности» – брюссельские оптимисты считали, что нужно просто подождать, пока Владимир Путин покинет свой пост. Надеялись, что на его место придет другой лидер, с которым можно будет работать, а до тех пор необходимо сосредоточить внимание на работе с российским обществом.
«Превалирующий нарратив западноевропейских стран, выступавших за диалог с РФ до 24 февраля 2022 года, заключался в том, что надо сохранять диалог и взаимодействие на период после Путина. Нужно облегчать визы для россиян для того, чтобы они видели в Европе друга, дабы после Путина возникла бы возможность нового витка европеизации России. Нынешняя невозможность европеизации связывается исключительно с фигурой Путина», – говорит Дмитрий Суслов.
Однако большинство европейских политиков не понимало Россию, и поэтому взяло неверный курс этой работы. Они попытались совместить работу с гражданским обществом и наказание России (за ее действия в Крыму и поддержку Донбасса) через введение санкций против экономики РФ. И сейчас сильно удивляются тому, что эта стратегия не срабатывает.
«Многие европейцы – эксперты, политики – с растерянным выражением лица говорят о том, что их санкции нацелены лишь на то, чтобы убедить простых россиян в том, что источником их проблем является Путин. Нацелены на снижение поддержки режима, а не повысить ее. И большое удивление вызывает то, что санкции оказывают обратный эффект. Они зачастую не понимают, что те санкции, которые они вводили в отношении РФ с 2014 года, консолидируют элиту и население вокруг Кремля», – говорит Дмитрий Суслов.
Вероятно, через какое-то время понимание все-таки придет. Европейские интеллектуалы осознают, что Россия (как народ, так и элита) – это географически Европа, но с культурной точки зрения самый настоящий Север. Его не изменить, не «покрестить» и не окультурить. С ним можно либо сосуществовать, переломив через колено свой культурный нацизм, либо конфликтовать, переломив через то же самое колено свои национальные интересы и перспективы экономического развития.