10 лет назад, приехав жить в Германию, я заметила, что разные уровни безумия считаются там нормой жизни. Психотерапевт – самая востребованная профессия после уборщицы. Депрессию диагностируют чаще, чем грипп. Я поражалась тому, насколько слаба немецкая психика. Конфликт на работе, развод, переезд – уже повод бежать за антидепрессантами. Статистика психических расстройств зашкаливает.
Особенно в последние годы, когда по нервам европейцев ударил панический страх перед ковидом, и с маниакальным послушанием они соблюдали абсурдные законы, принимающиеся в борьбе с ним. Например, людей штрафовали за приветственное рукопожатие, мамы перестали обнимать детей, которые считались главными переносчиками вируса. Коронавирус породил новое психическое заболевание – фобию улицы и людей, которым сейчас больны тысячи европейских школьников.
Почему же европейцы, в отличие от нас, русских, рисковали здоровьем своих детей, заточая их по домам? Почему сейчас, следуя рекомендациям своих правительств, поддерживают +16 градусов в детских спальнях, несмотря на сопли? Почему даже простуженных детей моют в холодной воде? Мы могли бы задать им и другие вопросы на эту тему. Почему активно таскают своих киндеров на гей-парады? Почему младенцам покупают кукол, снабженных сразу двумя половыми признаками – и мужскими, и женскими? Почему мальчиков наряжают в розовые платьица?
Сейчас, когда по команде германского Минздрава в школах пропагандируют гормонотерапию, задерживающую половое созревание, почему многие немецкие мамы радуются? «Это правильно! Вдруг моя Ульрика потом решит стать мальчиком?», «Наш 11-летний Нильс не хочет взрослеть! Мы с женой уважаем его выбор, сами напоминаем о приеме пилюль!» – пишут в немецких родительских чатах. Почему ни одна мама, подсаживающая своего ребенка на гормоны, не читает список побочек? Почему приветствуют переход своих детей в другой пол? И хвастаются миру об этом в соцсетях: «Мой Юрген стал Долли! Посмотрите, какая красивая фрау!» – фотографии двухметрового существа с искусственной грудью и кадыком впечатляют. «Шеф моей Оливии, когда она совершила переход из Макса, устроил в офисе ее чествование! Оливия, хоть и стала фрау, но она – лесбиянка, живет с девушкой! А у меня появилась и дочь и невестка!».
Агрессивные трансгендеры, геи, лесбиянки – положительные герои, на которых нужно равняться. Неприкосновенные. Их, как и абсурдные законы, нельзя не только критиковать, подумать о них критически – запрещено. В Европе все давно привыкли, что приема к врачу-специалисту нужно ждать по полгода, а то и больше. Но зато гормональная терапия и операции по смене пола – бесплатно и без очереди. Меняй – не хочу. Хотя все знают, что процент самоубийств у трансгендеров зашкаливает. Почему же родители не сопротивляются?
Ответ такой: Запад уничтожает собственный инстинкт самосохранения. Зачем – это я не в силах ни понять, ни тем более объяснить. Но вот мы прямо воочию наблюдаем – как много лет агрессивно, мастерски уничтожается человеческая природа. А на ее месте взращивается искусственно созданный уродливый суррогат. Если вы попытаетесь поговорить по душам с трансгендером, вам покажется, что он живет в другом измерении – по каким-то другим законам. «Они для меня как черные дыры, внутренне я не могу их понять, я просто их люблю и поддерживаю!» – откровенничала со мной немецкая психотерапевт, работающая с детьми, планирующими сменить пол.
Быть ненормальным стало нормой. Вся Европа аплодирует гей-парадам с обнаженными телесами, кишмя кишит акциями голых феминисток, украинских беженок. Самые высокооплачиваемые художники демонстрируют не произведения культуры, а свои психические отклонения. Уже более десяти лет самая читаемая в Германии книга, простите, «Монолог вагины».
Русский психиатр Владимир Бехтерев еще в позапрошлом веке писал, что безумие может передаваться, как инфекция: «психическая зараза, микробы которой хотя и невидимы, но тем не менее подобно настоящим физическим микробам действуют везде и всюду и передаются через слова, жесты, через книги, газеты и пр., словом, где бы мы ни находились, в окружающем нас обществе мы подвергаемся уже действию психических микробов и, следовательно, находимся в опасности быть психически зараженными».
Сейчас мы все свидетели: душевные болезни массовее и страшнее физических. От них не спасет ни карантин, ни лекарства, потому что сумасшедшему нельзя объяснить, что такое хорошо и что такое плохо. Элементарные понятия ему недоступны. Его мир перевернут с ног на голову. Хорошее становится плохим, осуждаемым, наказуемым, а отвратительное – лакомым.
Я знаю некоторых немцев, всеми силами пытающихся сохранить здравомыслие и свою естественную природу. Они тайно, внутренне стараются противостоять зеленому, гендерному, феминистскому, русофобскому безумию. Многие, как на сцене, играют отвратительную для самих себя роль обезумевшего большинства. Но даже в откровенных разговорах редкий немец признается в том, что ему не хочется менять пол своему ребенку. Такая революционная мысль может сделать его навеки изгоем. И мы знаем, как реагирует немецкое общество на изгоев – см. историю Германии первой половины ХХ века.
Страх оказаться аутсайдером – еще одна модная европейская болезнь. Когда меня спрашивают, в том числе и русские граждане, о том, зачем нужна СВО, я думаю в первую очередь о сохранении человеческого, человеческой природы. О мужественных мужчинах, женственных женщинах, о здоровых семьях со здоровыми детьми, о совести и душе. В общем, об обычной человеческой нормальности.