Изначально советский читатель узнал об этом подвиге из мемуаров маршала бронетанковых войск Павла Ротмистрова. В 1943-м Ротмистров командовал 5-й гвардейской танковой армией, сражавшейся под Прохоровкой. Рассказывая об этом сражении, Ротмистров пишет:
«На 2-й батальон 181-й бригады 18-го танкового корпуса обрушилась большая группа фашистских «Тигров». Командир батальона капитан П. А. Скрипкин смело принял удар врага. Он лично одну за другой подбил две вражеские машины. Поймав в перекрестие прицела третий танк, офицер нажал на спуск... Но в то же мгновение его боевую машину сильно тряхнуло, башня наполнилась дымом, танк загорелся. Механик-водитель старшина А. Николаев и радист А. Зырянов, спасая тяжелораненого комбата, вытащили его из танка и тут увидели, что прямо на них движется «Тигр». Зырянов укрыл капитана в воронке от снаряда, а Николаев и заряжающий Чернов вскочили в свой пылающий танк и пошли на таран, с ходу врезавшись в стальную фашистскую громадину. Они погибли, до конца выполнив свой долг».
Приведенная Ротмистровым версия широко разошлась по советским популярным изданиям – правда, с некоторыми вариациями. Например, выпущенный в 1980 году путеводитель по памятным местам Курской битвы сообщал следующее:
«12 июля в сражении у Прохоровки произошел первый танковый таран. 20-летний сержант Александр Николаев вел Т-34, экипаж поджег уже три «Тигра», когда сразу несколько снарядов попали в машины. Николаев вытащил из танка раненого командира батальона и потом заметил, как в сторону лежащего без сознания комбата движется «Тигр», собираясь раздавить его гусеницами. Успев крикнуть по рации: «Прощайте! Иду на таран», – Николаев свой горящий танк направил наперерез вражеской машине и взорвался вместе с ним. За этот подвиг Александр Николаев посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза» (что неверно – прим. ВЗГЛЯД). Сообщения советских источников некритично подхватили и постсоветские.
«Это были веселые парни»
Хотелось бы разобраться, где здесь правда, где вымысел. О том, что подвиг действительно был совершен, свидетельствуют наградные листы советского времени.
«В ходе боя командиром батальона капитаном Скрипкиным, у которого водителем был т. Николаев, был подбит один «Тигр». После этого танк механика-водителя Николаева был подожжен. Командир батальона капитан Скрипкин тяжело ранен, командир башни убит. Оставшиеся в живых механик-водитель т. Николаев и стрелок-радист т. Чернов вытащили из танка тяжелораненого командира... Чтобы приостановить движение немецких танков на нашу пехоту и отомстить за тяжелораненого командира, два смельчака смело бросаются в горящий свой танк и тараном мчатся на «Тигр». Советский горящий танк врезается в тяжелую броню «Тигра», и «Тигр», охваченный пламенем, остановился. Два героя погибли, но не пропустили немецкие танки», – отмечается в выписанном 25 июля 1943 года документе, которым командир 2-го танкового батальона 181-й бригады 18-го танкового корпуса капитан Скрипкин Петр Александрович представляется к ордену Красного знамени.
Про Скрипкина известно, что он родился 12 июля 1911 года в поселке Кулотино (где сейчас одна из улиц носит его имя) Новгородской области. После окончания в 1925-м семилетки отучился в школе фабрично-заводского ученичества, где получил специальность ткача. В 1928 году поступил в Ленинградский финансово-экономический техникум, откуда двумя годами позже был призван в армию. Закончив Ульяновское танковое училище, дослужился до капитанского звания. Участвовал в битве с японцами при Халхин-Голе, получил ранение и обгорел. В госпитале Скрипкина за полгода восстановили, и вскоре он принял участие в Великой Отечественной войне.
При Прохоровке руководимый им батальон оказался в самом пекле битвы. Скрипкин ехал в танке, экипаж которого составляли командир Иван Гусев, механик-водитель Александр Николаев, стрелок-радист Анатолий Зырянов и башенный стрелок Роман Чернов.
«Я был командиром роты, хорошо знал героический экипаж. «34-ка» Гусева всегда находилась в безупречном состоянии и ее часто ставили в пример другим. Иван отличался даже среди бывалых танкистов исключительным трудолюбием и глубоким знанием дела, экипаж Вани Гусева заслуженно считается общим любимцем в 181-й танковой бригаде. Это были веселые, дружные, сплоченные, жизнерадостные парни, готовые всегда прийти на помощь своим товарищам. Поэтому именно с ними пошел в контрнаступление командир батальона капитан Скрипкин…» – вспоминал Герой Советского Союза Евгений Шкурдалов.
Детали боя унесли с собой на тот свет
Конечно, словами сражение при Прохоровке адекватно не опишешь. Чтобы понять те титанические события во всей их полноте, надо было самому там побывать. Сошлемся, однако, на рассказ Ротмистрова, находившегося на командном пункте и получавшего максимально полную на тот момент информацию.
Военачальник пишет, что это было первое за время войны крупное встречное танковое сражение: танки дрались с танками. Поскольку в разгар битвы боевые порядки противников перемешались, артиллерия прекратила огонь; поле боя не бомбила ни советская, ни вражеская авиация. Две армады по несколько сотен машин в каждой столкнулись лоб в лоб и отдельных выстрелов не стало слышно: все слилось в единый гул.
Как вспоминает Ротмистров, из-за огня, дыма и пыли становилось все труднее разобрать, где свои и где чужие. «Однако, имея даже ограниченную возможность наблюдать за полем боя и зная решения командиров корпусов, получая их донесения по радио, я представлял, как действуют войска армии. Что там происходит, можно было определить и по улавливаемым моей радиостанцией приказаниям командиров наших и немецких частей и подразделений, отдаваемым открытым текстом: «Вперед!», «Орлов, заходи с фланга!», «Шнеллер!», «Ткаченко, прорывайся в тыл!», «Форвертс!», «Действуй, как я!», «Шнеллер!», «Вперед!», «Форвертс!»
Доносились и злые, ядреные выражения, не публикуемые ни в русских, ни в немецких словарях. Танки кружили, словно подхваченные гигантским водоворотом. «Тридцатьчетверки», маневрируя, изворачиваясь, расстреливали «Тигров» и «Пантер», но и сами, попадая под прямые выстрелы тяжелых вражеских танков и самоходных орудий, замирали, горели, гибли. Ударяясь о броню, рикошетили снаряды, на куски рвались гусеницы, вылетали катки, взрывы боеприпасов внутри машин срывали и отбрасывали в сторону танковые башни», – пишет командующий.
Как уже упоминалось, Петр Скрипкин выбрал в качестве своего командного танка Т-34, экипажем которого руководил лейтенант Иван Алексеевич Гусев. Этот 21-летний уроженец мордовского села Сабанчеево на войне был новичком – прибыл на фронт в мае 1943-го. В разгар битвы у Прохоровки танк Скрипкина и Гусева оказался у села Петровка. Данные разных источников о действиях этого танка не во всем совпадают друг с другом – что не удивительно, если учесть, что почти никто из экипажа бой не пережил. Все же вырисовывается следующая картина: «тридцатьчетверка» подбила два немецких «Тигра», подавила три вражеские огневые точки и уничтожила несколько десятков гитлеровцев.
Но при столкновении с новой группой «Тигров» Т-34 получил удар снарядом: Скрипкин был тяжело ранен, а Гусев и Николаев – легко. Дабы повысить шансы комбата на выживание, Зырянов вытащил Скрипкина из танка и укрыл его в воронке.
Тут есть некоторые неясности. По одной из версий, Скрипкина помогал тащить наружу и Николаев, вернувшийся затем в машину. Помощь комбату начала оказывать санинструктор Мария Боровиченко. Опять же, не вполне понятно, выбрались ли затем из Т-34, поняв, что машину уже не спасти, остальные члены экипажа или они сделать этого не успели. Известно лишь, что советские танкисты заметили приближение одного из «Тигров». И тогда советский танк с вернувшимся в него экипажем устремился на таран. Кто отдал эту команду – сейчас узнать уже не представляется возможным. По общепринятой версии, при столкновении машины взорвались, что привело к гибели советских танкистов.
Впрочем, участник сражения с германской стороны танкист 13-й роты Вернер Вендт в своей книге «Тигр» рассказывает о донесении члена этой же роты – унтер-офицера по фамилии Летцш. Тот сообщил, что в ходе боя 12 июля 1943 года его танк попытался протаранить горящий Т-34. Однако немецкие танкисты сумели увернуться от столкновения. Что касается той «тридцатьчетверки», то она погибла почти мгновенно – сдетонировал боекомплект. Другими словами, немцы утверждают, что таран не удался, хотя и имела место попытка его осуществить. Немецкий историк Карл-Хайнц Фризер, учитывая район, где происходили эти события, предполагает, что речь идет именно об экипаже лейтенанта Гусева.
Загадка Ивана Гусева
Еще одна загадка связана с именем самого Гусева. В некоторых источниках, в том числе и вышеприведенных мемуарах Ротмистрова, лейтенант не упоминается, а человеком, отдавшим команду на таран, называют Александра Николаева. Есть версия о том, что Гусев был убит в бою еще ранее. Однако историк, автор книги «Засекреченная Курская битва» Валерий Замулин, постаравшийся собрать максимально полные данные об этом эпизоде, полагает все-таки, что Иван Гусев командовал своим танком до самого конца.
«Не думаю, что решение идти на таран было принято механиком-водителем вместе со стрелком-радистом без учета мнения находившегося рядом командира, да к тому же офицера. Однако после боя командование 181-й тбр ходатайствовало о присвоении звания Героя Советского Союза (посмертно) лишь А. С. Николаеву и Р. И. Чернову, а о И. А. Гусеве просто забыли. На него не был составлен не только наградной лист, но ни в одном документе не отмечается, что лейтенант находился в танке в момент тарана», – сетует Замулин.
Хотя не исключено все же, что последнее решение принял именно Александр Сергеевич Николаев. Приглядимся и к нему. Николаев и Скрипкин были земляками – оба родились в Новгородской области. Александру на момент гибели было 20 лет. Он родился в деревне Маковно, а позже семья Николаевых перебралась в то самое Кулотино (там сейчас есть и улица имени Александра Николаева). Перед началом войны работал на Кулотинской прядильно-ткацкой фабрике, с которой в 1941-м был эвакуирован на Урал. В 1942 году Николаева призвали и после прохождения соответствующих курсов направили на фронт в качестве механика-водителя танка.
Что касается Романа Иосифовича Чернова, то о нем известно совсем немногое. На момент гибели ему было около 18 лет. Появился на свет он, видимо, на Украине и был призван на фронт районным военным комиссариатом деревни Попельня Житомирской области, где, надо полагать, и родился.
Петр Александрович Скрипкин этот бой тоже не пережил. Как следует из документов, он погиб в тот же самый день, 12 июля – умер от ран по дороге в госпиталь. Останки Скрипкина, Николаева, Гусева и Чернова были в тот же вечер погребены близ Петровки, а спустя семь лет перезахоронены у села Прелестное. Неясной остается лишь судьба радиста Анатолия Зырянова. Но так как никаких документов о его гибели обнаружить не удалось, можно предположить, что он этот бой, да и вообще всю войну пережил – единственный из всего экипажа.
* * *
В общем, в этой истории остались свои белые пятна, которые, наверное, уже никогда не удастся заполнить. «Учитывая, что прошло уже много времени, а также стремление каждой из сторон приукрасить любое событие войны и использовать его в свою пользу, даже в мелочах, вероятно, уже невозможно объективно разобраться и выяснить, что произошло в те несколько минут, когда экипаж лейтенанта И. А. Гусева шел на таран. Не вызывает сомнения лишь тот факт, что советские танкисты, спасая жизнь командира, продемонстрировали лучшие качества воина – героизм и самопожертвование. Но, к сожалению, не всегда это оценивалось по достоинству», – отмечает Валерий Замулин.
Действительно, этому экипажу не повезло с наградами. После боя командование 181-й танковой бригады ходатайствовало о присвоении Александру Николаеву и Роману Чернову звания Героя Советского Союза посмертно. Об Иване Гусеве и вовсе просто позабыли. В итоге Николаева и Чернова наградили лишь орденами Отечественной войны 1-й степени. Справедливость была частично восстановлена спустя 42 года, когда 11 марта 1985 года указом Президиума Верховного Совета СССР лейтенант Иван Алексеевич Гусев тоже посмертно был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени…