Представьте себе какое-нибудь местное сообщество, скажем, двор, район или небольшой поселок, в котором живет один богатый и влиятельный человек. Самый богатый и самый влиятельный. У него доля в каждом магазинчике и парикмахерской, а в правлении у него решающий голос. Он всем рассказывает, как надо жить, ни одна семья не может укрыться от его всевидящего ока. Время от времени ему говорят: «Не твое дело!», но не все на этом могут настоять. У него есть охрана – и она повсюду. Чуть что, эта охрана тут же оказывается у дверей «провинившегося». Она может выломать эти двери с целью «наведения порядка».
Этот крутой парень всем должен денег. Его долговые расписки пользуются неизменным спросом, несмотря на то, что отдавать он не собирается ни копейки. Семья нахала тоже дает ему взаймы. Правда, полученные ей долговые расписки тут же перепродаются по несколько раз. И последний штрих. Представьте себе, что брат главного богача-должника еще и деньги эмитирует, замыкая на себя весь долговой бизнес.
Примерно так сегодня выглядит мир (двор). Это Соединенные Штаты (влиятельный должник), Федеральная резервная система США (его брат) и остальные члены его семьи (американские граждане, предприятия и банкиры).
Такова современная мировая финансовая система, и пока все попытки вырваться из ее объятий имели лишь ограниченный успех. Между тем долларовая эмиссионная спираль продолжает раскручиваться, что сулит немалые проблемы. Об этом чуть позже, а сейчас – немного о том, как мы дошли до жизни такой.
В 1943 году в Тегеране СССР, США и Великобритания договорились провести в 1944-м международную финансовую конференцию, а в 1945-м – конференцию по послевоенному мироустройству в целом. Осенью 1944 года местом проведения последней была выбрана освобожденная советскими войсками Ялта. Оба форума были неразрывно связаны между собой. Страны-победительницы собирались управлять миром не только военными и дипломатическими методами. Им нужна была прочная финансовая система, охватывающая всю планету. И успех Ялты во многом был предопределен взаимопониманием трех великих держав по вопросам монетарной политики.
Финансовая конференция состоялась в курортном местечке Бреттон-Вудс в штате Нью-Гемпшир (США) и закончилась подписанием итоговых документов 22 июля 1944 года, так что на прошлой неделе исполнилось 77 лет так называемой Бреттон-Вудской системе. В 1970-х она формально была заменена на так называемую Ямайскую, но содержание ее от этого изменилось несильно.
В работе форума принимали участие 44 страны, так или иначе причисленные к антигитлеровской коалиции. Но главную скрипку играла Большая тройка – СССР, Соединенные Штаты и Великобритания. Предусматривалось создание Международного валютного фонда, Международного банка реконструкции и развития и других наднациональных институтов.
Часто можно услышать, что в Бреттон-Вудсе был учрежден золотой стандарт. Но на деле участники лишь зафиксировали цену золота в 35 долларов за тройскую унцию (примерно 31 грамм). Всемирным же эквивалентом, а затем и главной валютой расчетов стал доллар США. При этом первоначально установленные жесткие курсы валют по отношению к доллару могли, по условиям соглашений, меняться в соответствии с определенными правилами.
В популярной исторической литературе можно встретить два противоположных тезиса: что И.В. Сталин долго колебался относительно участия СССР в конференции и что примерные результаты форума были ему известны заранее. Обе истории восходят к легенде о том, что глава американского казначейства и руководитель делегации США в Бреттон-Вудсе Гарри Уайт был советским агентом. Он-то, мол, и поведал советскому руководству о планах англо-американских банкиров и политиков. По другой версии – он подробно докладывал о спорах в стане союзников, и когда Рузвельт убедил Черчилля принять в новую систему СССР, тут-то «отец народов» и принял решение: соглашению быть.
На деле Сталин руководствовался иными соображениями. Во-первых, как уже говорилось выше, конференция была запланирована в Тегеране. Во-вторых, от ее успеха зависела ялтинская встреча. А в-третьих, советский вождь был вовсе не против воспользоваться продуманной американской системой. СССР имел положительный опыт внедрения, использования и локализации американских технологий. В 1920-1930-х годах в Союзе работали десятки тысяч рабочих, инженеров и предпринимателей из США. Ford, General Electric и многие другие американские гиганты налаживали свои производства в нашей стране и не скупились на то, что позже назовут трансфером технологий. И легендарная «полуторка», и первые легковые автомобили ГАЗ, и трактора «Путиловец» – всё это локализованные версии американских машин.
Советский Союз имел весьма ограниченный опыт в мировых финансах и рассчитывался с западными партнерами в основном в золоте. Долг СССР по ленд-лизу записывался в долларах, но о том, что потом делать с этими цифрами, имелось весьма приблизительное представление. А тут появилась возможность сделать рубль частично конвертируемым, да еще получить готовую систему международных расчетов, что называется, с подключением и обучением. Рассчитывал Кремль и на американские кредиты.
Что касается Гарри Уайта, то он был далеко не единственным представителем тогдашнего американского истеблишмента, кто придерживался левых взглядов и симпатизировал СССР. Достаточно назвать тогдашнего вице-президента Генри Уоллеса, который в мае-июне 1944-го провел 25 дней в Сибири и на Дальнем Востоке в ознакомительной поездке, организованной лично Молотовым. Все понимали, что Рузвельт пойдет на четвертый срок и, скорее всего, не доживет до его конца, так что в Вашингтоне мог появиться искренний друг Москвы. Правда, как раз в дни, когда в Бреттон-Вудсе проходили переговоры, на партийной конференции Демпартии Уоллеса сместили, и кандидатом на второй пост в Вашингтоне стал Гарри Трумэн. А за ним стояли уже совсем другие люди. И именно это сломало все планы Кремля.
По поводу Бреттон-Вудса существует еще один распространенный миф. Распространенный, правда, с легкой руки самих членов советской делегации. Они якобы лишь наблюдали за словесными баталиями Уайта и британского министра финансов Джона Кейнса. Но эти рассказы появились уже тогда, когда Москва, раздраженная планом Маршалла, отказалась ратифицировать подписанные соглашения. Что ж, Уайт и Кейнс и правда много спорили, но важен другой факт – глава советской делегации Михаил Степанов с Гарри Уайтом на пару уговаривали французского представителя Пьера Мендес-Франса подписать соглашения. В то время у Франции по каждому поводу было свое мнение.
Когда членство СССР в международных финансовых организациях не заладилось, он с большим трудом наладил собственную, весьма скромную по функционалу и ареалу распространения систему внешних расчетов, использовавшуюся внутри соцлагеря, точнее, в рамках СЭВ.
Лишь в 1964 году начал хождение переводной рубль, но и он был жестко привязан к доллару. Эту привязку, вполне в духе Бреттон-Вудса, замаскировали под золотой стандарт – содержание одного рубля устанавливалось в 0,987412 грамма чистого золота. Столько же содержал и доллар, в котором СССР осуществлял расчеты со всем остальным миром.
Именно в те годы валютная выручка стала одним из главных показателей успешности нашей экономики. Полностью мы от этого наследия не избавились до сих пор, хотя нельзя отрицать большие успехи на данном поприще. И всё же, когда растут цены на некие товары внутри страны, нам объясняют, что в настоящий момент продавать их за доллары гораздо выгоднее.
Даже те государства, что сокращают свои вложения в ценные бумаги США (то есть в американский долг), чрезвычайно зависимы от долларовой экономики. И не потому, что экономика США велика и имеет глубокие связи со всеми странами мира, а потому что доллар по-прежнему вездесущ, а долговые расписки Вашингтона стали неотъемлемой частью глобальной финансовой системы.
А ведь в заокеанском офисе всемирного капитализма дела идут неважно. Госдолг США при президенте Трампе достиг 22,1 трлн долларов.
Обычно экономисты говорят, что, мол, ничего страшного, это в основном внутренний долг. И действительно, примерно 16,2 трлн «принадлежит общественным заемщикам» и лишь 5,9 трлн Соединенные Штаты должны непосредственно другим государствам. Но это как в примере с наглым заемщиком на районе. Члены семьи, то есть внутренние заимодавцы, тут же пускают долговые бумаги в оборот, включая международный, и кто ими владеет сейчас, подчас установить невозможно.
В 2019-м Конгресс поддержал Трампа и поднял потолок госдолга до 22,1 трлн, как и настаивал президент. Одновременно на поднятие долговой планки был установлен временный мораторий. Его действие заканчивается в конце текущего месяца – 31 июля 2021 года. И тогда начнется борьба, точнее, политическая торговля, вокруг увеличения предела заимствований.
По состоянию на июль 2021 года ФРС уже превентивно эмитировала 6,5 трлн долларов. Эта эмиссия должна, по правилам Федрезерва, быть покрыта долговыми бумагами, то есть поднимать планку необходимо до уровня как минимум 28,5 трлн долларов. Но администрация Байдена уже запланировала потратить (то есть взять в кредит) дополнительно 4,7 трлн долларов.
Всё бы ничего, но в США начала расти инфляция. Еще в мае она была на уровне 3,5%, а в июне составила 5,4% в годовом исчислении. Если ФРС ничего не предпримет, инфляция продолжит расти. А если регулятор, стремясь подавить инфляционный ажиотаж, поднимет ставку (сегодня она почти нулевая), то тут же в два-три раза вырастет цена ежегодного обслуживания американского долга. Сейчас на это тратится примерно 500-600 млрд долларов в год. А что будет при ставке 3-4%? Не исключено, что обслуживание заимствований будет обходиться в 1-1,5 трлн при бюджете США в 4,8 трлн. Брать эти 1,5 трлн придется снова из заемных средств, а это приведет к увеличению суммы долга и, как следствие, расходов на его обслуживание.
Возможно, в этот раз и удастся избежать идеального финансового шторма, по сравнению с которым кризис 2007-2009 годов покажется веселой прогулкой. Но уже лет через пять, а, может быть, и раньше, система снова закачается и будет угрожать похоронить всех под своими обломками.
Так что запас времени для создания и внедрения некой альтернативы очень невелик. При этом через 77 лет после Бреттон-Вудса необходимо учесть его уроки – очень осторожно оценивать предложения партнеров по присоединению к их системам и самым решительным образом менять умонастроения и психологию хозяйствующих субъектов внутри страны.