История с односторонним запретом Литвой транзита российских грузов в Калининград приобретает наиболее излюбленную нашими партнерами в Европе форму – превращения права России на контакты с одним из ее субъектов в предмет законодательного регулирования со стороны Евросоюза.

Накануне Европейский союз выпустил заявление, согласно которому перемещение в Калининград российских грузов через территорию одной из стран ЕС не является предметом запретов в рамках так называемых санкций. Правда только железнодорожным транспортом – в отношении автомобильных перевозок блокада самого западного субъекта России сохраняется. Дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки. Но не будем обольщаться: все это значит, что весьма важный для Москвы вопрос изымается из международного права и становится предметом внутренней инструкции, выпущенной Европейской комиссией. А ее можно в любой момент пересмотреть.

Чтобы понять логику наших партнеров в Европе, нужно в первую очередь понимать, что целью ЕС в принципе не может быть разрешение спорной ситуации как таковой. Такой вариант никто в Евросоюзе не рассматривает. Хотя бы потому, что в качестве целей там традиционно присутствуют только две. Во-первых, получить преимущества по сравнению с политическими и экономическими позициями России. Во-вторых, утвердить верховенство собственного законодательства над любыми международными нормами. Даже то, что на первый взгляд кажется похожим на победу здравого смысла, в конечном итоге не может нарушать незыблемое правило: любое решение должно означать, что партнер подлаживается под интересы Европы, но никогда наоборот.

Собственно говоря, объединение стран Западной Европы в рамках интеграции и создавалось для того, чтобы эффективнее «продавливать» на переговорах любых внешних партнеров. На протяжении уже почти 70 лет основной квалификацией европейских бюрократов была именно способность ставить другие государства перед фактом так, чтобы любое окончательное решение отражало в первую очередь европейские интересы. Даже в том случае, если оно выглядит как результат сложного согласования подходов или невообразимых уступок со стороны Европы.

Схема действий обычно не очень замысловатая. Сначала Евросоюз на уровне Брюсселя или одной из стран создает ситуацию, прямо ущемляющую интересы другого государства. Как правило, это делается с отсылкой к уже существующему внутреннему законодательству ЕС, принятому всеми странами-участницами этого объединения. Когда возникает конфликт, Брюссель сначала никак не реагирует и ждет, насколько серьезно настроена другая сторона. В том случае, если противник проявляет настойчивость, Евросоюз соглашается исправить ситуацию. Но уже в рамках принятых собственных решений, а не возвращения сторон на исходную позицию.

Как правило, противоположная сторона соглашается с вариантом решения, автором которого также становятся европейские бюрократы. Ну, не воевать же с Европой ради незначительной технической проблемы? Тем более России, для которой соображения прагматизма всегда перевешивали вопросы престижа на европейской политической арене. Отчасти именно поэтому отечественная дипломатия в вопросах отношений с ЕС традиционно исходит из христианского смирения. Тогда как сами страны Евросоюза действуют нахраписто, без оглядки на нормы международного права и в полной уверенности, что Россия всегда пойдет на предложенный ими компромисс.

Решение литовских властей заблокировать движение части грузов из России в Калининград вызвало в Москве бурю оправданного негодования. Несмотря на то, что в совместном заявлении о калининградском транзите от 11 ноября 2002 года вопросы грузов никак не оговаривались, сторонами подразумевалось, что товары, идущие из России в Россию, не имеют к рынку ЕС никакого отношения. Тем более что за транзит Москва еще и платила тому, что называется литовскими железными дорогами. Однако в середине прошлого месяца литовские власти заявили, что грузы, подпадающие под санкции на ввоз в Евросоюз, вообще не могут перемещаться по его территории. Брюссель в свою очередь сделал несколько заявлений, призванных успокоить Москву, и обещал разобраться в ситуации.

Россия, судя по всему, проявила настойчивость. Мы не можем сейчас сказать, какие точно кары были обещаны нашим партнерам в Европе в том случае, если они не решат проблему. И они ее вроде бы урегулировали, хотя и после занявших почти месяц бюрократических проволочек. Брюссель выпустил соответствующее разъяснение, о содержании которого мы уже упоминали. Теперь ход за литовской стороной, которая, в принципе, может даже попросить разъяснений у Суда ЕС и затянуть все еще на несколько месяцев. Но важнее для долгосрочных отношений с Евросоюзом то, что возможность России осуществлять коммуникацию с одним из своих регионов уже регулируется в рамках вторичного законодательства одного из основных наших противников на международной арене. Все так называемые санкционные акты принимаются в Брюсселе на основе Договора о Евросоюзе и автоматически интегрируются в его законодательную базу.

Это весьма напоминает ситуацию с транзитом граждан из России в Калининград 20 лет назад, когда право россиян перемещаться между регионами своей страны стало предметом управления со стороны Евросоюза. Москва согласилась на это потому, что тогда перспективы отношений с ЕС выглядели несколько иначе, чем сейчас. На повестке было строительство «четырех общих пространств», диалог о безвизовом режиме и вообще дальнейшее сближение. В России рассчитывали, что взаимная открытость в будущем окажется настолько полной, что юридический фундамент транзита большого значения иметь не будет. Как показали дальнейшие события, в Европе так не думали.

Сейчас ситуация несколько иная. Страны ЕС, напрямую и через свои институты в Брюсселе, проводят в отношении России политику экономической войны, снабжают оружием режим в Киеве. Более того, именно борьба против Москвы рассматривается в Евросоюзе как основной фактор, способный сплотить эту организацию на фоне многочисленных внутренних кризисов. Поэтому действия ЕС становятся более агрессивными, а вот его переговорная стратегия и тактика не меняются – это блеф, презрение к международному праву и стремление сделать другую сторону предметом своих внутренних решений.

Мы не знаем, сколько еще просуществует Европейский союз. Может быть, он развалится в ближайшие годы, как все менее выгодный США и подверженный массе внутренних противоречий проект. А может и нет. И тогда России придется дальше общаться с европейскими политиками и бюрократами. Тем более что в Париже и Берлине сами говорят, что военно-дипломатический кризис вокруг Украины – это не повод отказываться от долгосрочных отношений с Москвой. Кризис закончится, на месте бывшего украинского государства будет что-то иное, а торговля и другие взаимосвязи России и Европы сохранятся.  

Поэтому стоило бы уже сейчас не забывать о «вечных» трудностях наших отношений с Европой. А они состоят в том, что на уровне административных и интеллектуальных компетенций российский подход к переговорам основан на некритическом восприятии правовой природы Европейского союза. Мы, как правило, исходим из того, что любые решения ЕС – это неизбежное зло, повлиять на которое после его появления уже невозможно. И любые «взаимовыгодные» решения ищутся исходя именно из этой гипотезы. Как будто Россия – это уже часть пространства, на котором действуют созданные в Брюсселе нормы. Однако позволять Брюсселю одновременно вести против Москвы прокси-войну на Украине и затягивать Россию в собственное правовое поле может оказаться, по меньшей мере, неосмотрительным.