Навязли в зубах разговоры о политической конъюнктуре в кино, но из песни слов не выкинешь.
Поспекулировали бы на любимой ревизионистской теме «Сталин не лучше Гитлера». Был бы хоть какой конфликт
Оставим в стороне картину Звягинцева, давайте посмотрим на другую, весьма показательную ленту. На то, что в ней есть, и на то, чего в ней нет.
Вот польский фильм «Ида» (2013) – история про воспитанницу католического монастыря, которая узнает, что она еврейка, а ее семья погибла во время Холокоста, и из родных у нее осталась только тетка, которая состоит в Партии, работает судьей и замешана в сталинских репрессиях.
Уберите еврейство, уберите Холокост, уберите Партию, уберите репрессии – и что останется? А с какой стати это убирать, спросите вы.
А с такой стати, отвечу я, что ни одна из этих тем не раскрыта. Они обозначены флажками для провоцирования публики на соответствующие реакции, и все.
По порядку.
Еврейская тема – нуль. Потенциальный конфликт между героиней и теткой не реализован никак. Не секрет, что у евреев довольно сложные отношения с христианством; тем более с католичеством; тем более когда речь идет о крещеных родственниках.
Ортодоксальные иудеи в таких случаях сидят траур по человеку – считается, что он как будто умер. Безусловно, тетка-прокурор никакая не ортодоксальная иудейка, но как-то странно наблюдать полное отсутствие реакций у человека, который всю семью потерял в Холокосте.
Тетка-прокурор никакая не ортодоксальная иудейка, но как-то странно наблюдать полное отсутствие реакций у человека, который всю семью потерял в Холокосте (фото: кинокомпания Canal+ Polska) |
Тем более речь о Польше, где многовековой антагонизм между евреями и поляками имеет подчеркнуто религиозный характер, обусловленный католицизмом. Для польских евреев тех времен католический крест был немногим лучше немецкой свастики. В фильме об этом ни слова, ни намека.
Тема Холокоста задана с самого начала, по идее должна быть доминирующей и определяющей. И тоже ничего.
Ну вот, узнала девочка, что всю семью убили. Ну вот, съездила на могилы. И все. Рефлексий ноль, эмоций ноль, конфликтов ноль.
Все очень грустно, очень трагично, очень печально... И абсолютно гладко. Конечно, оно могло так быть в жизни. Но, собственно, при чем тут кино?
Тема Партии – вообще непонятно зачем. Лишний раз напомнить, что поляки были под Советами, наверное. А то на Западе поди забыли.
Тема репрессий – туда же. И ладно бы поспекулировали на любимой ревизионистской теме «Сталин не лучше Гитлера». Был бы хоть какой конфликт – пусть пошлый, но все же. Даже и этого не потрудились. Просто плакатом обозначили: «вот такие тяжелые были времена».
Поэтому я и говорю: все это можно убрать.
Так вот, о том, что же все-таки останется. Останется история про воспитанницу монастыря, которая вышла в мир, чтобы принять окончательное решение накануне обета.
Людей посмотрела, себя показала, что-то узнала, что-то пережила. По правде сказать, не очень это интересная история. И уж точно не для приза Американской киноакадемии.
И тем не менее – фестивали, призы, номинации. И весьма недурные шансы на «Оскар».Упрекаю ли я польского режиссера Павликовского в конъюнктурном расчете? Нет, не упрекаю.
Беда не в том, что сидит где-то режиссер и думает «наснимаю-ка я сейчас конъюнктурки под фестивали, западных премий нахватаю». Ужас в том, что оно само так получается, абсолютно искренне и от души. Это не расчет от головы, это уже под кожу въелось и работает на уровне рефлексов.
Поэтому режиссер Павликовский искренне считает, что снять более-менее обычную историю про девушку, но при этом сделать героиню еврейкой с Холокост-бэкграундом – это большая художественная находка.
И вот это – таки да, беда.