− Как трагедия под Смоленском повлияла на варшавскую внешнюю политику?
Теперь нам нужен прорыв в политических отношениях
− Мы по-прежнему скорбим и пока не совсем готовы вернуться к политическим делам. Но мы надеемся, что тот факт, что премьер-министр Путин и президент Медведев прореагировали на катастрофу и трагедию так остро, дает нам возможность надеяться на то, что это усилит и без того многообещающее взаимное желание улучшить наши отношения.
Премьер-министр Путин приехал в Катынь, ощутил на себе ужас этого места и выразил свои соболезнования. Мы чувствуем, что это повлияло на него, когда он узнал о второй трагедии под Смоленском. И мы надеемся, что это повлечет за собой практические действия.
− Польше потребуется много времени на то, чтобы оправиться от такой потери?
− Преувеличение говорить, что вся польская элита погибла. Много очень важных людей погибли, я знал почти всех в этом самолете. Начальник генерального штаба был назначен по моей рекомендации, когда я работал министром обороны. Мы потеряли нескольких заместителей министров; это были люди, которые были крепкой опорой государства. Они готовили решения, которые мы, министры, озвучивали.
Самые большие потери понесли парламент и военное командование. Главы всех военных ведомств были на борту, и вы можете себе представить, почему: они хотели почтить память польских офицеров, убитых НКВД в 1940 году; они чувствовали, что в долгу перед ними. Мы потеряли 18 членов парламента, включая заместителей председателей верхней и нижней палат. Но, несмотря на все это, польское государство действовало слаженно.
− Лех Качиньский был известен благодаря проамериканской и антироссийской политике. Премьер-министр Дональд Туск, напротив, много делал для укрепления связей между Варшавой и Москвой. Однако перед визитом Леха Качиньского в Катынь многие говорили, что именно этот визит мог бы помочь растопить лед. Это действительно так?
− Я был политическим соперником президента Качиньского, но думаю, что если бы вы прочитали речь, которую он приготовил для участия в юбилейной церемонии в Катыни, вы бы прочитали в ней предложение наладить отношения с Россией. Именно он установил высокую планку того, что должна была сделать Россия, и вполне справедливо; он хотел, чтобы российская сторона предъявила документы, раскрыла всю правду о массовых убийствах, а также осознала их последствия.
Я думаю, что он был впечатлен встречей премьер-министров в Катыни за три дня до гибели и что он был готов пойти в том же направлении. Премьер-министр Путин приехал в Гданьск на годовщину начала Второй мировой войны первого сентября, это был первый шаг навстречу. И мы ценим тот факт, что он был первым российским лидером, который приехал в Катынь.
Я думаю, что он был тронут тем, что там увидел, и речью нашего премьер-министра, который рассказал о надеждах и мечтах единственной убитой в Катыни женщины. Он также сказал, что черепа офицеров требуют примирения Польши и России.
− Очевидно, что вопрос о массовых убийствах в Катыни был одним из главных камней преткновения в отношениях Варшавы и Москвы. Он по-прежнему остается среди вопросов для обсуждения, одной из проблем в становлении отношений между двумя странами? Какие еще остаются препятствия в отношениях России и Польши?
− Наши отношения улучшились. На прошлой неделе господин Лавров и я подписали письмо в Еврокомиссию о разрешении на свободу безвизового въезда из Калининградской области в Польшу. Мы сейчас обсуждаем это соглашение.
Когда Россия почувствовала нашу боль в связи с Катынью, я считаю, что мы уже совершили прорыв в эмоциональном плане, теперь нам нужен прорыв в политических отношениях
Ранее мы подписали соглашение по реке Висле: о свободе перевозок по ее бассейну. Мы сняли наши возражения против того, чтобы Россия вела переговоры с Евросоюзом по поводу договора об ассоциативном членстве. Россия, в свою очередь, отменила эмбарго на импорт польских продуктов.
Таким образом, хорошие события происходили и до этого, а теперь, когда Россия почувствовала нашу боль в связи с Катынью, я считаю, что мы уже совершили прорыв в эмоциональном плане, теперь нам нужен прорыв в политических отношениях. Нужно быть реалистами: у нас есть общие интересы, у нас есть интересы, которые несовместимы. Учитывая эти различия, у нас могут быть хорошие отношения или плохие. Мы предпочитаем хорошие.
− Какими будут отношения Варшавы и Брюсселя при новом президенте?
− Президент Качиньский подписал Лиссабонский договор, и Польша теперь серьезный игрок в Евросоюзе. К примеру, мы имели большое влияние на то, как решился вопрос о климатическом энергетическом пакете, что звучит немного непонятно, однако это очень важно, так как позволило сэкономить десятки миллиардов евро.
Польша собирается президентствовать в ЕС в следующем году. Знаете, ЕС – это организация, сделанная людьми, политиками. Она может быть подвержена критике. В каждой европейской стране ведутся оживленные дебаты относительно того, как велико должно быть федеральное влияние и какие вопросы следует оставить на усмотрение суверенных государств. Но еще нужно посмотреть, кто победит на президентских выборах. Кандидат от моей партии пока что в фаворитах. И затем, да, вы можете ожидать, что Польша станет еще более проевропейской.
− Вашингтон вместо элементов ПРО решил разместить в Польше зенитно-ракетные комплексы «Пэтриот». Это в корне изменит существующую ситуацию, или это тот же самый план с новым названием?
− Не стоит путать два разных вопроса. Первое – это то, что Соединенные Штаты приняли решение построить другой тип систем ПРО. И планы эти остаются в силе. Мы провели переговоры по новому соглашению, и это произойдет, правда с задержкой. В 2015 году только начнется строительство, а работать система сможет начать в 2018 году – с другим видом ракет.
Зенитно-ракетный комплекс «Пэтриот» представляет собой очень компактную тактическую систему противоракетной обороны и не имеет ничего общего с глобальными системами ПРО. И в данном случае мы выступаем в качестве союзников: мы просто помогаем друг другу.
Россия разместила 300 ракет на нашей границе с Беларусью в рамках систем ПРО, мы же закупили наши F-16 и «Пэтриоты», но в меньших количествах и только с целью плановой замены старых – и изначально они были закуплены в целях обучения. Как я уже говорил, это исключительно системы обороны, они не должны вызывать беспокойство ни у кого.
− Американские системы ПРО «Пэтриот» первой линии должны были быть размещены в Польше в апреле. Ожидается ли какая-либо задержка в связи с трагедией под Смоленском?
− Уверен, что этого не произойдет. Я думаю, что размещения ракет можно ожидать в течение нескольких недель. Как я уже говорил, ракеты такого типа уже размещены в нескольких странах – в Германии, Турции, по всему миру. В Японии тоже размещено несколько «Пэтриотов». Соседям Польши не стоит об этом волноваться.
− В прошлом году, когда Россия и Белоруссия проводили совместные военные учения, некоторые СМИ сообщили о том, что вы попросили Вашингтон увеличить военное присутствие в Польше на случай агрессии со стороны России. Вы по-прежнему считаете, что подобное может произойти?
− Я был рад получить извинения от агентства ИТАР-ТАСС за неверное цитирование моих слов. Я не делал подобных заявлений по этому вопросу.
Генеральный секретарь НАТО действительно сказал, что учения «не помогли», в том смысле, что они не помогли укрепить доверие между Россией и НАТО, так как проходили на границе входящего в НАТО государства.
Я считаю, что нам нужен новый дипломатический механизм. Режим, направленный на укрепление доверия в военной сфере, чтобы маневры в какой-либо стране не были сюрпризом для ее соседей.
Мы – соседи. Мы работаем над улучшением наших отношений, например, мы готовы предоставить России полные права на инспекцию предлагаемых к постройке ракетных баз США. Я считаю, что мы должны стремиться прийти к обоюдному пониманию в военной сфере, чтобы подобные учения перестали кого-то тревожить.