С точки зрения считающего себя просвещенным российского горожанина, «неоколониализм» звучит несколько архаично. Как нечто из старого лексикона, возникшего в середине прошлого века. Тогда СССР поддерживал борьбу народов Африки и Азии за освобождение от владычества европейских держав, а затем помогал им бороться с попытками бывших хозяев сохранить экономические рычаги управления бывшими колониями. И уж совершенно точно современный российский горожанин не воспринимает объектом неоколониализма самого себя. Не может же ему прийти в голову, что в отношении собственной персоны действуют те же правила, что применяются ведущими державами Запада к жителям стран Африки, Азии или Ближнего Востока?
Это, однако, является серьезным заблуждением. И лучшее подтверждение широкой распространенности неоколониализма в современном мире то, что население стран, которые не участвуют в экономической войне, развязанной Западом против России, составляет в совокупности 85% жителей Земли. Это и есть «протестное большинство», остающееся в рамках неоколониальной системы. Государства вынуждены подчиняться США и союзникам, соблюдать так называемые санкции из страха за судьбу своих компаний или политических режимов. Но инициаторами экономической войны являются государства, составляющие очевидное меньшинство держав, проводящих ту самую неоколониальную политику. Россия ведет борьбу с неоколониальным международным порядком потому, что его лидеры угрожают нашему существованию. Все остальные пытаются получить от нашего столкновения с Западом выгоды, среди которых самая важная – это индивидуальная свобода.
Собственно говоря, если целью неоколониальной политики в современных условиях является продолжение паразитического существования Запада, то ее главным инструментом – ограничение свобод остальных государств мира. В первую очередь – свободы выбора максимума того, что необходимо для успешного функционирования государства и комфортной жизни его граждан. Другими словами – вся современная глобальная экономика и большая часть мировой политики настроена на обеспечение неоколониальной политики узкой группы государств, располагавших в середине ХХ века уникальными конкурентными преимуществами. Главная угроза для этой системы – Китай, колоссальные возможности которого могут стать достаточными для того, чтобы предложить альтернативу западным технологиям и решениям. Таран, ломающий – не обязательно по своей воле – оборонительные позиции этого порядка, – Россия, которая объединяет в себе стремление к индивидуальной свободе с решимостью, свойственной самим странам Запада.
Неоколониальная модель отношений в своем первом изводе возникла, как известно, после того, как инвестиции и торговые соглашения стали для США и Западной Европы инструментом политического управления государствами третьего мира. Противостояние СССР и Запада в годы холодной войны могло эту модель ограничивать – Советский Союз также мог предложить деньги и технологические решения. Однако он мог это делать только в отношении малых и средних государств – Китай или Индия, например, были слишком для него велики. Тем более что уже через 15 лет после провозглашения независимости КНР идеологические противоречия между Москвой и Пекином завели их отношения в глубочайший кризис. А еще через 10 лет сами США распахнули для Китая свои инвестиционные возможности и открыли ему собственный рынок.
Отдельные средние по размеру государства – Пакистан или большинство стран Латинской Америки – сразу обратились к неоколониальной форме отношений с Западом. Индия была обречена на такую зависимость в силу сохранения в этой державе архаичной социально-экономической системы и конфликта с Китаем. Однако значительная группа небольших стран третьего мира получала от СССР ресурсы, нужные для сохранения их независимости. И все они оказались в сложном положении, когда Москва по своим внутренним причинам пошла на капитуляцию перед противниками в холодной войне. Да и сама Россия, обратившись к рыночной экономике, разместила ее именно в том международном порядке, который контролировали страны Запада.
Важнейшую роль в сохранении неоколониализма играют международные институты. Неслучайно, что период после холодной войны стал временем их небывалого по историческим меркам расцвета. Только тогда МВФ или Мировой банк могли определять макроэкономическую политику целых государств, а ООН – продвигать идеи о лишении отдельных стран суверенных прав и передачу их под «международный» протекторат. При этом очевидно, что обеспечивать исполнение этих правил в любом случае должны государственные институты стран, стоящих на страже неоколониального порядка. Появились новые формы реализации такой политики – например, через экологическое законодательство и защиту окружающей среды. В результате известны примеры, когда африканские государства не могли позволить себе вылов рыбы в собственных водах – их компании не располагали средствами на покупку сетей установленного экологическими стандартами образца.
Прошедшие после завершения холодной войны три десятилетия – это время торжества монополий в таких критических сферах, как международные финансы или транспорт. Монопольное управление транзакциями или то, что дальнемагистральные самолеты в мире сейчас могут производить только два игрока – США и франко-германский альянс, делало жизнь проще и избавляло остальных от транзакционных издержек. Однако, как мы сами могли убедиться, критически ограничивало свободу внешнеполитических решений. Китай меньше всех подвержен влиянию неоколониального порядка, потому что располагает колоссальным внутренним рынком и одновременно достаточно жестко управляется Коммунистической партией. Поэтому именно КНР предложила в 2013 году первую сравнительно убедительную альтернативу западным источникам средств для развития – концепцию «Пояса и пути» экономического сотрудничества.
Весь остальной мир пользуется системами платежей, выгоду из которых извлекает Запад, летает на арендованных у него самолетах, сидит в западных социальных сетях и читает западные СМИ, интегрированные за последние годы с репрессивным аппаратом. То, что все это в физическом выражении находится под контролем монополий, – результат кризиса свободной рыночной экономики и одновременно инструмент эффективного контроля со стороны узкой группы суверенных держав. Развитие – отдельного человека или целого государства – всегда требует платы в виде избавления от индивидуальной свободы. Символ современного неоколониализма – операционная система на гаджете, которая позволяет использовать только набор приложений монопольного производителя.
В действительности абсолютное большинство стран мира стремится избавиться от неоколониальной зависимости. Но для нас сейчас самое важное – понять, что такое стремление представляет собой их собственный интерес, который не обязательно обязан служить целям и задачам, преследуемым самой Россией. Действия Москвы в отношении Запада резонируют с чаяниями и интересами остального человечества. Однако это совершенно не означает, что мы можем выступать в качестве его полномочных представителей или тем более рассчитывать на получение от этого выгод. Россия провозглашает борьбу с неоколониальной системой потому, что такая постановка вопроса отвечает ее собственным интересам и ценностям. Не нужно ожидать того, что эти ценности в полном объеме разделяют остальные. Недавний референдум о легализации однополых браков на Кубе – это прекрасное доказательство, что свобода – штука исключительно субъективная.
Но есть и абсолютная ценность – это в первую очередь та самая свобода выбирать. Она идет поверх своих конкретных проявлений и универсальна для всех, кто такого права сейчас лишен. Пока платой за отказ от благ Запада, идущих в одном пакете с неоколониальным порядком, были изоляция или уход в глубокую архаику – это произошло с Северной Кореей или Афганистаном после августа 2021 года. Однако именно сейчас в мире созрели все предпосылки для того, чтобы освобождение от неоколониальной зависимости не было равнозначно отказу от цивилизации и ее благ. Нужно просто лишить Запад надежды на сохранение его колоссальных привилегий в полном объеме. Когда это произойдет, рыночная экономика сама себя отрегулирует для того, чтобы компании извлекали выгоду уже в новых условиях.
Может ли неоколониальный порядок быть разрушен без коллапса всей глобальной системы? Полностью – нет, поскольку это потребовало бы потрясений новой мировой войны, в которой никто не заинтересован. Однако это вполне возможно через постепенную коррекцию тех искажений рынка и явных ограничений свободы выбора, которые возникли за последние 50 лет. Уничтожение политических предпосылок для монополии Запада во всем остальном – действительная задача России, Китая, Индии и всего остального человечества.