Леонид Радзиховский: Войной войну поправ

«Война – продолжение политики другими средствами» (Клаузевиц). Но это было не вполне так. Скорее, политика была подготовкой войны.

Небывалая Европа

Понесшие самые большие жертвы в той войне Германия и Россия еще «не навоевались», не утихомирились, им «было мало

После 1945 года ситуация Качественно изменилась. Причем настолько, что разговоры про «конец Истории» (в известном нам смысле этого слова) кажутся уже не просто словесным выкрутасом.

Неужели Вторая мировая была действительно последней войной?

Конечно, после 1945 были еще страшная (недооцененная нами) гражданская война в Китае, Индия воевала с Пакистаном, Ирак с Ираном (миллион погибших), три войны арабов с Израилем, постоянные конфликты в Африке, мировой терроризм, да что и перечислять… Воевали, как всем известно, и великие страны: США в Корее, Вьетнаме, Ираке, Франция в Индокитае, Алжире, Великобритания в Малайзии, СССР в Анголе, Афганистане. И того гуще: великие де-факто воевали даже друг с другом, только из-за спин своих вассалов, что и придавало такое ожесточение вполне бессмысленным войнам в Корее, Вьетнаме, Анголе.

Так о какой последней войне можно говорить?!

Можно. По крайней мере, в Европе «что-то кончилось». И это решающе важный пункт в европейской истории. Которая веками (в самой Европе, но и не только в ней) считалась мотором истории Всемирной. И если считать войну (плюс ВПК, плюс искусство, описывающее войны, плюс психологическая готовность к войне и т.д.) злым, гордым, величественным, страшным, словом – каким угодно, но главным мерилом силы и жизнеспособности наций и людей, то в определенном смысле наступил «закат Европы» (Шпенглер) или, если угодно, «вечный мир» в Европе, за сто с лишним лет до Шпенглера предсказанный Кантом.

Конечно, есть наглядная причина: Большую войну убила Атомная Бомба. Как говорится, других причин уже не требуется – этой одной довольно с избытком. Но в Истории бывает странная логика… Сама Бомба была изобретена очень вовремя – к тому моменту, когда Европа искала только последнюю «физическую» причину, раз и навсегда делавшую войну невозможной. Психологически же война стала невозможной для Европы и без всякой Бомбы.

Между прочим, Бомба убила только идею Большой войны. А так-то войны знай себе идут везде – кроме Европы. В Европе за 63 года были военные конфликты в Венгрии (1956) и Югославии (1998–99). Их масштаб по европейским меркам – ничтожен. Кстати, вторая, столь взволновавшая Россию, война все-таки была затеяна, чтобы затоптать огонь гражданской войны в той же Югославии.

Никогда раньше, ни в одном веке ничего подобного в Европе не было. Вообразить было невозможно. А сейчас войну в Европе вообразить немыслимо. Значит и правда – что-то кончилось. Старая История кончилась. Возникла новая История – без войн… И дело тут не в Бомбе.

Одни устали, а другие – нет

Фактически Европа сломалась в войну 1914–18 года. Не случайно из ее окопов пошатываясь вышло «потерянное поколение». Европейцы и правда – потерялись. «Они устали». Именно в 1918 году Франция-победительница проиграла Вторую мировую. В 1940 она уже не имела моральных сил драться всерьез – как в 1914. И предпочла опрокинуться на спину перед немцами, а потом, для самоутешения, сочинила себе миф о «Сражающейся Франции», герое войны де Голле и т.д. Конечно, было дело – и Сопротивление, и де Голль. Только никакого реального военного значения они не имели. Когда принимали капитуляцию Германии, там был представитель Франции, маршал Латтр де Тассиньи. Увидев его, Кейтель ухмыльнулся: «А, так вам мы тоже проиграли войну?»

Париж был без боя сдан немцам, Эдит Пиаф пела перед немецкими офицерами, а герой Первой мировой маршал Петэн стал предателем номер один.

Не одна Франция – вся Европа сломалась в 1918. Даже Англия... Если бы не сверхчеловеческая воля Черчилля и – главное – не спасительное положение островного государства, вполне возможно, она повела бы себя в 1940 не лучше своих французских союзников, не лучше чехов, капитулировавших без боя в 1938 (как капитулировали они без боя и перед СССР в 1968).

Пораженческая политика, приведшая Европу к катастрофе 1939–40 годов, не просто результат глупости, классовой корысти буржуазии, чьего-то личного ничтожества. Нет. Это результат «слома войной». Войной 1914–18 годов, когда Франция потеряла убитыми 1 400 000, а Англия – свыше 900 000 человек. Население же той и другой страны составляло по 40 миллионов человек. Больше на такие жертвы они не были готовы идти. Ни ради чего – ни ради Свободы*, ни ради национальной гордости, ни ради государственной независимости и т.д.

И если бы тогда были «равномерно сломаны» все – то вечный мир в Европе наступил бы раньше, наступил как итог Первой мировой.

Но после 1918 в Европе оставалось две несломленные страны.

Понесшие самые большие жертвы в той войне Германия и Россия еще «не навоевались», не утихомирились, им «было мало». Хотя потеряли они убитыми в ходе той войны соответственно 2 350 000 (из 70 миллионов) и 2 254 000 человек (из 160 миллионов).

Но психологическим результатом Первой мировой войны для них стало не страшное опустошение и голый ужас, «Герника» в душе, как для Западной Европы, а совсем другое. Из концентрированной злобы войны родились две чудовищные социально-психологические мутации – большевизм и фашизм. Это были новые идеи, и они дали новую энергию агрессии и злобной решимости Германии и СССР.

Дракон. Вы знаете, в какой день я появился на свет?

Ланцелот. В несчастный.

Дракон. В день страшной битвы. В тот день сам Атилла потерпел поражение – вам понятно, сколько воинов надо было уничтожить для этого? Земля пропиталась кровью. Листья на деревьях к полуночи стали коричневыми. К рассвету огромные черные грибы – они называются гробовики – выросли под деревьями. А вслед за ними из-под земли выполз я. Я – сын войны. Война – это я. Кровь мертвых гуннов течет в моих жилах, – это ледяная кровь. В бою я холоден, спокоен, точен.

Разумеется, я не собираюсь – как некоторые наиболее отмороженные либералы – уравнивать агрессора и жертву агрессии, Германию и СССР, а уж тем более не буду обсуждать геббельсовскую пропаганду г-на Суворова-Резуна о «превентивной войне» бедняги Гитлера. Нет ни малейших сомнений, что для СССР Отечественная война была защитной, справедливой – в том единственном смысле, в каком это можно говорить о войне.

Но тот факт, что СССР был способен в 1941–45 бороться, да еще так бороться, как не могла бороться ни Франция, ни Англия, – это результат психологической и социальной энергии большевизма. У царской России такой энергии не было – и под куда более слабыми ударами всего лишь половины германской армии страна затрещала, рухнула в 1917 и «сложилась внутрь», капитулировав в 1918 году в Брест-Литовске. Железная тоталитарная организация, презрение к человеческой жизни, привычка к Большой крови («смерть миллионов – статистика») – вот что радикально отличало СССР и от царской России, и от легко капитулировавших западных стран. И роднило с другой тоталитарной идеологией – фашистской.

Только поэтому СССР защитил Европу от всемирного третьего рейха, от тотального нацистского варварства. Демократические и цивилизованные страны сами за себя постоять были не в состоянии, предпочитали капитулировать, а в лучшем случае прятались в свою островную скорлупу. Для их освобождения понадобилась страна диктаторская, отрицавшая западную цивилизацию. И спасая себя, она волей-неволей спасла весь мир: «И нашей кровью искупили/ Европы вольность, честь и мир …»

Конец «прусского духа»

В 1945 были убиты и фашизм, и большевизм.

Первое, казалось бы, было очевидно, наглядно. Но ведь из краха 1918 Германия вышла только обгорелой, сцепив зубы и окончательно потеряв человеческий облик. А на сей раз змея реванша была действительно раздавлена. Германский милитаризм был не только положен на лопатки, но и морально растоптан, убит – в сознании самих немцев.

В чем разница между «ожесточающим поражением» 1918 и полной и безоговорочной капитуляцией «прусского духа» в 1945?

Почему «раздавить гадину» не получилось в 1918, но получилось в 1945?

Конечно, нет одной причины.

И слишком большой – даже для немцев – уровень потерь и разрушений. Они потеряли 2 350 000 человек в Первую мировую и 8 миллионов во Вторую. И полное разоблачение идеологии нацизма и германского милитаризма (что не было сделано в 1918). И экономический подъем, план Маршалла, экономическое чудо. После 1945 Германия окончательно психологически интегрировалась в Европу, было покончено с идеями немецкого романтизма, «особого пути». То ощущение абсолютного ужаса, невозможности войны, ее неоправдываемости ничем, которое пришло в Западную Европу в 1918, пришло в Германию в 1945. Нет, это не политический пацифизм в строгом смысле слова, но это моральный пацифизм такой силы, что любые политики перед ним просто бессильны.

И «конец Германии» стал началом Объединенной Европы. О покорении (и в этом смысле об «объединении») Европы мечтали Наполеон, Вильгельм II, Гитлер. Но Объединенная Европа возникла «добровольно и с песнями» как отрицание европейских имперских утопий. Тотальный молчаливый пацифизм всех больших европейских стран вдруг разрешил проблемы, сотни лет составлявшие весь интерес, всю жизнь европейской политики. Точнее оказалось, что эти антагонистические противоречия (Англия – или Франция, Англия и Франция – или Германия), для решения которых и воевали, «продолжали политику другими методами», не то что «решены», а их просто больше нет. «Победила дружба».

Только б не было войны!

Но мне кажется, что в 1945 был побежден и большевизм!

Уж это-то предположение кажется просто ерундой: это в честь победы над большевизмом был проведен парад Победы?! Это советские, большевистские знамена, может быть, бросали к подножью Мавзолея?! Ну как можно такую чушь писать…

Всё так. Но в соответствии с любимой большевиками диалектикой миг высшего торжества большевизма, милитаризма, военного духа и стал «началом конца», точкой перегиба, вершиной, с которой начался спуск вниз. Парад Победы во Франции 1918 года, когда победители шли по Елисейским полям, обозначал не только Победу, но и – что тогда не понимали – слом военной психологии «галльского петуха». Так и парад Победы на Красной площади обозначал – чего тогда, конечно, никто не мог вообразить – начало колоссальной смены в национальной психологии «русского медведя».

Да, после войны удвоенными темпами продолжалась милитаризация страны. Советская Армия стала технологически еще куда мощнее. Она усиливалась вплоть до 1970-х, когда – высосав из страны все соки – наш ВПК распух до размеров американского. Военные фильмы, песни, культ войны продолжался – хотя и по размеру и, главное, по реальному воздействию на людей был, конечно, куда слабее милитаристской пропаганды 1920–30-х годов. (Хочу, кстати, напомнить, что война-то у нас была безусловно оборонительная, а вот пропаганда – безусловно наступательно-агрессивная. И велась эта милитаристская, доходящая до психоза, пропаганда отнюдь не с 1933, когда появилась реальная опасность войны, а с начала 1920-х. Тогда речь шла то о Всемирной Пролетарской Революции на штыках, то о «защите от Антанты», каковая и в страшном сне не думала воевать ни с кем, а меньше всего с СССР …)

Но что-то необратимо изменилось в психологии русского народа.

Это было видно даже по смене лозунгов, смене стиля официальной пропаганды.

В 1920–30-е: «Если завтра война, если враг нападет, если черная сила нагрянет, весь советский народ как один человек …», «Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход, когда нас в бой пошлет товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведет!». И это была не только казенная брехня – это было и реальное настроение миллионов, «рык молодого большевизма».

В 1960–70-е – «только б не было войны!». Это было не лицемерное прикрытие и оправдание растущего милитаризма СССР. Нет! Это было робкое, испуганное попискивание совершенно нового качества – первых ростков национального пацифизма. Как ни странно.

Нет, разумеется, речь не шла о сознательном пацифизме, ну там на наш манер – «непротивлении злу насилием» и т.д. За такие штуки и власти башку бы оторвали, да и сам народ бы не понял таких «предателей». Грохотание гусениц по брусчатке оставалось тем же: «Мы нанесем вам – если будет надо – ответный термоядерный удар!»

Но не было уже в этом скрежете удали, вызова, агрессивного азарта. Продать милитаристскую конфету народу можно было только в убаюкивающей, по сути пацифистской установке: «Только б не было войны!» И это был не лозунг, придуманный кремлевскими мечтателями. Нет, что-что, а это было истинно «подслушано в народе». Вот в этом «только б не было …», а не в «нанесем!» была народная вера.

«Хотят ли русские войны? – спросите вы у тишины, спросите вы у матерей, спросите у жены моей, спросите вы у тех солдат, что под березами лежат».

Много их лежало под березами. Слишком много. Видно, и русская мера переполнилась.

Укатали крутые горки

Никто точно до сих пор не считал.

Говорят про 20–25 миллионов погибших из почти 200 миллионов населения. Дальше, когда начинаешь уточнять, тонешь в дебрях и пропагандистских спорах, сколько наших за одного «ихнего». Есть ухари, которые по 10 русских на своих счетах за одного немца насчитывают, а есть кто пересчитывает – получается полтора на одного…

Непонятно и откуда берутся 20–25 миллионов.

Официальные данные Минобороны – 8 868 400 военных погибло на войне (в боях, госпиталях, плену и т.д.). Подозрительная точность – до 100 человек …

Ну, а «остальные» 11–16 миллионов погибших?

2 миллиона евреи – граждане СССР.

700 тысяч – блокада Ленинграда.

150 тысяч – чеченцы и ингуши в ходе депортации (из примерно 500 тысяч депортированных).

Несколько десятков тысяч (по другим данным – до 200 тысяч) цыган. Итого – около 3 миллионов.

«Остается» еще от 8 до 13 миллионов человек.

Партизаны? Жертвы немецких карателей? Бомбежки? Что-то еще? Может ли это объяснить ТАКИЕ цифры? (Кстати, крупных эпидемий в войну не было.) Или это не физически погибшие люди, а «с учетом неродившихся»? В общем, толку я от демографов не добился.

Ясно одно: катастрофа – она катастрофа и есть.

20, 25, 30 миллионов …

Может быть, для Китая с его населением и с его менталитетом это и не было бы «сломом сознания» (кстати, в Китае во время войны жертвы были вполне сопоставимы, да и война с японцами и друг с другом там велась непрерывно в 1937–49). Но для русского менталитета это оказалось – чересчур.

«Они устали». Нация поняла – хотя бы спинным мозгом – что больше такого кровопускания ей не вынести. Франция это ощутила в 1918, Россия в 1945. Инстинкт самосохранения нации, того самого «сбережения народа» ясно сказал: больше такая война невозможна.

К несчастью для французов и англичан, после 1918 у немцев разгулялись другие инстинкты. К счастью для русских, в 1945 военные, агрессивные, милитаристские инстинкты у Европы были убиты. Убиты прежде всего тем самым русским солдатом, который, совершив эту работу, надорвался и сам.

Инстинкт национального самосохранения ясно показывал: да, профессиональная армия может вести «маленькие победоносные» (или не очень победоносные) войны на чужих территориях – Афганистан, Ангола, совсем уж точечно в Корее или Вьетнаме. Но война на своей земле – с ополчением, бомбежками, миллионными жертвами – невозможна. На нее нет моральных сил у народа.

Перефразируя Толстого, можно сказать, можно предположить, что на Большую Войну у нации нет моральных сил: «То есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой-нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то всё равно произошла бы путаница и сражения все-таки бы не было». Бессмысленно обсуждать, что это была бы «путаница» – дезертирство, измена, военный переворот и т.д., но войны бы не было.

Повторяю, к счастью для России, ее милитаристские инстинкты были подорваны последними в Европе.

Новая история

Однако всё же неясно: почему раньше нация чувствовала, тот самый инстинкт самосохранения ей подсказывал, что надо умирать и людей не жалеть. Так было в России в Смутное время, жертвы которого не подсчитаны, но едва ли составляли меньше 10% населения (жертвы ВОВ).

А вот в ходе почти непрерывной резни 1791–1815 годов Франция потеряла не менее миллиона человек убитыми, умершими от ран, замерзшими, умершими в армии от болезней. При этом население Франции было не больше 30 миллионов человек. И ведь не устали они тогда! Их адреналина хватило еще на несколько революций (1830, 1848 – кстати, не сравнишь их с карнавалом 1968 года), на войну с Германией в 1870.

То есть я хочу сказать, что идею войны в Европе убили не просто огромные жертвы – жертвы, пропорционально не меньшие, были и раньше.

Но изменилось нечто другое.

Стала гораздо выше цена человеческой жизни.

Сравните. В 1914 рождаемость в России была 44 человека на 1000 человек в год, смертность – 30 человек. Сейчас рождаемость 11 человек, смертность – 16. На одну женщину в среднем 1,4 ребенка. Средний возраст населения – 38 лет.

Англия. 1914 год. Рождаемость 29 человек, смертность 17 человек. Сейчас рождаемость 10 человек, смертность 10 человек, на одну женщину 1,7 ребенка, средний возраст 40 лет.

Франция. 1914 год. Рождаемость 21 человек, смертность 20 чел. Сейчас рождаемость 13 человек (имея в виду еще и повышенную рождаемость 10–15% арабского населения!), смертность 8,5 человека, 2 ребенка на женщину, средний возраст – 40 лет.

Но, может быть, самые поразительные перемены в Германии. 1914 год. Рождаемость – 34 человека, смертность – 19 человек. Сейчас рождаемость 8,2 человека (!), смертность 10,8 человека, 1,4 ребенка на женщину, средний возраст 43,4 года.

Вот такой гигантский перепад давлений. Новый мир: семья с 1–2 детьми, старое население … (Сравните Ирак. Сегодня: рождаемость – 30 человек на 1000, смертность 5,4 ребенка на женщину, средний возраст 20 лет. Европа 1914 года.)

Добавьте к этому, что людей-то меньше, да вот прав у них куда больше. Тысячи лет, сотни лет солдат был на войне пушечным мясом, в жизни – рабом, крепостным, безграмотным, бесправным крестьянином. Сейчас в жизни он избиратель, средний класс, человек с правами и самоуважением, с пониманием ценности своей уникальной жизни. Не так-то легко превратить его в немое пушечное мясо! Какие уж тут к богу в рай войны! Навоевались…

Правда, в условиях мира, долгой жизни и сытости детей рождается все меньше. Может, и правда опасность истребления дает драйв, пришпоривает жизнь: «живи с отвагой, умри со славой»? Война давала смысл политике, смысл общественной жизни, «война и мир» были близнецами-братьями-антагонистами. Как прикажете жить в мире вечного мира, мире без войны? Но как бы то ни было, этот мир – мир войн, огромных семей, молодых народов и бесправия – рухнул. И Европа учится жить, не отталкиваясь от войны, не опираясь на войну, даже уже почти и не боясь войн (после 1991 года).

Наверное, этот мир рухнул бы сам собой – от общего прогресса. Но случилось так, что ноги этого мира оторвало снарядом во время Второй мировой войны.

Так что, празднуя победу русского оружия, мы одновременно празднуем и конец эпохи войн. В Европе.

* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента