Очень долго у нас была не только сырьевая экономика, но и сырьевое мышление, сырьевое существование. Метафора «сырье» вообще исчерпывающе описывает жизненный уклад, который родился в 1990-е годы и от которого мы не быстро, но верно избавляемся в последние годы. У нас вообще была какая-то очень сырьевая жизнь, сырьевое сознание, если угодно. Но сегодня все более значимым, явственным становится запрос на «добавленную стоимость», которую я предлагаю трактовать тоже широко. Можно даже говорить о философии добавленной стоимости, без которой невозможно товарное производство, надежный экономический рост и столь чаемая столь многими сегодня идеология, которая по сути является конституцией добавленной стоимости в различных областях жизни.
У нас пока не очень получается созидать добавленную стоимость не только в производстве всевозможных товаров. Мы пока еще только учимся наговаривать добавленную стоимость нашим фильмам и брусничному морсу. Мы еще в целом не создали добавленную стоимость идеологии нашим необозримым пространствам, нашему прекрасному народу.
Стоит ли удивляться тому, что и правосудие у нас до последнего времени по сути являлось сырьевым. Мы поставляли сырье юридических кейсов и серфа по всем нашим судебным инстанциям для производства добавленной стоимости окончательного правосудия, на фабрику производства добавленной стоимости правосудия в ЕСПЧ и прочих инстанциях. И впереди у нас очень серьезная работа. Кроме вопросов сущностных, созидание «добавленной стоимости» предполагает и очень важную фасадную стилистическую составляющую. О ней чуть подробнее.
Не знаю, как вам, а мне жутко не нравятся наши суды. Они вопиюще неторжественные. Можно, конечно, наплевать на внешнее, но сегодня это и неразумно, так как мы живем во времена торжества визуального, стилистического, и даже опасного, поскольку мы живем в ситуации постоянных стилистических войн. Сегодня стилистическое – это коды распознавания «свой/чужой», вшитые во внутреннюю ПВО каждого из нас.
Сегодняшних наших молодых пока еще делают не у нас. Они существуют с готовым стереотипом, представлением о том, как должно выглядеть пространство осуществления правосудия. Это что-то англосаксонское, обитое деревом, с высокими потолками и прочим подобным. Именно такова стилистика, аранжировка картинки настоящего, по их представлениям, правосудия.
Безусловно нельзя не понимать разницу между англосаксонским обычным, прецедентным и нашим континентальным писанным правом. Некоторую торжественность англосаксонских судов можно объяснить торжественностью осуществления здесь иногда самого прецедентного законотворчества. У нас же суды – это скорее имперские канцелярии, в которых сверяют осуществленное человеком с тем, что предписано в придуманных законодателями законах. Это в некотором роде весьма скучная и довольно будничная процедура. Однако и здесь некоторая торжественность не помешает.
Наши же суды пока патологически неторжественные. В них почти не являют себя не очень обязательные, но все же ритуалы. Наши суды поставляют какую-то вопиюще неторжественную картинку и картинки. Пространство, в котором осуществляется правосудие у нас, какое-то предельно обыденное, абсолютно трезвое и умытое. Расколдованное, разволшебствованное, нечудесное пространство.
Мы вообще пока еще, по инерции, пренебрегаем делами стилистическими. Мы до сих пор остаемся вечными бедными. Очень несосредоточенными, экстенсивными, рассеянными. Нам до сих пор не всегда понятно, зачем играть на ниве видимостей. Мы патологически не способны пока к операционному, умному лицемерию. Русской цивилизации просто необходимо стремительное приращение телесности видимостей, ритуальной телесности. Это очень важно. Сейчас же мы – эдакие поджарые герои. А в чем-то даже недоедающие дистрофики. Именно поэтому нас часто сносит историческими ветрами. Нам как-то надо поднабраться онтологической и символической мышечной массы. Нам нужно это, нам нельзя без этого. Постсоветской России это особенно нужно.
Мы сами как-то редко спотыкаемся о собственную и государственность, и воплощенную российскость. Ее как-то мало в нашей жизни. Сужу по своему частному опыту. Кругом, возможно, Россия, но ей нужно как-то чаще показываться на глаза. Ей даже нужно стараться попадаться в моем частном опыте почаще.
И пусть с правосудием большинство из нас, собственно, никогда и не сталкивается. Нас нельзя отнести к числу народов-сутяжников. Во всяком случае, пока. А те, кто сталкивался, в большинстве случаев по делам мелким и незначительным. И судили нас сугубо по закону. Не доросли мы со своей ничтожностью до некого усилия коррупции. Суждения большинства из нас сугубо стилистические и сарафанного происхождения, а также чего-то эфемерного, того, что «разлито в воздухе». И поработать над стилистикой будет весьма важно. Надеюсь, это начнут понимать наши элитарии, лихо вписывающие в договоры британские и тому подобные судебные инстанции для урегулирования споров и разногласий. Надеюсь, им хватит терпения и ума приняться за строительство судебного спектакля у нас.
Надо признать, что послание Путина – 2020 внушает некоторый оптимизм. Не поверхностный, настроенческий, легко выдыхающийся оптимизм, а какую-то набирающую обороты уверенность в том, что мы уже находимся внутри какого-то важного процесса становления. Озвученное президентом предложение зафиксировать в Конституции примат национального законодательства над международным – первый и наиважнейший шаг в движении к созданию несырьевого правосудия, в работе по учреждению торжественного, стилистически выверенного правосудия. Странное дело, но мы редко используем свою способность к созданию торжественных ритуалов. А ведь у нас это очень хорошо получается.
У нас есть слух и вкус к такого рода стилистическим вещам. Особенно мы талантливы в устроении представлений, явлений власти. Нужно обратить эти наши способности на созидание самопрезентаций судебной ветви власти. Уверен, все у нас получится. Еще и на зависть многим. И кто знает, может конституционная норма о приоритете национального правосудия будет обращена и на законодательство о Центральном банке? И тогда мы начнем учиться созиданию стоимости, ценовых пропорций и прочим таким вещам, делать которые мы не умели никогда.