Вы можете себе представить, что через 50, 100 или 200 лет кто-нибудь, гуляя по городским районам панельных или монолитных многоэтажек, по коттеджному поселку, по поселку городского типа или по садоводческому товариществу, будет восхищаться архитектурой, обжитым пространством, которое создали мы с вами – люди конца 20-го–начала 21-го века? Я – не могу. Какая радость может быть от унылого, однообразного, неживого пространства, в котором размещены железо- или газобетонные коробки домов, коттеджей, таунхаусов, торговых центров с навесными фасадами – неважно, элитные это коробки или экономкласс.
Что такое архитектура, как не создание архитектурных объектов, а как обживание пространств? Это сотворение нового пространства, пересоздание дикого пространства в жилое. Какое пространство нам нравится? Сложноорганизованное, разнообразное, многослойное, где есть стягивающие доминанты и расслабляющие линии горизонта, где слои времени образуют ландшафт, начиная с геологических слоев образования литосферы, прорезания рек и морей, нарастания плодородного слоя полей и лесов, и далее наслоения культурных ландшафтов – слоев возделывания и эпохальной застройки земли.
Если мы посмотрим на средневековое жилое пространство, оставшееся для нас в сохраненном «музейном», в живописном или в воображаемом виде, то увидим всё вышеперечисленное в градостроительной практике: природный ландшафт, прозор на реку или море, лес, пашни, доминанты шпилей – переплетение и вписанность жилых слоев в природные. У средневекового человека было другое представление о пространстве, которое стало меняться с началом Нового времени.
В современном представлении чистое пространство – это однородная пустота, не имеющая качеств. Эта пустота может быть количественно чем-то наполнена – квадратными метрами жилых, офисных и торговых площадей, транспортных артерий или даже зеленых насаждений, парков и культурно-развлекательных центров. Это наполнение можно убрать и наполнить другим содержанием. Убрать может быть сложнее или проще, но принципиально все наполнение пространства случайно и никак не связано с самим этим пространством, с его качествами – потому что их просто нет. Не так ли происходит современное градостроение – в вечном пожирании природы городом, и городом самого себя – новое вместо старого.
Представления о таком пространстве начали складываться в науке Нового времени у Декарта (однородное пространство как «протяженность вещи») и у Ньютона (пространство как «чувствилище Бога»). Это пустые однородные пространства, не имеющие качественных характеристик. В таком пространстве возникает функциональный градостроительный подход: необходимо разместить такое-то количество таких-то по площади архитектурных и ландшафтных сооружений, отвечающих определенным функциональным запросам. «Зонирование» – священная корова современного градостроительного планирования. Вот здесь мы живем, здесь работаем, здесь гуляем, через это перемещаемся – жилая, общественно-деловая, рекреационная и инженерно-транспортная зоны. Так и создается примитивное наполнение пустого пространства – некрасота. Сложность представлений о пространстве утрачивалась постепенно, параллельно утрачивалась красота. Мы еще можем представить себе красивое современное здание, за очень дорого спроектированное крутым архитектором, но район или населенный пункт – нет. В лучшем случае это будет что-то «приличное» или «не ужасное».
Существуют ли другие представления о пространстве? Конечно. Начиная с традиционного, осмысленного Аристотелем, и заканчивая современным пространством квантовой физики. У Аристотеля пространство качественно разнородно и состоит из «мест», которые должна стремиться занять каждая «вещь». Вещь должна стать уместной. Тогда она будет красивой. И в квантовой физике 20-го века пространство качественно неоднородно в разных координатах, в разных точках пространства, состоит как бы из качественно различных «мест», как и аристотелево.
Культура модерна (в широком смысле это культура Нового времени) ушла от «аристотелева» чувства качественно разнородного пространства, а постмодерн так и остался в представлениях Декарта и Ньютона о пустоте чистого пространства. Ведь постмодерн является просто «дементным» продолжением модерна: никаких новых представлений, кроме «общей усталости» и «конца истории».
И все-таки в современности есть чаяния преодоления модерна и постмодерна, связаны они с возвратом духа «нового средневековья». В нашей градостроительной теме – это возврат к «средневековым» представлениям о качественно неоднородном пространстве, но на новом витке цивилизации – связанном с открытиями квантовой физики и новым пониманием мироустройства. Развернем метафору нового градостроения как создания «квантового» пространства.
Основное свойство квантового пространства в том, что оно как бы состоит из неопределенности, объекты этого пространства похожи на пар, постоянно движущийся и меняющий форму, это пространство творится нами даже во время наблюдения. О неживом и немертвом «коте Шредингера» и о «принципе неопределенности» мы слышали в школе, только не делали фундаментальных выводов об устройстве мира, который фундаментально находится в неопределенном состоянии и в котором «живут» такие «коты».
А еще важным свойством этого пространства является взаимосвязанность, как бы «взаимозапутанность» мест, даже удаленных на разные концы Вселенной. За доказательство «Эффекта квантовой запутанности» в 2022 году вручена Нобелевская премия по физике. Доказано, что две квантовых частицы при определенных условиях ведут себя взаимозависимо, даже когда находятся на огромном расстоянии друг от друга. Можно сказать, что меняя что-то в одном месте Вселенной, мы меняем ее и в другом месте, находящемся за тысячи световых лет! Вот бы мы чувствовали, что застраивая плохими районами окраины города, мы уродуем Кремль, потому что он становится неуместен среди уродства многоэтажек – «не пришей кобыле хвост».
Что мы получим, если квантовые свойства метафорически перенесем на пространство, которое обживают люди? Во-первых, исключается не только первичность функционального планирования населенных пунктов, отменяется сам принцип определенности функции. Функция городской зоны определяется в процессе использования. Средневековый кремль – это общественно-деловая зона или жилая? То одно, то другое, то третье – там и люди живут, и Боярская дума заседает, и храмы стоят, и скоморохи народ веселят! Средневековая улица – это зона для транспортных и инженерных коммуникаций, где на лошадях скачут и сточные канавы прорыты, или деловая территория, где торгуют на тротуаре, или рекреационная зона, где взрослые сидят на стуле около дома, играют дети, то есть отдыхают? Такое смешение и неопределенность функций ужасно и неправильно?
Вспомним мудрую Джейн Джекобс – мать современной урбанистики и одну из немногих урбанистов, умеющих думать, а не тиражировать шаблонные практики, которая боролась с функциональной стерильностью районов и улиц (и все-таки стерильность победила, посмотрим вокруг). Джейн Джекобс писала в 70-е годы 20-го века: «Рабочие места и торговля должны быть помещены с жильем. Почему проектирование и зонирование уничтожают эту возможность – я понять не в силах. Следовало бы, наоборот, всячески стимулировать смешение жилья с трудом и торговлей». Многофункциональность по-прежнему мертвых и безжизненных торгово-деловых кварталов с элементами жилой застройки – это совсем не то, что имела в виду Джекобс. Она писала о неопределенности назначения, которую сами жители в процессе своего проживания на территории претворяют в определенный набор функций, определяют и переопределяют с течением времени. Она писала о жизненности пространства, как о творческой неопределенности.
Мы недавно увидели, как это может происходить. Наши квартиры в пандемию превратились в офисы. Еще несколько лет назад считалось, что место работы и жизни не должно совпадать, надо уходить, перемещаться с работы домой и обратно. Теперь мы видим, что не факт. Нам есть куда перемещаться и без того. Почему здание или целая зона не может быть спланирована с неопределенным функционалом – жилье-работа (как квант – и волна, и частица одновременно)? Заодно проблема людских потоков «дом – работа» будет решена. А санитарные и прочие требования к зданиям можно доработать.
Но самая уродливая и неуместная определенность современного обустройства жилых пространств – это разделенность на город и деревню! Однако и она может быть переосмыслена, претворена в творческую формообразующую неопределенность. Как, например, в физике не определен свет – не волна и не поток частиц, но и то, и другое. Не город и не деревня станут «новыми элементами расселения» в «новом средневековье». И здесь мы можем с интересом посмотреть в русское Средневековье. В допетровское время, в 16-м и 17-м веках, в Московском царстве было построено более 300 новых городов, которые ученые называют русскими ландшафтными и живописными городами. Построено не стихийно, а по подробному плану, состоящему из четырех частей: объемно-пространственные чертежи-рисунки (пространственная модель), плоские планы (зонирование), роспись (обоснование) и смета (сейчас – укрупненный расчет). Их главное отличие от европейского города – отсутствие кристаллической решетки кварталов, правильной структуры, наложенной на пустоту выпрямленного евклидова пространства. Вся структура русского города расположена по месту, вписана в ландшафт.
Русский город не довлел себе (в правильном значении слова довлеть – удовлетворять), он организовывал пространство вокруг. Русский город – это не только крепость, это и посады, и слободы, и всякие «ухожеи» (пашни, выгоны, леса, поля и т. д.). Протяженность городов, указанная в документах того времени – десятки, а площадь – сотни верст! То есть русский город в то время мыслился как пространственный организм, включающий большие хозяйственные и природные территории. Причем природные территории – не тронутые, с охраняемым ландшафтом (о чем свидетельствуют росписи). Здесь – в русском средневековом понимании города – можно увидеть прообраз нового элемента расселения: протяженного вписанного в природный ландшафт «негорода-недеревни».
Можно сказать, что в живописном русском городе был осуществлен принцип квантовой запутанности – всё связано со всем. В современном городе приходится постоянно решать проблему отсутствия органичной связанности: окраины противостоят центру, а сам город – селу и природе. А допетровский город был скорее монадой, воспроизводившей структуру целого – всей организации территории как государства. Население города включало практически все сословия, представленные в государстве – и служилых, и военных, и ремесленников, и торговцев, и казаков, и крестьян. Всем (всем!) горожанам полагались наделы вне крепости, посадов и слобод для ведения сельского хозяйства. Этим русский город был похож и на греческий полис – он был всесословный, и экономически связан с возделыванием земли. Он был самодостаточен, поэтому не стремился подчинить и урбанизировать всё вокруг. Он сам был маленькой копией государства – органично распространял все аспекты экономики и социального устройства государства на новые территории.
Можно продолжить метафору с квантовым пространством. Оно напоминает острова-состояния, по которым «прыгает» квант из одного состояния в другое. Так и русский город «прыгал» по естественному ландшафту, подчеркивая его доминанты-острова, имел низкую плотность застройки, обеспечивающую прозоры на эти ландшафтные и архитектурные доминанты. Не производилась нивелировка территории: не засыпались рвы и овраги, не сглаживались холмы и скальные выходы. Первична – объемно-пространственная система, а план – вторичен, ей подчинен. Город легко ложился на рельеф местности и плавно входил в природу за счет изогнутых улиц, неправильных форм площадей и разбросанности застройки. Доминанты: башни, крепости, храмы, колокольни – расставлялись свободно и царили над местностью.
Кванты – не атомы, они не могут находиться в жесткой решетке. От жесткой решетки кварталов и микрорайонов градостроение может вернуться к ландшафтному доминантно-усадебному принципу. Доминанта вписана в ландшафт, а вокруг нее – усадьбы. Такой ландшафтный некомпактный город из островов, может быть, и не является городом в нашем современном понимании. Это образ расселения людей, это «новый элемент расселения».
Регулярность – принцип современной архитектуры, будь то квартальная или микрорайонная структура города, или типовые дома. Сколь бы ни были разнообразны типы, они убивают живость территории. В допетровской архитектуре господствовал принцип модуля-образца, а не типового элемента. Применялся метод проектирования, когда различные объемы городской застройки и архитектура, дающая на рельефе определенную светотеневую палитру, становились главными в формировании образа обжитого пространства.
Это напоминает принцип «дополнительности» квантового пространства, описанный Нильсом Бором. Описание одного и того же квантового объекта, как частицы и как волны, одновременно взаимоисключают, но и взаимодополняют друг друга. Перенеся этот принцип в градостроительную практику, мы можем описать окно и как проем, обеспечивающий освещенность помещения, и как прозор на горизонт. Каким оно, собственно, и было в допетровской градостроительной практике. То есть напротив «русского» окна не может стоять дом, его затеняющий и загораживающий прозор на горизонт. Иначе это будет другое – «евроокно», смотрящее в стену соседнего дома.
Подведем итог. «Квантовое градостроение» – это метафора, выстраивающая идеальные образы-ориентиры новой градостроительной практики – а вернее, практики создания жилых пространств, практики расселения людей, практики обживания Земли. И надо подчеркнуть, что она прямо противостоит тенденциям «поднятия города в воздух», «обживания других планет», гиперэтажного городского жилья, состоящего из квартир-капсул и т. п. Модерновому городу для развития нужна пустота (хоть вширь, хоть вверх), которую он накроет своей идеальной кристаллической решеткой. Город модерна и постмодерна как раковая опухоль должен пожирать новые и новые пространства, чтобы существовать. Ему противостоит новый «средневековый», или «квантовый», элемент расселения.
Человечество и обживаемое им пространство должно создавать сложноустроенную среду, которая провоцирует свободу решений, гибкость и творчество в противоположность разделенности, контролю и безопасности. Современный город до такой степени уже все зарегулировал, сделал плоским, однозначным, безжизненным и некрасивым, что дальше некуда. Пора думать о других принципах и элементах расселения. Ведь то, что мы мыслим и представляем сейчас – это то, что мы будем стремиться осуществить в будущем.