Все это мы видели неоднократно. И в 1998-м, во время предыдущего кризиса. И в 1999-м, во время московских взрывов. И в 2001-м, после падения WTC. Каждый раз, если верить данным статистики, росли продажи (особенно алкоголя) и увеличивалась рождаемость.
Первая реакция на стресс – выпить. Выпить и отключиться
В точности так же реагируют на экстрим и герои пушкинского «Пира во время чумы». Председатель Вальсингам, Мэри, Луиза и другие пирующие. Они вытащили на улицу стол, достали вино, сели и поют песни. То есть ведут себя до крайности несерьезно. А с другой стороны, что они могли еще сделать? «Что делать нам? И чем помочь?» – спрашивает Вальсингам.
Чума, война, кризис, землетрясение суть стихийные бедствия. Время, когда знают, что надо делать, только люди героических профессий. Врачи, солдаты, пожарные. В нашем случае – политики и банкиры. Мы, по крайней мере, надеемся, что у них есть какой-то план действий. А что делать всем остальным? Или дрожать от страха, или пить вино и петь песни.
Crisis party
В Сети гуляют десятки, если не сотни песен, посвященных кризису. Одну из них – не песню даже, а, скажем так, композицию – записал Евгений Гришковец с группой «Бигуди» и Ритой Митрофановой. «Как дела?» – спрашивает Митрофанова Гришковца. «Плохо, – говорит Гришковец, – совсем плохо, все очень плохо». И оба смеются. «А у тебя что, хорошо, что ли?» – «Плохо, если честно». – «Но голос у нас не очень грустный». – «Слушай, пойдем выпьем. Я думаю, будет лучше». И так далее. Видимо, так переводятся на современный русский четыре пушкинских строки: «Зажжем огни, нальем бокалы, / Утопим весело умы / И, заварив пиры да балы, / Восславим царствие Чумы».
Примерно о том же любительский рэп, записанный двумя друзьями: «Кризис идет! Кризис идет! / Кончилось бухло и я не знаю что еще. / Кризис идет! Кризис идет! / Кризис идет и я не знаю, где бухло-о-о». Тревоги о том, что кончится бухло, преждевременны. Но общая идея понятна. Кризис и вообще тяжелые времена можно пережить, только если о них не думать. А лучшее средство не думать, чем алкоголь, трудно себе представить.
В советское время водка считалась универсальным средством борьбы с режимом. Выпил – и советской власти как бы нет. Довлатов называл этот способ борьбы «алкогольным протестом». Так и писал: выражаю, дескать, алкогольный протест. Штука действенная. Как мы знаем, в конце концов режим пал. Живо представляю себе коллективный запой несогласных. Своего рода замена марша. Вдруг подействует. Ведь кризис не страшнее советской власти.
Знакомый нарколог рассказал мне, что в ближайшее время специалисты прогнозируют увеличение числа алкогольных психозов. Это связано и с количеством, и с качеством употребляемых напитков. В последние годы пить – бутылками – считалось немодным и неактуальным. Сам этот образ жизни, от похмелья к похмелью, стал постепенно отходить в прошлое. Логика тут простая: если у тебя все в порядке, зачем ты все время пьешь? А оно должно быть в порядке, иначе ты неудачник, галимый лузер.
Одно дело пить глотками изысканные французские вина и цедить через трубочку экзотические коктейли, совсем другое – опрокидывать в себя граненый стакан какого-нибудь «Флагмана» или «Путинки». Как говорится, не комильфо.
Теперь все иначе. Нет у нас денег на изысканные напитки. И пьем мы не для удовольствия, а для того, чтобы перестать думать. Тяжелые напитки, дешевые напитки, суррогаты, всякую дрянь. То есть все то, что и приводит к стремительному разрушению головного мозга.
Для Шекспира не все потеряно
Писатель Кабаков мрачно пошутил: «От предыдущего кризиса можно было улететь через Шереметьево-2, от нынешнего – только через Байконур». Картина апокалиптическая. Примерно так же дело представлялось и современникам Уильяма Шекспира в охваченном чумой Лондоне.
Интересно, что именно благодаря чуме сохранились тексты шекспировских пьес. Когда началась эпидемия, большинство лондонских театров закрылось. Денег ни у кого не было. Пришлось продавать пьесы издателям. Пьесы в те времена предпочитали не печатать, чтобы конкуренты не могли их поставить. Если пьеса была популярна, ее просто выкрадывали. Или посылали стенографистов на спектакль, чтобы они записывали пьесу на слух. Можно представить себе, с какими искажениями. Но вот началась чума, и Шекспир стал полноценным писателем, писателем в современном понимании слова.
Кстати, Пушкин тоже писал свои «Маленькие трагедии», в том числе «Пир», во время холерного карантина. Задуманы они были еще в Михайловском, но лежали без движения до болдинской осени 1830 года. Кто знает, если бы не холера, может, и не было бы этих произведений.
Так что стрессовое поведение включает в себя и это – писание великих книг. И совершение великих поступков. Экстремальная ситуация предполагает, что ты не будешь размениваться на пустяки, надо успеть сделать самое главное. И тут уж у кого что. Одному важнее книжку дописать, за которую не мог сесть несколько месяцев. Другому – зачать ребенка. Третьему – еще что-то, например, до отвала напиться коллекционным арманьяком. Тоже цель, особенно если мечтал об этом всю жизнь. Достойный способ потратить деньги, оставшиеся от сытых лет.
«Бессмертья, может быть, залог», – пишет Пушкин. «Упоение в бою». По отношению к нашей жизни эти слова звучат слишком величественно и пафосно. Какое там упоение, какие бои. Не говоря уже о бессмертии. Это у них там дела, а у нас, как говорится, делишки. Но за то и надо быть благодарными кризису: он задает вещам правильный масштаб, показывает, что важно, а что нет. «Кризис – make love not buisnes», – как поется в песне, гуляющей по Сети. Love значительнее, чем бизнес. Теперь это абсолютно ясно. Многие из нас об этом давно догадывались. Сказать стеснялись, откладывали на потом. Но теперь никуда не деться.
Выпить или задуматься?
Есть такая поговорка: «Гром не грянет, мужик не перекрестится». «Пир во время чумы» – и об этом тоже. В разгар пира среди героев появляется старый священник. Он, как и полагается священнику, проповедует. «Безбожный пир, безбожные безумцы… Я заклинаю вас святою кровью Спасителя, распятого за нас: Прервите пир чудовищный…» Никого это, конечно, не убеждает. И в конце концов его прогоняют. Попробуйте войти в любой кабак со словами: «Перестаньте пить, грешники!» Реакция будет та же.
Но последняя пушкинская ремарка загадочна. «Пир продолжается. Председатель остается, погружен в глубокую задумчивость». Так и представляешь себе, как он замер со стаканом в руке и недоуменно смотрит на окружающих. Выпить или задуматься? Или и то, и другое? Сначала выпить, потом задуматься?
В случае Вальсингама речь идет о жизни и смерти. В нашем случае – всего лишь о потере денег. Но это тоже повод задуматься.
Рубрика «Классика кризиса» в газете ВЗГЛЯД (по четвергам):
5 марта, «Вчера было много, а сегодня мало» (Антон Чехов, «Вишневый сад»)
26 февраля, «Двенадцать устриц вместо тринадцати» (Сомерсет Моэм, «Луна и грош»)
17 февраля, «Доллар растет, жизнь – падает» (Эрих Мария Ремарк, «Черный обелиск»)
Следующий выпуск рубрики будет посвящен роману Джона Стейнбека «Гроздья гнева»