Почему именно среда стала «судным языковым днем» (linguistic judgment day) для рязанских курсантов, уже неважно. В кругу военных переводчиков принято по-доброму иронизировать над генералами старших поколений, которые в силу строевой привычки порой доводят многие здравые идеи до абсурда. Но уже прямо хочется попасть на эту среду (особенно на утреннее построение, строевые занятия и физподготовку), дабы получить новые знания в области гарлемских диалектов.
Из фольклора Анголы: «Переводи ему: генерал – он и в Африке генерал». Переводчик по-португальски: «Товарищ Главный военный советник уверен, что и в Африке есть генералы
Но по сути аргументации генерал Шаманов, безусловно, прав. Он мотивирует свой приказ об улучшении языковой подготовки курсантов тем, что именно десантники особенно часто участвуют в международных операциях и учениях, наряду с 15-й отдельной мотострелковой «миротворческой» бригадой Сухопутных войск. И учения эти раз за разом выявляют тотальное непонимание между вроде бы дружественными армиями. Если белорусов, армян и казахов понять легко, то уже с сербами возникают проблемы. А ведь есть еще китайцы, совместные учения с которыми становятся все более частыми и насыщенными, а военных переводчиков на всех не хватает.
Шаманов при этом оговорился, что существуют еще некие «профильные языки», что в отношении ВДВ звучит несколько двусмысленно (вопрос к знатокам: есть ли в китайском мат?). Но обучение другим языкам, помимо английского, в российской армии никогда не проводилось за ненадобностью.
Есть в этой истории и фигура умолчания. Все старательно избегают общеизвестной в профессиональных кругах формулировки «главный противник». Она вышла из употребления еще в горбачевскую эпоху даже в среде разведки и с тех пор не возникает из соображений дипломатии и политической корректности. Тем более некоторое время «главного противника» и впрямь не существовало: после событий 1991 года Россия на войну добровольно не явилась и получила техническое поражение.
Понятно, что Шаманов давал это интервью к 1 сентября, да еще под впечатлением от решения Министерства образования преподавать в общей школе два иностранных языка с пятого класса (на выбор по регионам; на Дальнем Востоке, например, китайский). Все это дало такой синергический эффект, что теперь каждую среду половина Рязани заговорит на чудовищном английском. Однако идея, в принципе, здравая. Конечно, рядовой ВДВ не должен через «спик фром зе ботом оф май харт» цитировать Шекспира. Это вообще не его работа, будем честны. Но он должен в достаточной мере знать англоязычную военную терминологию, радиожаргон (кто, к примеру, знает, что в радиообмене «over» соответствует нашему «прием», «конец сообщения»?), морскую лексику, воинские звания и их аналоги, топографию, уметь читать карты, включая электронные, понимать распространенные в американской армии многобуквенные сокращения, иметь возможность поддержать бытовой разговор.
Меж тем специализированной лексике стран НАТО девочек-курсисток специализированного колледжа МИД РФ учат на уровне 9-го класса общеобразовательной школы. А в структуре МО обучение языкам последовательно разваливалось с 1991 года. Великий и ужасный Военный институт иностранных языков был расформирован и превратился в факультет Военного университета, потеряв и структуру, и большинство преподавателей, и имущество. ВИИЯК, будучи институтом достаточно закрытым, никогда не был на слуху, но в то же время выпускал не только узкое сословие военных переводчиков, но разнонаправленно образованных людей, не обязательно потом служивших в армии длительное время. В частности, Аркадий Стругацкий, более известный как писатель-фантаст, окончив ВИИЯК, был переводчиком с японского и участвовал в подготовке Токийского трибунала 1948 года. Таких примеров достаточно во многих областях, но преобладают политика, экономика, включая высшие эшелоны (например, Сечин), и, разумеется, журналистика.
Теперь потеряна сама система военного перевода, требующего специфического владения языком, как в плане знания специальной терминологии, так и в плане разговорных навыков. Из фольклора Анголы: «Переводи ему: генерал – он и в Африке генерал». Переводчик по-португальски: «Товарищ главный военный советник уверен, что и в Африке есть генералы».
Прежде много внимания уделялось деталям, которых в современной системе просто не замечают. Например, разбитый на множество диалектов арабский язык в классической методе преподают по «кораническому стандарту», на котором более или менее говорят только в Сирии и Ливане. В итоге людям приходилось переучиваться на месте, их попросту никто не понимал. Это примерно как пытаться учить арабов церковнославянскому, а потом отправлять их работать в Россию, Сербию и Чехию. Русско-арабский военно-морской разговорник времен ОАР (Объединенной арабской республики), выдававшийся в советской Средиземноморской эскадре, четко разделен по лексике на две части – сирийскую и египетскую, настолько они не похожи.
Были и абсолютно трагические случаи, вызванные языковыми ошибками, как, например, гибель журналистов еще советского первого канала Виктора Ногина и Геннадия Куренного в сентябре 1991 года в Югославии. Ногин проходил во время обучения в советское время практику в Загребе, и потому говорил по-сербскохорватски с ярко выраженным хорватским акцентом. И когда их остановили на сербском блокпосту (не государственном, а составленном из местных отмороженных на всю голову «добровольцев»), его объяснениям, что они – русские, просто никто не поверил. Он для них был готовый хорват, просто с «фальшивыми» российскими документами.
При этом полностью отсутствует навык обучения так называемым новым языкам – грузинскому, узбекскому, казахскому, азербайджанскому, не говоря уже о тотальном незнании балтийских языков. Впрочем, страны Восточной Европы тоже никогда не были в приоритете.
Возвращаясь к распоряжению Шаманова, надо сказать и о дисциплинирующем эффекте подобного воспитательного решения. Изучение иностранного языка, особенно сложного (английский, как один из самых легких языков в мире, не наш случай) приводит в порядок мозги. К человеку приходит понимание, что конструкции, свойственные его родному языку, не единственные в мире, в итоге появляются гибкость речи, мышления и способность взглянуть на мир с другой стороны. Может, это излишнее требование к личному составу ВДВ, но общий образовательный уровень в любом случае повышает.
Понятно, что сама профессия военного переводчика сильно отличается от тех знаний, которые должен получить личный состав ВДВ (а в перспективе, и многие другие подразделения Вооруженных сил). В ВВС и ПВО и так учат английский по системе знаковой терминологии, а более сложную работу выполняют батальонные переводчики. А есть еще печальные люди, сидящие на прослушке радиоэфира – от Японии до Норвегии.
Армия в последние годы стала одним из наиболее стабильных и уважаемых институтов общества. Курсанты военных училищ вновь превратились в завидных женихов (что, кстати, немаловажно), как следствие, повышаются даже бытовые требования к ним. А превращение армии в элиту общества (идея перспективная, но это не вопрос сегодняшнего дня) способствует повышению престижа подобной карьеры, основой которой теперь становятся не только физические данные. Надо быть еще достаточно образованным, чтобы хотя бы соответствовать девочкам из «новых Смольных институтов», которые тоже создаются, правда, пока только в Москве и находятся в ведении МИДа.
Одним словом, распоряжение Шаманова всегда можно обсмеять, в чем наверняка преуспеет либеральная пресса. А он озвучил правильную идею, пусть и в несколько своеобразной форме. Все правильно сделал. Well done.