Национальность Таривердиев

- Какие события приурочены к юбилею композитора?
- Микаэлу Леоновичу случилось родиться под знаком Льва – в середине августа. В это время в Москве мертвый сезон.

15 августа на выборгском фестивале «Окно в Европу» будет представлен проект, который был снят в мае, а выйдет он на Первом канале в сентябре. Проект называется «Семнадцать мгновений судьбы».

Получилась теплая передача в форме «Голубого огонька» – пришли друзья Микаэла Леоновича, с которыми он работал, – Белла Ахмадулина, Андрис Лиепа, Александр Ширвиндт, Маргарита Терехова, Василий Аксенов. Очень много людей было...

Они и поделились воспоминаниями, прозвучали двадцать новых исполнений песен – от Глюкозы и «Фабрики» до Иосифа Кобзона. Только одну песню исполнили в привычном варианте – «Не думай о секундах свысока».

Вот эту передачу мы и покажем на фестивале.

Однако главное юбилейное событие пройдет 4 октября в Международном доме музыки, в большом Светлановском зале. Прозвучит симфония для органа «Чернобыль», которую исполнят лауреаты Международного конкурса органистов имени М.Таривердиева, хоральные прелюдии, а также прозвучит Концерт для альта в исполнении Юрия Башмета и камерного оркестра «Солисты Москвы». Одно из самых последних произведений было написано по просьбе Башмета и посвящено ему.

В его исполнении концерт прозвучит впервые.

- Значит, Таривердиев не успел услышать этот концерт при жизни?
- Очень хотел, но не успел. Так сложилось – Башмет очень востребован, а концерт требует вживания. Это произведение с непривычными звучаниями, и нужно было время, чтобы быть к этому готовым.

Музыка же продолжает жить своей жизнью. Был проект английского канала ВВС – серия мультипликационных сюжетов по библейским сюжетам и Шекспиру. Таривердиеву предложили написать музыку к мультфильмам «Отелло», «Абрахам», «Даниил». Когда он написал, англичане спохватились, что музыка написана в семплерном звучании, и попросили переписать в оркестровом. Таривердиев возмутился: если такая задача ставится, то она должна ставиться в начале работы, и отказался переделывать.

А в этом году продюсер Мира Тодоровская закончила четырехсерийный фильм о жене Сталина и обратилась ко мне с просьбой помочь с музыкой. Фильм сложный, серьезный, о судьбе и драме Светланы Аллилуевой. Она принесла этот материал, я долго думала и предложила опереться на одну из хоральных прелюдий, где есть отзвуки грузинской темы.

Но потом я вспомнила про не вошедшую в мультфильмы музыку. Стала прослушивать и остановилась на «Данииле». Там есть тема крушения Иерусалима, которая и стала темой Сталина. Самое удивительное, что она не просто подошла к ленте Тодоровской, Таривердиев прописал акценты, которые были необходимы в новой картине.

Таким образом, музыка, которая не востребовалась тогда, оказалась востребованной сейчас.

- Кто он был – великолепный стилизатор или внутренний эмигрант?
- Таривердиев писал музыку, которую слышал внутри себя. Садился, играл от начала до конца, записывал на диктофон и потом излагал партитуру. Видимо, он слышал музыку сфер, поэтому в ней есть что-то неземное. Притом что в жизни он был нормальным человеком.

Во всех людях есть божественная искра, возвышенный мотив, именно к этому мотиву Таривердиев и обращается. Главный источник его музыки – ностальгия по далекой родине. Есть такое высказывание у философа Мираба Мамардашвили: «Любой художник – шпион неизвестной родины». Не случайно таким знаковым брендом творчества Таривердиева является тема далекой родины.

- От его музыки происходит ощущение – человек сел и записал дыхание…
- Да-да! Даже не мысли, а дыхание. Люди слушают, музыка им кажется простой, легко воспринимается. В чем загадка? С одной стороны, простота, а с другой – ясность и конкретность. Когда люди берутся исполнять его музыку, думают, что это просто, зная по слуху, а берут ноты и сталкиваются с невероятной сложностью.

Одна из примет стиля Таривердиева – не квадратное построение. Он любил не квадратные стихи, часто обращался к ним. У Микаэла Леоновича есть целый цикл монологов. Если стихи из них взять как автономные тексты, то удивляешься – неужели это можно положить на музыку?

А он кладет все это на музыку каким-то естественным способом. Посмотришь в ноты, а там часто не бывает одного и того же метра подряд – две четверти, три четверти, пять четвертей…

Будто бы он ловит внутреннее дыхание. Его интонация связана со словом, как мы его произносим, а ведь произносим так, как дышим.

- Кого Таривердиев сам любил слушать? К кому внутренне обращался и у кого учился?
- Любимые композиторы – Чайковский, Бах, Моцарт, Мусоргский, Прокофьев, Шостакович. Шостакович ему близок своей драмой, Прокофьев – остротой и современной интонацией. Чайковский был близок и дорог своим способом не бояться творить красоту, которую люди иногда воспринимают как банальность.

- А из современных композиторов? Его музыка так похожа на то, что сейчас делают минималисты, такие как Найман, Райх.
- Интересно, любопытно, но не более. Таривердиев считал, что задача музыки велика, нельзя просто играться со звуком, должен быть месседж. Он очень любил Валерия Гаврилина, считал, что в России живет гениальный композитор, которого должным образом не ценят. Не было интервью, где бы Таривердиев не говорил о Гаврилине. Может, он чувствовал родственность судьбы, недооцененности.

- А где, когда случился счастливый билет Таривердиева?
- Он считал, что его счастливый билет еще впереди. Таривердиев пережил много важных моментов – и признания, и понимания, но все это не сложилось в общее целое. Видимо, должно пройти время. Для кого-то существует только его популярная музыка, для кого-то – его органное творчество, а он есть некое целое, где на одном полюсе есть то, что может спеть Глюкоза, а на другом – Альтовый концерт и симфония «Чернобыль».

Как-то один спортсмен сказал, что Таривердиев как боксер, умеющий бить с двух рук. Для него музыка была едина и неделима. Ведь композиторское искусство проделало большой путь и только потом разделилось на популярное и академическое.

Таривердиев одной ногой стоял на платформе популярного искусства, а другой ногой – на академической стезе. Его все время тянуло в разные стороны, и он все время пытался объединить и примерить в себе разнозаряженные направления. На этом пути он и пережил трагедию непонимания. Но в нем жило глубокое убеждение, что композиторам нужно делать шаги навстречу широкой публике, иначе музыка может умереть, нужно искать способы разговора с людьми.

- Таривердиев оказался несколько в стороне от других композиторов. Недаром его называют главным советским эстетом. Он ведь выглядел успешным человеком, легким, уверенным. Многие считали, что Таривердиев обласкан властью.
- Он только в 60 лет узнал, что у людей есть трудовые книжки. Таривердиев был классическим свободным художником, который нигде никогда не работал. Он имел счастье числиться в Союзе композиторов и в Союзе кинематографистов. Будучи студентом, он стал работать.

Бытовало мнение: из-за того что Кобзон поет его песни, он близок к власти. Но он никогда к ней близок не был. Он воспринимался настолько чужим, что никому никогда не приходило в голову позвать его в партию. Его независимость была врожденным свойством, божьим даром.

Не зря 12 лет он был невыездным. Когда они сделали картину с Михаилом Каликом «Человек идет за солнцем» в 1961году, их пригласили в Париж на фестиваль. Но режиссеру запретили выезжать, потому что он сидел, а Таривердиев отказался без него ехать.

Таривердиев стал выезжать, только когда вышли «Семнадцать мгновений весны».

- Многие мифы о близости композитора к власти связаны именно с этим фильмом.
- Который выходил тяжело – его не принимали военные, так как по нему получалось, что именно разведчики выиграли войну. Генералитет настоял на том, чтобы в фильме использовали военную хронику.

Но когда картина все-таки вышла, на создателей «Мгновений» свалился бешеный успех. Юлиан Семенов достал Таривердиеву и Тихонову удостоверения, подписанные Андроповым, с которыми можно было останавливаться где угодно.

Но он же получил по полной за популярность этой картины. Через какое-то время пришла телеграмма в союз композиторов: «Поздравляю с успехом моей музыки в вашей картине. Френсис Лей». Потом выяснилось, что это не очень удачная шутка одного известного композитора. Однако история эта имела последствия – пошел слух, что Таривердиев крадет музыку. Позже Лей присылал официальное опровержение, но осадок все равно остался.

А что касается власти и партии, то Микаэл Леонович всегда шутил: «Я никогда не был причастен ни к какой партии, кроме партии «никонов». Фотография была его большой страстью, и он всегда снимал только «никонами». Оборудовал дома фотолабораторию и сам проявлял. У него в паспорте и других документах всегда были автопортреты.

Но когда не хватало средств на нужные инструменты для студии, он продал всю фототехнику. Потом долго укорял себя и говорил, что это было помутнением, что он никогда не сможет купить такую дорогую камеру. Очень страдал из-за этого. Ведь фотография – это была та же гармония образа, поэзия, которую он искал в звуке и находил в изображении.

- Последние произведения Таривердиев записывал на синтезаторах, но при этом ему удавалось сохранить живую утонченность. И если не знать, что музыка записана техническим способом, то невозможно отличить.
- Да, последние 13 лет он писал музыку кино в созданной им студии. Ему нравилась техника, он ей увлекался. И в какой-то момент понял, что ему надоело работать с оркестрами, дирижерами и музыку можно делать у себя дома. И создал студию. Все началось с компьютера, а вылилось в очень своеобразную, под него сделанную и, может, чуть-чуть в чем-то несовременную студию.

Он долго искал и не сразу нашел на этих инструментах свой звук. Когда саксофонист Алексей Козлов пришел в его студию, он сказал: «Ну, это уже устарело, а вот этот старый – он сейчас опять очень модный» – показав на синтезатор, который Таривердиев выменял у Эдуарда Артемьева. Может, он в каких-то вещах был непрактичным, но ему позарез нужно было именно это звучание.

Его многие спрашивали: зачем тебе три клавиатуры, когда есть одна? Но ему нужно было подобие органа, и при этом он играл одновременно на трех клавиатурах. Жаль, что никто не заснял, как он работал, – незабываемое впечатление. Он играл так… творил целую партитуру одновременно. Ему нужно было ощущение импровизационности, ему не нужен был пропущенный через компьютер звук, не нужна была метрическая точность, которая делается вписыванием. Он делал полифонию сразу, и поэтому во всем есть ощущение живого дыхания.

Был такой эпизод, когда Валерий Асхадов пригласил его работать на съемках картины «Я обещала, я уйду», прислал сценарий, но Микаэл Леонович сказал: «Я сначала посмотрю, а потом скажу, буду работать или нет». Он поехал на студию и посмотрел материал, а приехав домой, сел за инструменты и сразу записал фрагмент, тему под впечатлением одного эпизода. Когда ему дали кассету с фильмом (он всегда работал с изображением), тема легла под этот эпизод секунда в секунду. Такое у человека было ощущение времени, формы и такая образная память.

- Вы сказали, что он работал с изображением. Как это происходило?
- Первые годы работы в кинематографе он ездил в экспедиции и принимал участие в съемках, проговаривал с режиссерами сюжет. Был случай – снимали фильм, он написал музыку, но никто, кроме него, ее еще не слышал. Так он на съемках сам вез тележку с камерой, чтобы изображение точно совпадало с музыкой, ее темпоритмом.

Когда не было еще всей этой техники, он приезжал и записывал музыку прямо в студии, просматривая материал. Последние годы – это кассета дома. Он слушал дыхание кадра и записывал его. А какие-то вещи снимались и монтировались сразу под музыку – вот, скажем, встреча Штирлица с женой. Только так можно добиться естественной жизни звука в кадре.

- У Микаэла Леоновича 18 музыкальных премий. В 2002 году его внесли в Книгу рекордов Гиннесса. Как он относился к своим премиям, какая была для него самая дорогая?
- История с получением американской премии. Это было в 1975-м, когда в связи с 200-летием Америки объявили конкурс композиторов. Конкурс был анонимный, со всего мира люди присылали кассеты. Он получил первую премию за сюиту из фильма «Ольга Сергеевна».

Перед поездкой (а здесь уже знали, что ему будут вручать премию) его вызвали и сказали: «Только не подписывайте никаких документов». Премия заключалась в контракте на выпуск диска с гонораром 150 тыс. долларов. Американцы спрашивали, как выдать деньги, на что наученный здесь Таривердиев сказал, как всегда шутя и элегантно: «Если я буду подписывать бумаги, то что же будут подписывать мои юристы?»

Приехал обратно окрыленный, что у него есть огромная куча денег. Его вызвали к одному из начальников Внешторгбанка, или как он там назывался, и принесли чек, на котором было написано – 205 долларов. Пока он был в Америке и не подписал контракт сразу, наш ВААП быстро заключил договор с фирмой «Мелодия», которая экстренно выпустила пластинку, и американцам пришлось выкупать права на лицензию, а автору заплатили 205 долларов.

Есть премия, которая, к сожалению, была присуждена ему посмертно. От союза «Чернобыль». Ему присудили Чернобыльский крест. Чернобыльцы считают его одним из своих. Те, кто был в Чернобыле и слышал симфонию «Чернобыль», считают, что нет другого высказывания, передающего все, что там происходило, так, как эта симфония. Они говорили: «Только услышав эту музыку, мы поняли, в чем мы участвовали, через что мы прошли».

Я уверена, что к этому ордену он бы наверняка отнесся как к главному ордену своей жизни. И в то же время как он мог серьезно относиться к ордену Красного Знамени, о награждении которым узнал по телевизору из программы «Время» через 9 лет после выхода фильма «Семнадцать мгновений»? Просто Брежнев посмотрел картину целиком у себя на даче и приказал всем выдать ордена. Таривердиев вешал этот орден на елку, хотя он уважал свою работу в этом фильме.

- Самая лучшая награда для художника – это быть востребованным не только при жизни, но и после ухода. Как сейчас музыка Таривердиева доходит до людей? Выпускаются диски? Появляются ли люди, готовые вложить деньги в это, в архив?
- Что касается дисков, то они выходят регулярно. Сейчас выпущено 20 разных альбомов. И вокальные монологи самого Микаэла Леоновича «Я такое дерево», и опера «Граф Калиостро», и вокальные циклы, которые записали уже после ухода, и органная музыка, запись которой сделали в Голландии. Эти диски востребованы. Но есть и огромное количество произведений неисполненных, они ждут своего часа, и я думаю, что они все же дойдут до слушателя.

Сейчас очень сложно издавать ноты. Кое-что мы издали – органную музыку небольшим тиражом. Издали вокальные циклы, издали песни, фортепианные переложения музыки из фильмов. Но это малая доля.

И мы решили сохранить ноты другим способом. Есть такой замечательный портал www.tarakanov.net. Борис Тараканов – это человек, который работает в банке, но он музыкант, руководит большим хором Менделеевской академии. Такой вот музыкальный подвижник – сам организовал этот портал с огромным нотным архивом, сканирует ноты и выкладывает в Интернет. Мы стали выкладывать ноты на его сайте. Партитуру сегодня издать нереально, голоса – нереально. Все время ксерокопировать по просьбам разных людей тоже невозможно, а потом, кто-то просто не знает, что это есть. Интернет сейчас – наша надежда на спасение нотного архива. Огромное спасибо этому человеку за такое большое дело.

- Когда я уезжала в Китай надолго, то взяла только два диска с собой – Таривердиева и Малера. Музыка Микаэла Леоновича была как глоток воздуха с родины. Но в то же время это была не просто русская музыка, а нечто большее, чем просто родное, отечественное.
- Когда Микаэла Леоновича спрашивали, кем он себя считает больше – русским или армянином, он всегда смеясь отвечал: «Я по национальности Таривердиев». Он был человеком мира, человеком будущего, того будущего, где человеческое будет важнее национального. Наверное, та самая далекая родина, к которой он всегда обращался.

- В Китае, кстати, знают музыку Таривердиева, так как там раз в год показывают по телевизору «Семнадцать мгновений весны» и продают диски, правда, пиратские.
- Да? Как хорошо! Пусть пиратские, пусть продают, лишь бы люди это слушали, знали, любили. Как бы он радовался, что его музыка дошла до таких дальних мест. Ведь самое главное – чтобы звучала музыка и люди бы ощущали то, к чему стремился сам Микаэл Леонович: мир может быть лучше, и у всех нас есть надежда, что красота может спасти этот мир.