Руководители министерств иностранных дел России, Индии и Китая в совместном коммюнике предложили в рамках глобальной реформы международной финансовой системы перейти к практической реализации принятого пять лет назад решения об увеличении квоты развивающихся стран в Международном валютном фонде.
Квота КНР при голосовании в МВФ составляет только 4%, России – 2,5%, а Индии – 2,44%, тогда как доля США – 17,69%
Остроту проблеме придает то, что МВФ как главный проводник неолиберальной стратегии финансовой глобализации сумел практически уничтожить влияние альтернативных международных организаций, созданных в рамках ООН – ЮНКТАД, ЮНИДО, ФАО. Теоретически они могли бы стать альтернативой МВФ. Более того, в 50-x и 60-х годах (на волне «советского чуда» – удивительно быстрого восстановления и роста экономики СССР, стран Варшавского договора, КНР, Народно-демократической Кореи и других) так и было, но нужно помнить, что «вашингтонский консенсус» по поводу (мнимого) отсутствия альтернативы неолиберализму сложился гораздо позже – только в 90-е годы.
Дело в том, подчеркивает знаменитый египетский экономист Самир Амин, что ООН и ее учреждения в большей или меньшей степени отражают баланс сил в мире, но с тех пор многое изменилось. «Раньше мир был в военном отношении биполярным, и это был очень важный фактор; военный фактор предопределял, скажем, к началу 1970-х экономическую полицентричность мира. Само существование СССР и Китая создавало для стран Юга возможности автономного развития. И эта экономическая полицентричность в 1990-е была полностью уничтожена политикой Рейгана и Тэтчер. И ООН превратилась в инструмент, придающий легитимность решениям «Большой семерки», – заявил он в беседе с обозревателем газеты ВЗГЛЯД.
Сейчас же роль ЮНКТАД и ЮНИДО малозначима. Глобальную финансовую политику проводят через три основных инструмента – МВФ, Всемирный банк и ВТО. Роль остальных международных институтов была намеренно минимизирована: «Большая тройка» не смогла их заменить, но смогла лишить их права принятия решений. ЮНКТАД может составлять замечательные доклады, но исполнительной власти у нее нет. Особенностью же МВФ всегда было его практическое влияние на органы как монетарных, так и фискальных властей стран-участниц.
Значение МВФ порождается его использованием в качестве инструмента, заставляющего развивающиеся страны, которые сталкиваются с трудностями с платежным балансом, проводить политику, служащую интересам стран развитых. Заместитель российского министра иностранных дел Василий Небензи на недавнем брифинге для прессы подчеркивал: «Вспомните июль прошлого года, когда S&P изменило прогноз Украины по обязательствам в иностранной валюте с негативного на стабильный. В тот момент это связывалось с решением МВФ о выделении крупного кредита Украине на цели макроэкономической стабилизации. И вот вчера, в момент, когда все новостные каналы сообщают о разработке правительством России антикризисного плана общей стоимостью порядка 1,3 трлн руб., S&P принимает решение о снижении российского рейтинга, хотя, следуя в русле его мышления по Украине, оно должно было бы его повысить. Получается, что помощь МВФ Украине повышает ее прогноз, а российский антикризисный план игнорируется. Это уже не только применение двойных стандартов, но и косвенное свидетельство заангажированности агентства под конкретный политический заказ. В этом смысле даже недавние решения Moody's и Fitch не выглядят столь одиозно: они сохранили инвестиционный рейтинг России, хотя в тот момент еще не было масштабного антикризисного плана».
Другой пример: фонд известен своей принципиальной позицией в поддержку приватизации государственных предприятий и услуг. С этой позицией можно спорить, можно с ней соглашаться, но когда, к примеру, в Таджикистане сложилась ситуация, при которой приватизация крупнейшего предприятия республики – Таджикского алюминиевого завода – была выполнена в пользу «Русала» (и, соответственно, наперекор интересам его западных конкурентов, таких как «Алкоа», «Норск Гидро» или «Гленкор»), МВФ незамедлительно и очень активно выступил против приватизации ТадАЗа, моментально забыв про свои либеральные принципы и декларации.
За последние годы страны БРИКС потратили на рефинансирование МВФ десятки миллиардов долларов, но квота КНР при голосовании в МВФ составляет только 4%, России – 2,5%, а Индии – 2,44%, тогда как доля США – 17,69%, а для принятия ключевого решения необходимо (какое странное совпадение!) – 85% голосов, что фактически дает Вашингтону право вето. Понятно, что подобное положение вещей категорически не устраивает развивающиеся страны, которые уже давно обсуждают создание альтернативной МВФ организации. В 2010 году «Большая двадцатка» наконец пошла им навстречу, договорившись об увеличении квот развивающихся стран. Однако – уже на уровне самого фонда – решение торпедировали всё те же США. Внутренняя организация власти в стране обеспечила Вашингтону удобную отговорку: правительство против реформы не возражает, но категорически возражает Конгресс, а без Конгресса реформу утвердить невозможно. Так доля Штатов в очередной раз оказалась блокирующей.
Помимо прочего, очень важно выступать против стандартного неолиберального арсенала мер МВФ, связанных с «макроэкономической стабильностью». Понимание фондом денежно-кредитной политики, например, ориентируется только на базовый уровень инфляции, игнорируя возможность воздействия на экономическую активность и занятость, а также рост цен на конкретные товары, прежде всего, продовольствие. В части налогово-бюджетной политики фонд требует сокращения бюджетного дефицита, что в откровенно чудовищной форме мы наблюдаем сейчас на Украине. Недаром рекомендации МВФ часто называют «социальным каннибализмом» или «социальным людоедством».
Но мир меняется, он уже не будет однополярным, и это ясно всем. Для развивающихся стран наступило время объединения сил для того, чтобы выступить сильным фронтом против действующей схемы международных финансовых институтов. Совместное коммюнике представителей России, Индии и КНР – лишь один из первых шагов в данном направлении.