Европа после Первой мировой представляла собой одно большое кладбище. И главным объектом на этом кладбище были вовсе не мертвецы – хотя и их после невиданной по тем временам мясорубки было немало. Но в первую очередь это было кладбище надежд и иллюзий. У каждого – своих. Буржуа скорбели об утраченной иллюзии благополучия и ощущения, что «завтра будет лучше». Разваливающиеся на глазах, слабеющие или уже развалившиеся империи – о своей былой силе. А ветераны грандиозной, мрачной и не породившей настоящих победителей войны – о потраченных нервах и здоровье. И, конечно же, жизнях товарищей.
Но если большинство грустило о том, что им в принципе пришлось пройти через окопный ад, то активное меньшинство больше расстраивалось от того, что все это было зря. В самом начале войны многие молодые люди воодушевленно пошли на фронт. Они смотрели на происходящее с дарвинистской точки зрения – война дает возможность определить, где слабый народ, а где сильный. Те, кто окажутся сильными, будет процветать за счет слабых, рвать их на куски и создавать свое будущее на их костях. И порода идейных добровольцев страстно хотела помочь своему народу оказаться в числе сильных.
Проблема была в том, что, не считая заокеанские Соединенные Штаты, проиграли все. Даже формальные победители вроде Италии, территориальные приобретения которых по итогам войны были куда слабее, чем рассчитывалось. У активного, желающего рвать на части и упиваться кровью поверженных врагов меньшинства такое положение дел порождало не столько подавленность, сколько агрессию.
Именно такие люди и составляли основу «Союза борьбы» Бенито Муссолини – молодой, радикальной и настроенной на активные действия фашистской партии. Именно их обилие – не в процентном, а в абсолютном отношении – и дало ему возможность в итоге прийти к власти.
Черные рубашки
Но будущий вождь фашистской Италии не только собирал самых деятельных и радикальных фронтовиков. Не только создавал военизированные отряды чернорубашечников, наводивших ужас на своих врагов. Не только занимался делами партии, определяя, в какую сторону должен пойти молодой фашизм. И не только писал в газетах политические памфлеты и воззвания, низвергая своих врагов, не последнее место среди которых занимали социалисты, из рядов которых он не так давно вышел.
Муссолини еще и умел трезво рассуждать. Его цели были радикальны, но для их достижения он был готов проявлять терпение и гибкость. И активно вел закулисные переговоры со всеми, до кого мог дотянуться – с королем, правительством Италии, крупными промышленниками.
Первостепенная задача Муссолини была в том, чтобы убедить всех, что его фашисты – это не просто организованная толпа уличных радикалов. Кулуарными разговорами, проклятиями в адрес тех, кого нужно, и обещаниями он формировал своим чернорубашечникам респектабельный образ – насколько этого можно было вообще добиться в отношении ребят, которые устраивали массовые драки с социалистами, чтобы потом насильно напоить касторкой тех, кого удалось поймать.
Основной довод Муссолини был в борьбе с левыми движениями. По поствоенным временам он звучал весьма привлекательно. Европу накрыла череда революций. Россия, Венгрия, Германия, Болгария – и еще можно перечислять и перечислять – стали аренами революционной борьбы. Где-то она шла успешно, где-то не очень. Но атмосфера для тех, кому было что терять, для поборников национальной идентичности, для крепких государственников, складывалась весьма тревожная. Казалось, завтра разочарованные окружающей реальностью массы победят везде, и ситуация окончательно выйдет из-под контроля.
В этой обстановке Муссолини очень умело «продавал» образ фашистов как средства борьбы с леворадикальным хаосом. Левые объявляют масштабную забастовку? Вот если не будете мешать нам колотить их активистов, такого больше не случится. Экономика продолжит развиваться, фабрики продолжат выпускать продукцию, нация продолжит бег на дистанции борьбы за существование, будет становиться все сильнее и сильнее.
Эти нехитрые мысли, поданные в уважительной манере нужным людям, порождали необходимый Муссолини эффект. И фашисты получали все больше и больше влияния на местах – вначале они нарушали монополию государства на насилие, затем побеждали на улицах своих врагов, а в итоге становились параллельной властью в целых городах. Как, например, в Ферраре, которую незадолго до Марша на Рим захватил Итало Бальбо (будущий министр авиации) во главе крупного фашистского отряда.
Какое-то время планам Муссолини благоволило все. В правительстве сидели нерешительные и склонные к соглашательству люди. Либеральные и левые партии, хоть и представляли подавляющее большинство, не могли забыть свои противоречия и объединиться против фашистов. В их активе – особенно у левых – тоже имелось немало опытных и решительных ветеранов, но фашисты побеждали за счет организации. Они просто распоряжались «своими» фронтовиками намного лучше и, что немаловажно, куда более решительно. Они чаще бывали «в деле», чаще побеждали, меньше кисли, и у них рос боевой дух. И, следовательно, эффективность.
На Рим!
Но к осени 1922 года ситуация начала меняться. Уличное насилие не могло не объединять тех, на кого оно было направлено, и враги Муссолини начали медленно, но верно сближаться. Лидер фашистов понял: пора менять стратегию. Если продолжить играть позиционно, можно упустить свой шанс и проиграть.
Поэтому Муссолини принялся готовить поход на Рим – именно в столице можно было совершить переворот, заполучить в свои руки все государственные структуры и решить все вопросы. После этого оставалось бы только посадить на ключевые посты своих людей и относительно плавно, чтобы не объединить оппозицию против себя, избавиться от тех, кто мог бы ему помешать. А там уже можно строить новую империю – сделать Италию великой вновь, как во времена Древнего Рима. Ведь образ именно этой эпохи не давал Муссолини спать спокойно.
Будущий вождь Италии выбрал верную тактику – вышедшие в конце октября в поход на Рим фашистские отряды шли, возглавляемые не им лично. Движение колонн организовывали партийные иерархи на местах. Муссолини при этом продолжал писать в свою газету, восславлять поход, оставаясь таким образом в центре внимания. Параллельно он мог ездить куда надо и вести закулисные переговоры, обеспечивая своим отрядам невмешательство армии и полиции.
Муссолини в 1922-м правильно почуял то, чего не понял Гитлер в 1923-м. Будущий фюрер Германии вдохновлялся успехом фашистов, но повторил лишь форму, но не суть фашистского переворота. Он решил продавить все исключительно грубой силой, а дело было не только в ней. В результате Пивной путч с треском провалился. Это стоило Гитлеру еще десяти лет вне власти. Муссолини же, в отличие от Гитлера, отлично понимал – хоть его отряды и военизированы, но в столкновении с куда лучше вооруженными войсками они потерпят быстрый и бесславный крах. Поэтому он закулисно говорил ничуть не меньше, чем публично взывал.
Это дало свой эффект. Итальянский король был введен в заблуждение поступавшими ему сведениями о количестве двигающихся на Рим фашистов. Ему мерещилась сотня тысяч бойцов, хотя реальное число колебалось где-то в пределах 20–30 тысяч человек. При таких условиях монарх боялся доиграться до гражданской войны, и поэтому предпочел 30 октября капитулировать перед Муссолини, позволив ему сформировать правительство и самому занять там ключевые посты.
Фашизм победил, причем сделал это, находясь в абсолютном меньшинстве. Рецепт успеха состоял из нескольких компонентов – нестабильные времена, партийная организация и определенная гибкость, позволявшая будущему вождю не только завоевывать улицу, но и договариваться со власть (пока еще) имущими.
Сочетание этих составляющих и определило дальнейшую судьбу Италии на несколько десятков лет вперед.