Сегодняшняя практика такова, что рецензии на фильм мы – и критики, и зрители – читаем прежде и задолго до того, как увидим само кино: вследствие этой сложившейся практики «общее мнение» по поводу фильма складывается еще до его выхода на широкие экраны.
Именно этот рационализм заговорщиков и является подлинной причиной поражения заговора: потому что рационализму заговорщиков противостоит фанатизм нацистов
На сегодняшний день все упреки, которые можно было высказать новому фильму режиссера Брайана Сингера, уже высказаны – за день, заметим, до официальной премьеры в России (29 января). Они, упреки, в российских СМИ носят характер по большей части эстетический, художественный: ребята, у вас был такой материал! (О заговоре 20 июля 1944 года написано множество книг, снято девять фильмов, не считая самой «Валькирии».)
Из этого можно было бы сделать такую «гибель богов», такую захватывающую драму чувств, такой полет валькирий, такой «Круз-200» (гениальный, не побоимся этого слова, заголовок Юрия Гладильщикова в «Ньюсвике») – а у вас получилась сплошная бюрократия и никаких чувств.
И вправду, в основном мы видим на экране только долгие заседания – где детально, скрупулезно разрабатываются планы покушения на Гитлера: эти заседания чуть ли не стенографируются. Такое ощущение, что они проходят неподалеку от рейхсканцелярии: на этом фоне манеры Штирлица еще могут показаться верхом конспирации. Шутка.
Примерно полфильма герои-заговорщики сидят, говорят, спорят, курят, листают что-то. Прям планерки какие-то, а не заговор (колориту добавляет и то, что фильм на английском языке: там в разговорах постоянно фигурирует слово «офис» – в значении «помещение», «здание»: «позвоните мне в офис», «я сейчас буду в офисе», «офис Геббельса захвачен»).
Заметим при этом, что фильм почти дословно воспроизводит историческую хронологию: загляните хотя бы в «Википедию», прочите статью о заговоре 20 июля и считайте, что сюжет фильма вам известен.
За это у нас большинство критиков и сочли фильм «скучным» – его и вправду не назовешь динамичным: но именно бюрократическая, скучно-организационная составляющая заговора 20 июля и является, возможно, главным открытием фильма. Нам настойчиво доказывают, что заговорщики – это не два-три человека, которым терять нечего, не бомбисты какие-то отмороженные, а вполне рациональные и респектабельные люди, большинство из которых – высшие офицеры рейха. Это очень интересный момент.
Мы видим на экране почти легальную оппозицию, которая не особо уже и шифруется – такой вот секрет полишинеля, – и с каждым днем в заговор вовлекается все большее число людей. А в 1944 году даже приближенные фюрера, чуть ли не его адъютанты намеком или бездействием подталкивают заговорщиков к действию.
Из истории известно, что генералитет планировал так или иначе избавиться от «выскочки»-фюрера года так с 1938-го или 1939-го. Фильм недаром начинается с эпизода, когда генерал фон Тресков в 1943 году передает ординарцу фюрера очередной «подарок» – начиненную взрывчаткой бутылку. Не сработало? Не беда: бутылку вернули, продолжаем воевать на фронте против русских и готовить новое покушение. 15 попыток покушения на Гитлера – разве плохо?
Из фильма следует также, что заговор 20 июля почти удался – и даже несмотря на то, что фюрер уцелел после взрыва, переворот вполне по силам было осуществить: помешали этому, как обычно, ряд непредвиденных случайностей.
Понятно, что создатели фильма пытались показать, насколько многие в высшем руководстве Германии в 1944 году понимали, что дело идет к краху. Немецкая аристократия, включая и военных, прямо или косвенно приветствовала приход Гитлера к власти в 1933 году, хотя и считала его «выскочкой». Она же, аристократия, решает теперь его убрать: все именно РАЦИОНАЛЬНО и логично, и в этом, по-видимому, и заключается историческая правда.
И герой Тома Круза, сыгравший главного заговорщика – полковника Клауса фон Штауффенберга (который пронесет портфель с бомбой в палатку фюрера), именно не фанатик, а логик, рационалист: он, по-видимому, чувствует себя карающим мечом аристократии и в этом видит свой долг. И именно рациональность этого заговора, именно его логичность и показана в фильме: не горение, не блеск глаз – а прежде всего холодный расчет и логическая необходимость свержения Гитлера.
Однако именно этот рационализм заговорщиков и является подлинной причиной поражения заговора: потому что рационализму заговорщиков противостоит фанатизм нацистов. Причем не высших – а, можно сказать, рядовых. Командир батальона охраны «Великая Германия» майор Ремер, который в соответствии с официальным планом «Валькирия» (рассчитанным на случай чрезвычайных ситуаций и внутренних беспорядков) должен был оцепить правительственный квартал и арестовать Геббельса, оказался убежденным нацистом.
«Майор, вы национал-социалист? – спрашивает Геббельс вошедшего. – Фюрер жив. Возьмите трубку, с вами хочет поговорить Адольф Гитлер».
Основной конфликт в фильме – не противостояние «хороших» немцев и «плохих», а противопоставление немецкого рационализма немецкому же фанатизму: фанатизм, как мы видим, и в 1944 году, и ранее – все 11 лет пребывания Гитлера у власти – всегда оказывался сильнее рациональных доводов, доводов рассудка.
Именно поэтому заговор был обречен на неудачу: чтобы победить национал-социализм, нужна была именно фанатичная ненависть к фашизму и готовность идти до конца, а не только рациональный расчет и логика.
У заговорщиков такого фанатизма и ненависти быть не могло – по вполне понятным причинам (хотя их смелости мы отдаем должное и считаем их борцами с фашизмом). Эта ненависть и решимость могли быть только у тех, кто в мае 1945 года брал Берлин. И в этом смысле фильм, выходит, вполне пророссийский, хотя о событиях 1945-го там – всего одна строчка. В самом конце. Но об этом и так все знают.