1
21 февраля Россия скромно и камерно отмечает одну из важнейших дат в своей истории – восшествие на престол первого правителя из рода Романовых. Михаил Федорович, двоюродный племянник Федора I Иоанновича, последнего русского царя из Рюриковичей, был коронован Великим Земским и Поместным собором в 1613 году.
Аристократия, причем не подпольная, советская, скрывающаяся за ширмой разговоров о равенстве, а настоящая, осознающая себя и ничего не стесняющаяся, – это и есть главный аргумент в пользу нового мифа
Смутное время окончательно ушло в прошлое. К концу эпохи Романовых, к 1913-му, Российская Империя становится одним из самых сильных игроков мировой политики, крупнейшей державой Европы, чтобы уже через четыре года после памятного юбилея открыть новый, семидесятилетний, период истории.
2
Важен этот праздник не потому, что дата красивая (хотя она очень красивая, а до 500-летнего юбилея вряд ли доживет хоть один из читающих эти строки), а потому, что на наших глазах формируется новый миф, отчасти очень похожий на советский, ставший основным содержанием интеллектуальных и бытовых полемик 90-х и нулевых, но очень во многом ему противостоящий. И круглая дата как нельзя лучше подходит для описания этого очень интересного тренда.
Нет, споры о советском никуда не ушли, логика простой замены здесь не работает: о колбасе продолжают спорить все с тем же ожесточением. Однако аргументы и сторонников, и противников СССР изрядно поистрепались – все полемики о Сталине, Космосе, лагерях, победе в войне, наличии или отсутствии продуктов мы уже слышали миллионы раз. Стороны пока не устали биться друг с другом, но, кажется, сами себе надоели ровно настолько, чтобы любой разговор в стиле «какую страну развалили» и «пала империя зла» воспринимался окружающими как пространная и безобидная болтовня о погоде.
Советский миф очевидно нельзя воплотить в действительность. Возврата в СССР не будет хотя бы потому, что любое правительство с 1999-го – почти сплошь либералы. Министерства финансов, экономического развития, здравоохранения и образования укомплектованы людьми вполне гайдаровского склада ума, а силовики впрямую на финансовую политику влиять не могут.
Расходы на оборону выросли, но технически государство и с обороной действует не по-советски, иначе мы бы видели не умножение корпораций, госкорпораций, агентств и т.п., а создание единого суперведомства и строительство (или реанимацию) тысяч предприятий и городов закрытого типа.
Советский миф очень инерционен, с этой символикой можно играть десятилетиями, но на место этого мифа осторожно претендует другой – о том, как хорошо жилось до того, как большевики в пломбированных вагонах приехали брать власть.
3
Тот факт, что раньше, до исторического перелома, «все шло так», ни сторонниками СССР, ни поклонниками Российской Империи не оспаривается. Это выглядит, конечно, очень по-детски, но мифы вообще – прямое следствие инфантильности ума, закономерный итог встраивания любых событий в уже готовую матрицу. Факт – это ведь просто факт, в какую систему координат ты его поместишь, там он и будет работать.
Но новый миф, дореволюционный, во всех отношениях удобней, чем старый, советский.
Во-первых, советская власть – это революция и гражданская война. Революция, которая плохо бьется с эпохой благоденствия образца 70-х, тем не менее, лежит в основе советского мифа, а нынешним теоретикам советского и простым обывателям революции не хочется. Дело это довольно хлопотное, благосостояние во времена революции – вещь иллюзорная, а о социальных гарантиях нечего и думать. Так что для установления Рая хорошо бы как-нибудь обойтись без голодного Петрограда 1918 года.
Я знаю довольно много поклонников советской власти. Но единицы из них готовы встать под ружье и в бою обрести счастье свое.
Романовым повезло больше: они садятся на трон после изгнания интервентов. Причем отнюдь не мифологических, а самых что ни на есть ляхов. И никакой революции, никакой гражданской войны, никакой борьбы с церковью и воинствующего атеизма. И 300 лет процветания, да. Народ-богоносец, РПЦ, сливающаяся с государством, выигранная Отечественная война (от которой остались не ужасы и жертвы, не споры о количестве убитых, не полемика о сепаратных переговорах с Гитлером, а поручик Ржевский и Пьер Безухов), рост промышленности, великая русская литература и, главное, аристократия – вот она, мифология эпохи Романовых.
4
Аристократия, причем не подпольная, советская, скрывающаяся за ширмой разговоров о равенстве, а настоящая, осознающая себя и ничего не стесняющаяся, – это и есть главный аргумент в пользу нового мифа.
Советский Союз 70-х – это риторическая апелляция к равенству, к разнообразию, которое вырастает из унификации, и уже совершенно не имеет значения, было это равенство или его не было. Важно, что оно стилистически безупречно и риторически вполне убедительно.
Однако за последние 15 лет споров о том, хорошо ли было жить в Советском Союзе или плохо, массовая пресса сделала важнейший шаг к легитимизации неравенства, к признанию за неравенством права на существование, и методы, которыми воспользовалась «желтая» пресса, трудно назвать неэффективными.
«Звезды», которые построили себе замки и стали вдруг рассказывать о своем славном родовом прошлом (уже не советском, а дореволюционном, местами – выдуманном от первой до последней буквы), сделали само понятие аристократии чем-то вполне естественным. Алла Пугачева, ведущаяся себя как недокнягиня, Стас Михайлов, празднующий свадьбу в парижском замке, Никита Михалков с его босоногим дворянством – все это выглядит очень смешно, но никто ведь сто лет уже не видел никаких настоящих дворян и с трудом представляет себе, что они такое.
Потомков Романовых иногда мельком показывают по телевизору, но они – чужие, доверия им нет. А Алла Борисовна – своя в доску, и, ишь ты, смотри-ка, какая барыня.
На смену мифу о равенстве приходит миф о возможности подняться повыше: разумеется, мало кто ассоциирует себя с крестьянами, пахавшими от зари до зари и помиравшими на клочке потом и кровью выбитой земли, но ведь и в случае с советским мифом никто из его распространителей, поющих о лагерях, не идентифицирует себя с брошенным в эти лагеря большевиками.
Если советский миф – это миф, где каждый не сидит в Воркуте или падает у стенки с простреленной головой, а сажает и расстреливает, то дореволюционный миф – это легенда о том, что каждый – если не князь или граф, то по меньшей мере купец, а уж никак не полунищий крестьянин.
Общество стало гораздо менее кровожадным: расстреливать и сажать хотят все меньше, а вот прикинуться князем – все больше.
5
Князей, впрочем, тоже не будет, чего уж там.
Зато будут длиннейшие утомительнейшие споры о том, достаточно ли было у Российской Империи зерна, прав ли был Петр Столыпин, хорошим ли министром был Витте, не стоит ли вернуться к поркам на конюшнях и в чем состояла великая правота Гришки Распутина.
Этот полемический кульбит лишь на первый взгляд кажется чем-то незначительным: мало ли о чем спорят взахлеб. Но именно из таких споров, из таких мифов, из всенародных обсуждений исторических несуразиц и несоответствий и рождается политика – сначала как стиль, а потом как метод принятия решений.
Вопрос о переименовании Волгограда в Царицын лет через пять станет главной темой дня, и ведь переименуют же.