Самый частый вопрос, который мне задавали в прошлом году, был: «Ты где?». Ответ у меня был почти всегда один и тот же: в деревне под Переславлем. А нет, еще были варианты: Дагестан, Еврейская автономная область, Якутия, Кубань и т. д. Я много ездил в прошлом году. Но чаще всего я был все же в деревне, где мы с семьей поселились несколько лет назад, уехав из Москвы.
Те, кто задавал этот вопрос, часто сами были в этот момент где-то за пределами России. И иногда с некоторым удивлением или даже недовольством принимали факт моей деревенской российской прописки.
Прошлый год как будто создал еще одну внутриобщественную границу, поделившую на «своих» и «чужих». Те, кто остался, и те, кто уехал. Для общества, в котором и так хватает границ и непониманий – это новость так себе.
Сколько всего людей уехало из России в 2022 году? Никто толком не знает. Но вопрос этот занимает многих. А с учетом того, что у нас и так в стране проблемы с народонаселением, от этого еще более тревожно. Одни рассуждают о том, что уехали «предатели», другие говорят, что это «лучшие люди страны». И весь дискурс часто строится вокруг этих крайних утверждений. Но утверждения эти очень похожи на самом деле. Ведь оба строятся вокруг этической оценки поступка тех, кто уехал. Если совсем обобщить: хорошие это люди или плохие?
Но я с таким вопросом не согласен. Важнее гораздо совсем иной вопрос. Он лежит не в сфере поверхностной сиюминутной этики. Основной вопрос лежит в этике корневой – в том, откуда вообще возникла эта воля разрыва с Родиной? Наверно, не стоит говорить, что это прямое последствие февральских событий.
Вспомните любой ваш семейный конфликт. Близкий вам человек не помыл посуду, не сделал уроки, не вынес мусор, поссорился с соседями, подрался в баре, угодил в полицию. Или даже совершил действительно что-то очень страшное и ужасное с вашей точки зрения. Но если это ваш сукин сын – то можно орать, наказывать, и все равно в конце концов придет прощение и принятие. Если вы разругались с близким вам человеком так, что между вами «все кончено» – то это значит, что пройденный вами с этим человеком путь уже причинял вам какую-то боль. И боль эта не находила выхода и копилась. И боль эта перевесила любовь. Это уже не ваш сукин сын.
Такая логика актуальна и для отношений граждан с собственной страной. Родина – это слово мы обычно используем для обозначения не столько словосочетания «моя страна», «страна, в которой родился». Родина – это нечто большее. Эта страна, с которой у вас есть любовные отношения. Любовь, дающая вам силы и драйв.
Основная яркая причина того, что несколько сот тысяч человек покинуло Россию, в том, что они очень давно, а некоторые и никогда, не ощущали, что у них со страной любовные отношения. Многим из тех, кто уехал, да и тех, кто остался – это чувство настолько не знакомо, что сами слова «родина» или «патриотизм» стали для них скорее ругательными. Или, по крайней мере, такими, которые лучше не использовать в «правильной» компании.
И тут выступлю с позиции убежденного сторонника патриархальных ценностей. Я верю, что если дети совершают что-то негодное с точки зрения родителей – виноваты в этом сами родители. Если жители страны потеряли чувство любви со своей собственной страной – то в этом вина их минимальна. Основная вина лежит на второй стороне этих любовных отношений – на стране. Только вот (и это очень важно) страна – это не государство, это не власть нынешняя или прошлая. Наверное, это будет вам не очень приятно слышать, но страна – это мы с вами.
Мы с вами – это те, кто в прошлом, и те, кто сейчас не потерял чувства любви, и те, кто благодаря этой любви столетиями строил Россию. Мы с вами и есть страна. Мы и есть Россия – но это не просто громкие слова, это и огромная ответственность. И ответственность за тех, кто остался без любви, за тех, кто из-за отсутствия этой любви внутри себя уехал из страны. И ответственность в целом за страну, которая дала нам любовь (раз мы ее ощутили и с этим живем), но часто недополучала эту любовь от нас.
И я хочу разобраться: почему это случилось и что можно было бы сделать в будущем, чтобы не повторялось подобное?
Мы уже несколько столетий – с конца 17-го века точно – живем в ситуации, когда наши ориентиры общественного и культурного устройства маячат где-то на Западе. Начиная с Петра Первого мы стремимся «обогнать Америку», пусть этой «Америкой» поначалу была Голландия, Франция или Англия. Наши идеалы постоянно находятся где угодно, только не в самой России. Мы можем не быть активными западниками, мы можем рефлексировать на тему любви к отеческим гробам, но в действительной своей жизни мы так же ориентируемся на то, чтобы «было как у них». Мы потеряли собственную систему координат – и все измеряем той же самой ценностной шкалой, что и убежденные западники. Мы потеряли семиотический суверенитет.
Мерим эффективность собственной жизни ростом собственных возможностей потребления. Бесконечные агломерации, одинаковые конструкции из стекла и бетона, одинаково модные бренды, поменьше разнообразия природы (разве только на выходные), больше однотипно прогрессивного города и все прочее, без чего жизнь уже не мила и вообще кажется идеальному жителю мегаполиса бессмысленной. Все это производим и потребляем мы с вами. Не инопланетяне. Не шпионы. Это делаем мы.
Все это вместе лишает нас самой сути жизни, цветущей сложности бытия. Без которой невозможна и сама любовь! Ведь любовь может проявляться к чему-то, что наделено своей особой и непохожей идентичностью. Любить русскую жизнь и Россию – как носителя этой жизни – можно только пока существует сама идентичность. Чем больше мы с вами делаем «как там», тем меньше остается здесь того особенного, что хочется ценить и любить.
Глобальный мир предлагает своим гражданам заменить любовь на обмен взаимовыгодными услугами. Государства предоставляют сервисы, население платит лояльностью и налогами. Не нравится – меняй партнера, меняй страну. Тут не до любви.
И если мы строим в России мир по образу и подобию западного мира – то да, мы, наверное, сможем делать местную колу и бургеры, селить людей в нано-квартирах на 27-м этаже, копировать планы по гигантским агломерациям и все бесконечно оцифровывать. Но это всегда будет только копией. И те, кому это действительно важно и первично – предпочтет копии оригинал. И снова уедет из России именно в тот момент, когда стране потребуется его поддержка.
Если же мы хотим в будущем видеть вокруг себя сограждан, находящихся в состоянии любви со страной, то мы должны активнее сами эту любовь проявлять. А это значит – сформулировать для самих себя, что же это такое – настоящая русская жизнь, отголоски которой все еще так сильны, что согревают нас. И, сформулировав, создавать новую жизнь на фундаменте прошлой – своеобразную, цветущую, сложную, национальную жизнь, не похожую на другие. Русскую жизнь, питающуюся нашей творческой созидательной любовью и отвечающую взаимностью.
И тогда на вопрос: «Ты где?» – мы будем гораздо чаще слышать: Рязань, Тула, Пермь, Дагестан, Якутия, Кубань.