В коротких видеофильмах художники пародируют язык массовой культуры, КНВ и MTV. На их фотографиях Буш соседствует с Бен Ладеном, а Путин с Гарри Поттером. Их сюжеты основываются не на поисках «единственно возможного деления трансценденций средствами банального отрицающего жеста», а на том, что большая часть населения нашей страны ежедневно видит по телевизору. О своих теперешних свершениях Вячеслав Мизин и Александр Шабуров рассказали в интервью обозревателю ВЗГЛЯДа Максиму Шульцу.
- Что вы выставляли на Венецианской биеннале?
Вячеслав Мизин: Все биеннале обладают двумя схожими признаками — кавардак в организации и невнятность темы. Тема венецианской биеннале была «Всегда чуть-чуть впереди». Куратор Роза Мартинес позаимствовала ее из названия книжки комиксов про Корте Мальтеса (это такой авантюрист в капитанской фуражке, чем-то похожий на Остапа Бендера). Еще одна особенность всех биеннале — художники, приглашенные к участию, не очень этой темы придерживаются. Потому что все художники ленивые, независимые и умеют делать что-то одно. Выставка про кошек — они выставляют скамейки. Но никто ничего художникам не говорит, потому как принято закрывать на это глаза. Мы всякий раз делаем новые работы точно на заданную тему.
"Гори, гори, моя свеча" |
-И как иностранная публика реагирует на ваши работы?
Александр Шабуров: Об этом говорить приятно потому, что на Венецианской биеннале мы были главными героями. В нашей прессе больше пишут про национальный павильон. Потому что его устраивала российская организация и неоднократно презентовала здесь для российских журналистов. Мы же участвовали в основной интернациональной выставке в Арсенале, в самом центральном зале. Никаких официальных призов не получили (это дело художественной политики), но пользовались наибольшей популярностью. Мы даже не смогли сфотографировать свои работы — они всегда были со всех краев облеплены зрителями. BBC News написали: «Синие носы» заткнули за пояс все шоу». Незнакомые соотечественники подходили к нам на улицах пожать руки и говорили, какую они испытывают гордость за российских художников.
- Ваше искусство всегда было декларативно-популистским? Как вы соизмеряете ту или иную свою задумку с нуждами и чаяниями «простого народа»?
ВМ: Когда-то давно у нас в мастерской делали ремонт. Стелили на пол оргалит. Это такая тонкая древесно-волокнистая плита, которая использовалась тогда не только для отделки помещений. Холст достать было непросто, и художники рисовали на оргалите. Многие, впрочем, и до сих пор рисуют... Так вот. Однажды утром мне звонит прораб, который руководил ремонтом. Говорит: «Мы почти закончили, но нам оргалита немножко не хватило. Совсем чуть-чуть. Я не буду посылать машину в магазин — больно накладно получается. Там у вас в углу стоят листы оргалита с какой-то мазней. Давай, я их возьму…» Я ему: «Это ж наше искусство!» А он: «Да мне совсем немного нужно. А то, что понравится, я оставлю». Самое интересное, что прораб оставил именно те работы, которые мы сами считали неплохими.
"Синие носы" готовы носить куратора Розу Мартинес на руках |
Говоря «народ», «современное искусство», ты оперируешь какими-то абстрактными ярлыками. Как художники, мы, конечно же, наследуем язык нашего профессионального сообщества. Но помимо этого мы ориентируемся на людей, среди которых провели значительную часть нашей жизни, порой совсем далеких от искусства. Это не какой-то условный «народ», это знакомые, родственники, друзья. Которые у нас есть не только среди модных галеристов, но и среди замшелых пенсионеров. Мы ориентируемся и на тех наших друзей, и на этих. Никого не хотим отсекать. Чтобы то, что мы делаем, было интересно и нашим и вашим. Как, к примеру, песни Высоцкого, объединявшие все интересы. Романтические парадигмы «Поэт и Царь», «гений и толпа» себя изжили. Если раньше носители «духовности» свысока вещали об «истинных ценностях», то сейчас ты должен слезть с котурнов и вести разговор с теми, кто рядом, на близком им языке массовых стереотипов. Выдерживая конкуренцию КВН и клипов MTV. На равных.
- Именно это вы считаете главным в своем искусстве?
ВМ: Да, наверное. Мы не хотим попадать в капканы групповых конвенций. Любая самоизоляция и самовозвеличивание ведут к стагнации. У нас даже существовала пара самоограничений — про то, что нам надо делать произведения, интересные не только интернациональному контексту, но самым широким массам, от пионеров до пенсионеров. Всем возрастам то есть. Такое, допустим, видео, которое было понятно даже в Африке не знающим русский язык. Без дополнительных пояснений. Но соответствующее уровню местных технологий. Не хай-тек, а тяп-ляп! Основанное на самых примитивных ходах, сделанное, как говорится, прямо «на коленке».
Поэтому первое время, когда мы высмеивали западные этноклише, нас здесь загоняли в нишу пародийных сибиряков в телогрейках и валенках. Между тем на Западе ничего сугубо этнографического в наших работах не видят. Ведь мы исследуем современную медиакратию, власть образов. Наша тема — маленький человек, терроризируемый химерами массовой рекламы и пропаганды, упоминавшимися уже групповыми фетишами и жупелами.