И понеслось: правильно, СПИДом не заразятся! Да вы что! Окститесь! Изыди! Вот до чего довели Интернет и безнаказанность!
Вот какие дивные отношения могли бы установиться ныне меж равными и свободными участниками постижения жизни!
Много хожу на разные толковища и сборища, слушаю умных людей. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.
И, кстати, действительно много узнаю пусть и не нового, но интересного. Например: в Японии в очередной (кажется, в восьмой) раз издали «Братьев Карамазовых». Тираж – внимание! – перевалил за миллион экземпляров. Хоть японцы и прежде признавались в любви к Достоевскому, но такого тиража не было никогда! Что же сделал с романом переводчик, профессор Камэяма? Убрал некоторые уменьшительно-ласкательные, вычеркнул лишноты, спрямил имена, и вообще – отредактировал под время. Под Японию.
А самое главное − под молодежь.
Погодите гомонить и горячиться. Он ничего не исказил. Он выполнил по сути бунинский завет (правда, относившийся к «Анне Карениной»). Нобелевский лауреат считал, что если книгу Толстого сократить в два раза и отредактировать (трижды «который» в одном предложении), выйдет и вправду шедевр. Миллион молодых японцев, читающих в скоростных экспрессах «Карамазовых» (роман издевательски издали в карманном формате, правда книг пять), когда московское метро, сглатывая слюнки, дожидается выхода очередной Усдошковой – эту живую картину я не готов гвоздить за «искажение классики».
Больше того, оглядевшись по сторонам, нет ли среди почтенной публики умеющих читать мысли, а то ведь из зала выведут, я подумал: может, пора кое-что и на современный русский перевести? Даже не с языка на язык, а с времен на времена. В академических изданиях такую роль выполняют комментарии, коих бывает едва ли не больше, чем текстов. А как быть книге карманного формата – а главное ее читателю, который живет быстрее раз в сто и в абсолютно изменившемся мире? И тут Максим Кронгауз, солидный человек, лингвист и профессор, говорит: «А что? «Слово о полку Игореве» переводили с русского на русский!» У меня отлегло: «Верно, − подумал я, − и ведь какие переводы!» Как там у Заболоцкого:
По оврагам волки завывают,
Крик орлов доносится из мглы −
Знать, на кости русские скликают
Зверя кровожадные орлы.
И все слова понятны даже простому юзеру: сидят кровожадные орлы у компьютера и скликают. На два клика мышью (тут лучше сказать «мысью») зверь открывается в 3D. На Esc − исчезает.
Уже упомянутый японский передовик-переводчик на достигнутом не остановился. Кому мало, он еще и дописал роман за Достоевского! По намекам и мельчайшим штрихам понял, как сложится дальнейшая жизнь героев, после финальной точки. И изложил, как сумел.
Вот это я понимаю любить Достоевского! Такая любовь молодежи понятна. У них авторитет – не памятник, а блогер phedor. Он близок. С ним запросто можно переписываться, спорить. Даже дописывать. Он не обижается. Он сам такой.
В доказательство приведу письмо старшеклассницы Достоевскому.
Был бы жив Достоевский, всю ночь бы думал, что ответить на письмо школьницы (фото: wikipedia.org) |
«Я учусь в 10-м классе. Очень люблю литературу как предмет личного мышления. Но... Пусть откликнется тот человек, который запоем читал бы ваше «Преступление и наказание», где вы рассказали о такой «светлой личности», как Родион Раскольников! Вот уж, простите меня, действительно беспросветная тьма, а не книга. Мне кажется, в каждом произведении должно быть светлое, чистое, наивное, святое... Что же мы находим в «Преступлении и наказании»? Раскольников (фамилия-то какая подходящая!) – раскаявшийся убийца, который на протяжении всего повествования только и делает то, что раскаивается. А сам язык книги – мрачный, навевающий тоску, угнетающий. Ни одного проблеска, будто все происходит в грязной луже. Хотела бы я знать, какую пользу данное произведение принесло нам? Ну, что мы убивать кого-нибудь, грабить собираемся? Зачем нам до тонкости знать все, что происходит в голове Раскольникова? Это какой-то темный, гнусный тип, «дрожащая тварь», поистине. Я понимаю, нас должны учить разбираться в психологии людей. Но, извините, не в такой степени! Ненужное можно заменить более полезным».
Был бы жив Достоевский, всю ночь бы думал, что отвечать. Тяжелый питерский воздух свинцом давил бы легкие. Под утро силуэты домов стушевались в тумане, хлопнула дверь парадного. Кто-то вышел из дома как бы в нерешимости, избегнув встречи с квартирной хозяйкой. «Ты права, девочка. Мне понравилось, − вздохнув, натюкал Федор Михайлович в ответ. − Пиши исчо».
Вот какие дивные отношения могли бы установиться ныне меж равными и свободными участниками постижения жизни!
А теперь откройте современные школьные пособия и прочтите там… ну, хоть про Достоевского. Все те же бетонные надолбы и противотанковые заграждения, все те же «в образе Мармеладова он показал»… «В этой повести Достоевский не изображает непосредственно переживания своего героя, но глазами его друга и сожителя».
И эти люди возмущаются «олбанским» языком?
Да он на порядок живее и ярче, чем язык учебников!
Конечно, передовые взрослые понимают: дети уходят в отрыв, а некоторые отрываются попросту говоря. Надо как-то успеть посеять в них разумное-доброе-вечное. И как же это сделать?
Натолкнулся в Интернете на методичку: передовой урок по Достоевскому (откуда, честно говоря, взял и предыдущее письмо старшеклассницы). Вначале все идет чинно-благородно: «Каким Достоевский рисует мальчика? Что такое Христова елка? Где мальчик находит успокоение?»
И вдруг − ба-абах!
«Слушаем песню «Парнишка» – русский шансон в исполнении группы «Ленинград».
#{audio6}
− Какие чувства вызывают у вас песня и тексты Достоевского?
− Современен ли писатель и почему?
− С обществом произошли большие изменения. Сейчас легче ли живется детям, хорошо ли устроено общество?
Нет, ну так оскорбить «Ленинград», назвать его шансоном… Куда смотрят завучи, гороно, или как их там сейчас?
Как же мы, взрослые, подчас забавно выглядим в попытке наладить эту связь с новым поколением! Мы ее устанавливаем как на войне, по-пластунски, с катушками, держа концы проводов зубами. По ходу мы выдаем себя с головой: «Какие чувства у вас вызывает песня и тексты Достоевского?» Да как пьяное стебалово «Ленинграда» сочетается с истерзанным Петербургом Достоевского? Как Шнур, Коровьев русского… а вот чего? Чуть не написал «рока». Но какой же это рок? Еще глупее, чем шансон. Русского невесть чего сочетается с мальчиком на елке у Христа?
Отвечайте, если сможете. «Сейчас легче ли живется детям?» Ах, вот вы о чем…Трогательно, трогательно, право, трогательно. Но, кстати, трогательно и наивно – это лучше чем железобетонно. Так что я цитировал не с целью обругать или посмеяться. Просто старой как мир проблеме контакта поколений каждый раз нужны современные технологии. Иначе попадаешь в глупое положение. А главное, цели не добиваешься. Но и задрав штаны бежать – тоже как-то нелепо получается.
Отвечайте, если сможете: «Сейчас легче ли живется детям?» (фото: РИА "Новости") |
По-своему трогательные мамы присутствовали на другом собрании, где обсуждались вред и польза Интернета. Опущу ту часть, где собачились меж собой ветераны виртуальной поляны. Но у модераторов дискуссии был рояль в кустах. Красивые, с иголочки одетые, с прекрасным макияжем, с уместными длинами и вырезами мамы. Похожие на актрис, исполняющих роль мам. Которые потребовали у государства как-то так умудриться, закон что ли принять, гайку завернуть или кнопку нажать, чтобы их дети прекратили смотреть порнографию в Интернете. Детки любят группу «Ранетки» (я бы уже с этого места забил тревогу – «зачем нам до тонкостей знать, что происходит в душе у Раскольникова?»), а они там без одежки. Особенно трогательно выглядела на собрании сём Ксюша Собчак, которая, поправляя очки в учительской оправе, хлопнула дверью «Дома-2» и полностью встала на сторону мам. Она искренне возмущалась: я вот тоже захожу в Интернет, а там всплывающие окна! А на них такое! На ехидные реплики ветеранов, мол, не ходи на сомнительные ресурсы, так оно и не всплывет, Ксения ответила, что вообще-то «всплывает» у нее в почте. Кто понимает, посмеялись, прочие посочувствовали.
Короче, в воздухе возникла привычная смесь озабоченности, тщеславия, лицемерия, лукавства и компьютерного невежества пополам с компьютерным же снобизмом. Тут одна из мам говорит: «Вот вы тут спорите, а у нас в классе знаете, что девочки мальчикам на 23 февраля подарили?» Все хором: «Неужели?» «Нет, − говорит мама, − по упаковке презервативов». И понеслось: правильно, СПИДом не заразятся! Символический подарок! Почему? Защитники же Отечества! Да вы что! Окститесь! Изыди! Вот до чего довели Интернет и безнаказанность! Не надо ханжить! И т.д. и т.п.
Кстати, больше всех старались не отстать от времени и молодежи модераторы дискуссии, которые, несмотря на благородные седины, отчаянно выступили на стороне девчат, дарящих презервативы. «Да, такие они теперь, − пылко провозглашали модераторы. – А что – заботливые!» Все орали, а я сидел пнем, и у меня в соответствии с методическими указаниями лучших педагогов в голове играла бессмертная композиция Шнура «Горит резина, кончает Зина».
Присутствовавший на собрании заслуженный блогер России Parker стал объяснять разволновавшимся мамам про настройки браузера: дескать, волшебная кнопка-то у вас дома, чего государство по пустякам беспокоить. Выяснилось, что мамы не знают, что такое браузер.
А я, наверное, должен был сказать, что подарки дарить – это большое искусство. Поскольку зван был говорить примерно такие глупости: каждого звали свои глупости говорить. Но промолчал. Не Достоевского же цитировать: «Деньги он употреблял на украшение квартиры, на подарки Наташе, которая восставала против его мотовства, журила его, иногда даже плакала. Чувствительный и проницательный сердцем, Алеша, иногда целую неделю обдумывавший с наслаждением, как бы ей что подарить и как-то она примет подарок, делавший из этого для себя настоящие праздники, с восторгом сообщавший мне заранее свои ожидания и мечты, впадал в уныние от ее журьбы и слез, так что его становилось жалко, а впоследствии между ними бывали из-за подарков упреки, огорчения и ссоры».
Не пройдет тут цитата. Не проканает. Она из другой плоскости. Не из этой дискуссии. Из другого мира. «Проницательный сердцем…» − это одно требует тома комментариев. Уже нуждается в переводе на современный.
Да, кстати, чуть главное не забыл! Знаете, сколько профессор, ну тот, японский, Камэяма, успешный переводчик «Карамазовых», потратил времени на свой перевод? Десять лет. Он пишет, что не спал ночами, когда нужное слово не приходило. А утром оно приходило – и тучи, раздвинувшись вновь над вершиною Фудзи, луч пропускали к цветку голубой хризантемы.
…Потом все разошлись, страшно довольные собой. Дети − к компьютерам и «Ранеткам». Мамы − на шопинг. Умники – на следующее толковище. Я − колонку писать. И только в Кремле еще долго горело окно: это государство думало, как бы сделать так, чтобы дети не дарили друг другу презервативы. Ведь впереди 8 Марта.