Пока буйствует всеми глянцевыми красками «Мода и стиль», в культурно-выставочном центре «Галилей» открылась выставка художников-семидесятников. Но сначала все же о моде и о стиле. В первую очередь о, наверное, самом главном событии недели – выставке Нормана Паркинсона.
Язык красоты
Портреты Нормана Паркинсона отличает совершенно особенная ирония: слишком тонкая, чтобы повредить их привлекательности
Ретроспектива выдающегося британского портретиста позволяет отследить путь развития Паркинсона как фотографа – зритель получает возможность понаблюдать, как сюрреалистически-созерцательный характер фоторабот постепенно уступает место более живой, энергичной и даже игривой манере. Именно этот новый стиль, который внес юмор, спонтанность и легкость в модную фотографию, совершил переворот в жанре фотографий моды. Последующая работа Паркинсона с такими журналами, как Vogue и Harper’s Bazaar, принесла ему мировую известность.
Невозможно обойти вниманием талант Паркинсона в использовании цвета в фотографии: так, даже использование ограниченного количества цветов (некоторые его работы практически монохромны) не могло лишить фотографию жизнерадостной яркости и насыщенности.
Помимо неизменной элегантности портреты Нормана Паркинсона отличает совершенно особенная ирония: слишком тонкая, чтобы повредить их привлекательности, и в то же время способная лишить излишней глубокомысленности. Теперь трудно наверняка сказать, лукавил ли Паркинсон, называя себя ремесленником, но однозначно несомненно то, что «случай Паркинсона» – это образец высочайшего профессионализма.
Метафоры
«Семидесятники» – понятие довольно расплывчатое. Кроме того, их часто (в целом незаслуженно) называют буфером, некоей инертной массой, заполняющей темпоральную нишу между периодом расцвета «Лианозовской группы» и становлением московского романтического концептуализма. Последний и вовсе заслонил семидесятников своей едкой идеологической риторикой.
Тем не менее каждый из семидесятников обладает своим собственным лицом, но все же нечто общее у них имеется. Это общее – метафоричность. С окончанием поисков положительного героя в лице очередной доярки в целях противостояния однотипной, скучной нормативности появилось иносказание. Метафоры семидесятников отличаются дерзостью, независимостью и многомерностью; это в своем роде постмодернистский диалог с историей и культурой. Так весь абсурд, вся ирония жизни нашли свою тропку в современное искусство. Несомненная заслуга семидесятников состоит хотя бы в том, что к настоящему моменту означенная тропка успела стать четырехполосным шоссе.
Фантасмагории
Название «Капричос» сразу же отсылает зрителя к испанскому художнику Гойя и его офортам, что само по себе весьма неоднозначно. Как правило, Гойя вызывает у зрителя чувства столь сильные, что становится не столь важно, какие именно это чувства. Ведь главное, как известно, – интенсивность. Для своих фоторабот Лаврухина использует гравюры художника в качестве даже не источника цитирования, но некоторого лейтмотива. Имеет место не механическое воспроизведение композиций и сюжетов и даже не попытка их переосмысления, а, скорее, иллюстрация того впечатления, которое произвела знаменитая серия офортов на автора.
Фотоработы Лаврухиной – это скорее картины, нежели фотографии. Длительная работа с эскизами предшествует съемке, а после съемки при помощи кисти наносятся классические лессировки. Далее изображение переснимается и обрабатывается в графическом редакторе. Техническая сторона – само «фотографирование» – служит в работах Лаврухиной своеобразным мостиком связи с реальностью, в то время как сюжет явно нашептан бессознательным, то есть, проще говоря, фантастичен. Именно это сочетание реального и ирреального и составляет самую суть, самую прелесть «Капричос» Лаврухиной.