Открытие Олимпийских игр превратилось в гей-парад, пошлый и вульгарный. У нас часто употребляют такие слова, как «шабаш», «сатанизм», и всякие прочие определения, которые должны продемонстрировать справедливое возмущение, недоумение, неприятие всего этого представления. Но интереснее задаться вопросом сущностным: а как так получилось, что на сугубо рациональном Западе победило нечто настолько паталогически социально устрашающее и эстетически безвкусное?
«Единственная подлинная сущность не более реальна, чем бессмертная душа, Санта-Клаус и Зубная фея». Это пишет Юваль Харари, философ, глашатай постгуманизма, гражданин Израиля, гомосексуалист, друг Била Гейтса, завсегдатай Давоса и многих прочих слетов глобалистов, в своем бестселлере «Homo Deus. Краткая история будущего». Харари вслед за группой других современных западных мыслителей провозглашает наступление новой эры в истории цивилизации. Если совсем кратко, то можно было бы свести их не слишком-то глубокие, но крайне влиятельные мысли к следующему: человек, как мы его знаем, умер. Сначала мы «похоронили» Бога вслед за Ницше, а теперь расстаемся и с человеком как со свободным субъектом. Свободы воли нет. Нет и единого «я», нет личности. А что есть? Есть электрохимические процессы в мозге. И они детерминированы, то есть предопределены или просто случайны. Но не результат свободы воли. «Согласно выводам современной науки, детерминизм и случайность поделили между собой весь пирог, не оставив «свободе» ни крошки. Священное слово «свобода» оказывается, подобно душе, пустым звуком, лишенным какого-либо различимого смысла. Свободная воля существует лишь в мифах, придуманными нами, людьми».
И еще вот. «Последний гвоздь в гроб свободы забивает теория эволюции. Эволюция не сопрягается со свободной волей точно так же, как она не уживается с идеей вечной души... Ведь если люди свободны, то как их мог сформировать естественный отбор? Если бы животное свободно выбирало, что ему есть и с кем спариваться, то естественному отбору не с чем было бы работать».
Отсюда вырастает весь этот новый страшноватый мир, который мы наблюдаем прямо сейчас в Париже и прочих центрах (пост-?) человеческой цивилизации. Харари, Курцвейл, объявивший о грядущей сингулярности, и прочие подводят научную или «научную» базу под социальные, культурные и экономические актуальные процессы. Любые серьезные общественные трансформации невозможны в нашем мире, где слово уже давно значит очень многое, если не все, без гуманитарного осмысления некоторых научных утверждений и достижений.
Многие из нас еще помнят митинги 1 мая и 7 ноября в СССР, плакаты с Марксом и Лениным на улицах, колхозы, партийные собрания и Константина Устиновича Черненко по телевизору. Все это сейчас кажется несколько фантасмагоричным. Но все это было реальностью для многих десятков миллионов людей. В советской действительности было много чего и симпатичного (кстати, и в нынешней европейской жизни симпатичное и притягательное тоже, конечно, сохранилось) – не об этом сейчас речь. Я говорю о том, что общественно-политическим мейнстримом и тогда у нас, и сейчас у них, являются вещи довольно дикие, лицемерные, мещанские, разлагающие саму созидательную сущность человека.
В основе внешних проявлений советской действительности лежал, как тогда заявлялось, научный подход. Диалектический материализм, переросший в научный коммунизм, претендовал на то глобальное и сугубо научное объяснение мироустройства. Учение Маркса – Энгельса – Ленина взяло на себя тотальную миссию. Практически любая исследовательская работа не только в гуманитарной, но и естественно-научной среде начиналась с цитат классиков марксизма-ленинизма. Химия или биология, физика или математика – везде торчали «уши» научного коммунизма. Именно из этого тотального мессианского подхода, из научной (псевдонаучной) картины мира рождались и все детали нашей действительности в виде партсобраний, шествий и осуждений инакомыслящих.
Харари и прочие «ученые мужи» нынешней западной цивилизации по форме представляют собой новую версию научного коммунизма. Они взяли на себя функцию объяснить нам всем, как же на самом деле устроен мир, когда на смену гуманизму приходит постгуманизм.
По своей сути эта постгуманистическая школа сводится к агрессивному прогрессистскому позитивистскому шовинизму. Они исходит из следующих установок, возведенных в научные догматы. 1. Все прошлое хуже настоящего. 2. Все будущее априори лучше настоящего. 3. Мы умнее всех, кто был в прошлом. В будущем все будут умнее нас. 4. Бога нет. 5. Наука – новое божество. 6. Свободы воли нет. 6. Человека нет, есть биохимические алгоритмы. И, наконец, апофеоз. Цитирую снова по «Homo Deus. Краткая история будущего»:
«– Организмы суть алгоритмы. Каждое животное, включая Homo Sapiens – это собрание органических алгоритмов, сформированных естественным отбором за миллионы лет эволюции.
– Алгоритмические вычисления не зависят от материалов, из которых сделан калькулятор. На каких бы счетах вы ни считали – деревянных, железных или пластмассовых – если к двум прибавить два – будет четыре.
– Следовательно, нет оснований полагать, что алгоритмы органические могут что-то такое, чего неорганические алгоритмы не смогут повторить и превзойти. Если вычисления правильные, то какая разница, где работают алгоритмы – в углеродной или кремневой среде?».
У пошлого и вульгарного действа в Париже, как и у всей гендерной, расовой повестки и дискурсе культуры отмены – есть один фундамент. Это учение о постгуманизме, когда разложение человеческой идентичности должно на эстетическом и нравственном уровне постулировать конец эры человека. Стереть человеческое достоинство – естественное продолжение утверждений об отсутствии свободы воли и о живых существах – как о биохимических алгоритмах. Сейчас для большинства людей – даже тех, кто за всем происходящим наблюдает с одобрением – такое кажется, мягко скажем, парадоксальным и алармистским. Но стоит открыть настольные библии современных строителей постгуманизма и становится совершенно очевидно, почему и зачем весь этот сатанизм и шабаш нужны.
В России совершенно спокойно можно купить того же Харари, на последней книге которого красуется мысль Била Гейтса: «Что мы будем делать, если однажды исчезнет то, что придает смысл нашей жизни? После Homo Deus я не перестаю думать об этом».
Мы – живые свидетели того, как не слишком глубокая, но захватившая Запад философия постгуманизма, одерживает победу за победой, торжествует и пытается навязать нам всем картину мира, поселить нас в будущем, в котором мы не хотим жить.
Для того чтобы не жить там – для начала нам нужно осознать это, научиться мыслить иначе и сформулировать другой ответ на вопрос о человеке и человечестве.