Запад, вводя «адские» санкции против России, всего русского и всех русских, добивается удивительного эффекта. Думая, что бомбит Воронеж, попадает по Лондону. По тому Лондону с Шерлоком Холмсом с Бейкер-стрит, в который верили граждане в России. Верили искренне и истово, как в рай, достижимый при этой жизни, – пусть не для всех, но для кого-то. У кого есть деньги.
Запад разносит в щепки великую иллюзию о свободном мире, где есть права человека и право собственности. Советский образованный класс в позднем СССР всерьез поверил под влиянием хорошей литературы и хорошего кино, что Запад – это и есть идеальное общество. Оно – почти как Советский Союз в плане безопасности и социального комфорта: есть квартира, работа, медицина, пенсия, школа и детсад, но еще плюс магазины, полные колбас и джинсов. А еще денег в кошельке у работающего интеллектуала будет столько, чтобы купить и особняк, и «Мерседес». Вот на этот шикарный вариант и поменяли СССР. Справедливости ради скажем, что в какой-то короткий момент Запад таким сытым и уютным и был – с конца 60-х и до начала 90-х – и именно туда, в несуществующий давно рай, всегда стремились переместиться наши западники.
За последние дни Запад разнес в щепки свой разрекламированный образ. Прицельно бомбит не только по тылам, но по витрине капитализма, по передовому его отряду – по богатейшим предпринимателям из России, которые личным примером демонстрировали – мечты сбываются, можно заработать астрономически много, вывезти туда и красиво тратить.
Можно. Но – нельзя! Передовики капиталистического труда, держатели огромных капиталов под ударом метрополии – глобального капитализма. Их бьют даже не по паспорту (паспорта есть разные), а по принадлежности к русскому. Арестовывают и угрожают отобрать собственность – особняки, поместья, яхты, запретить держать деньги на счетах. Резонов никаких не надо, никто не утруждается аргументами. Богатых русских можно и нужно пощипать только потому, что можно. Понимают ли те, кто объявил нам экономическую войну, что они обнулили все свои идеологические и пропагандистские достижения и разрушили саму модель общества потребления, уничтожили культ денег и поломали матрицу индивидуального успеха в России?
Олигархи, держатели огромных капиталов были, с одной стороны, главным доказательством того, что счастье в деньгах, и оно достижимо. С другой – воплощением культа индивидуального успеха и социального веса, измеряемого в сумме на счету. Быть олигархом в постсоветской России – долгое время это был главный счастливый билет. Это потом уже появились хоть какие-то другие варианты – творческие, чиновные. Но первые лет десять капитализма стоило быть только олигархом – остальные были никем. Даже власть. Мечту о деньгах визуализировали все – сбылось у единиц.
Олигархи тратили так, что золотая пыль стояла на дискотеках Куршевеля и Антиба. Они устремились в политику, издавали газеты и покупали политические партии, влияли на курсы валют, пытались разруливать межнациональные конфликты, всерьез сыграть на политической карте мира. И в какой-то момент стали претендовать на абсолютную власть. Однако государство пришло в себя и равноудалило бизнес из власти, что, очевидно, пошло всем на пользу.
Утратив вольницу лихих 90-х и спесь шикующих нулевых, бизнес занялся делом. Стал участвовать в инфраструктурных проектах внутри страны и одновременно начал экспансию на Запад. Вышколился, приобрел хорошие костюмы, пристойных жен и коллекции великих мастеров, научился финансировать умные издания и образовательные программы, стал вкладываться в культовые бренды на Западе. Якориться. Бывшие новые русские захотели стать элитой старого света и припарковать безопасно свои деньги. Состарить их в юрисдикциях, которые «не то, что Россия» – где право собственности чтят веками. Наши олигархи захотели в состав акционеров Запада.
Вопрос взаимоотношений с российским обществом волновал богатых куда меньше. Хотя его можно было решить разными способами. Тем, который использовали в той же Британии: в свое время даже Владимир Путин упоминал о windfall tax – налоге на «доходы, принесенные ветром». Это единоразовый налог, который был установлен в 1997 году для предприятий, приватизированных в 80-е годы, и получивших сверхприбыли. Такой «налог справедливости» мог бы снять вопросы к состояниям, созданным приватизацией и залоговыми аукционами 90-х. Тема какое-то время в России пообсуждалась, но не была поддержана бизнесом и тихо умерла. Второй путь социализации капиталов был очевиден и традиционен – большие и заметные вложения в гуманитарную сферу. Да, многие богатые люди финансировали спорт, культуру, медицинскую благотворительность. Однако социально значимым, доминирующим фактором в отношениях общества и капитала – надо честно признать – эта деятельность не стала. Не назовете вы с ходу аналогов Третьяковской галереи или Морозовской богадельни. Для бизнеса из России интереснее было договориться с европейским и американским истеблишментом, чем с русскими бедными.
Капитал, вывезенный на Запад, казался гарантией от геополитических потрясений, нищеты, голода, гонений, физического устранения. И особенно – гарантией от любой нестабильности, связанной с Россией, – внутренней или внешней. Казалось, что деньги даже дают бессмертие. Богатые уверенно строили дома с бункерами на случай ядерной войны и финансировали исследования по активному долголетию. Казалось, что деньги дают возможность выйти за рамки любой предопределенности, обусловленной страной, семьей, национальностью, верой. Для мирового капитала, по идее, нет ни эллина, ни иудея. И вдруг все рухнуло.
Запад, годами рассказывавший нам о священном праве собственности, ведет себя как красный комиссар, пришедший реквизировать имущество «контры». Россия для капитала была плоха тем, что в ней революции отменяли собственность и обнуляли достижения поколений. Но теперь Запад проделал ровно то же. Мгновенно обнаружив на месте вежливого «смайл» вполне звериный оскал капитализма. Инвестиционная привлекательность Европы и Америки – есть ли вообще способы честно ее замерить? – снизилась до отрицательных величин. Никто не гарантирует неприкосновенности вывезенным за Запад капиталам. Даже Швейцария, до того бывшая нейтральной. Пришел конец многолетней истории взаимоотношений русского человека с идеей обогащения и мечтами о тихой гавани на Западе. Долететь до уютных лондонских бункеров невозможно. Запасные аэродромы более не принимают самолеты из России.
Новые русские мгновенно стали старыми советскими. Состарились практически на сто лет – гражданам СССР точно так же ставила кордоны западная цивилизация в двадцатые годы XX века. За считанные дни ситуация стала сравнима с блокадой Советской России. Хочется перечитать «Золотого теленка», тот пророческий фрагмент, где Остап, нагруженный золотом и бриллиантами, бежит через румынскую границу, мечтая пожить сыто, богато и спокойно на Западе. И встречает пограничников, которые с криком «бранзулетка!» реквизируют все состояние до копейки, бьют и отправляют обратно, на родину, наниматься в управдомы.
Прекрасный урок, из которого следует, что только собственное сильное и богатое государство гарантирует сохранность имущества. И понятие «Родина» – вполне экономическое, а не просто сентиментальное или пропагандистское. Пару месяцев назад, когда тучи уже плотно встали над Украиной, Россией и Западом, я случайно встретила одного из миллиардеров первой обоймы. Говорить он не хотел, хотел остаться неузнанным. Однако по старой привычке думать о богатых людях как о непременно умных и прозорливых, я задала вопрос: «Ну, и что вы думаете?»
Понятно, что вопрос касался всего – России и Запада, нагнетания, противостояния, санкций и всеобщей возрастающей тревоги. Олигарх, уверенный в себе, ответил мне в духе победившего индивидуализма: «Ну, на наш век хватит». И – не хватило. Ошибка выжившего.