Смерть двухлетнего английского мальчика Альфи Эванса в руках британской системы здравоохранения вызвала немалое возмущение во всем мире и вновь поставила вопрос о ценностях: во что люди верят и что они считают правильным.
Альфи страдал тяжелым неврологическим расстройством, которое врачи затруднялись точно диагностировать. Какое-то время он был подключен к аппарату искусственного дыхания, пока медики не решили, что качество его жизни таково, что эту жизнь не стоит продлевать. Было принято решение отключить его от аппарата.
Родители Альфи протестовали и подали в суд, который, однако, поддержал в этом вопросе медиков. Как и Европейский суд по правам человека, в который они тоже обратились.
Дальше события приняли совсем странный оборот. Отец Альфи Том Эванс рассказал о произошедшем в социальных сетях, история получила широкую огласку, множество людей, включая папу римского и политиков целого ряда стран, стали выражать свою поддержку родителям, требуя отменить решение об отключении.
Власти Италии специально дали мальчику итальянское гражданство, чтобы вывезти его и лечить у себя.
Британский суд запретил это делать, а у кроватки маленького Альфи поставили полицию, чтобы не дать его спасти. Аппарат отключили. Более того, ребенка лишили воды и пищи. Он самостоятельно дышал еще какое-то время, потом умер.
Со стороны это выглядело дико.
Понятно, когда врачи оставляют попытки спасти пациента. «Врачи отказались» – увы, известный оборот.
В этом случае бывает, что близкие хватают больного и отправляют его куда-то еще – туда, где врачи не отказываются, а продолжают попытки спасти ему жизнь. Часто это кончается тем, что человек все равно умирает.
Но бывают и другие случаи, когда врачи в другой клинике или даже в другой стране оказываются более квалифицированными, располагают лучшим оборудованием или просто более настойчивы в своих попытках спасти пациента – и человек выживает.
Именно это попытались сделать родители Альфи, и британское государство им этого не дало. Почему? Почему бы не дать другим врачам попробовать? Зачем лишать родителей последней надежды?
Британских врачей и судей теперь всячески бранят бессердечными злыднями. Но дело не в их личных качествах. Они просто следуют своим инструкциям и законам, каковые, в свою очередь, отражают определенную картину мира.
Как они сами объясняют свои действия? Мотивировка суда: «В лучших интересах больного». Это может показаться еще более непонятным: как в интересах больного можно запрещать ему доступ к лечению?
Но определенная логика за этим решением есть, и выглядит она примерно так.
Современная медицина все чаще оказывается в ситуации, когда она не может исцелить, но может затянуть процесс умирания, так что человек, который иначе давно бы упокоился, искусственно удерживается на этом свете, будучи прикован к постели и опутан трубками и проводами. Это бывает мучительно для самого умирающего и высасывает из системы ресурсы, которые могли бы быть использованы для помощи другим.
Когда именно надо признать бессилие медицины и отпустить человека в путь всея земли – это очень сложный вопрос. Рано или поздно такое решение приходится принимать. И его принимают.
Однако в британском случае обращает на себя внимание мотивировочная часть.
Не «мы ничего не можем поделать, и, несмотря на все наши усилия, больной умирает – мы отключаем аппаратуру, с глубокой печалью признав наше поражение», а «отключение аппаратуры – в лучших интересах самого больного».
Именно вторая формулировка порождает поведение, которое, с нашей стороны, выглядит чрезвычайно абсурдным. Но с точки зрения британских властей, выставив охрану, чтобы не дать родителям и сочувствующим выкрасть малыша для продолжения лечения, они защищали его права.
По мнению британских медиков, помочь маленькому Альфи невозможно, а можно только обеспечить по возможности безболезненное умирание. Продолжать попытки спасти мальчика – только зря мучить. Хотя Альфи вовсе не страдал от каких-то болей, на всех фотографиях его лицо выглядит ангельски спокойным, и медики, и судьи решили, что гуманнее поскорее дать ему умереть.
Мешать наступлению смерти – значило, в рамках этой системы представлений, нарушать право Альфи на комфортный уход из жизни.
В своих собственных глазах британские медики и судьи не бессердечные негодяи, а, напротив, разумные и сострадательные люди, которые стремятся уменьшить количество страдания в мире.
Логика, стоящая за этим, восходит к философии утилитаризма – нужно стремиться к наибольшему счастью для наибольшего числа людей и, соответственно, к уменьшению несчастья.
Само по себе это звучит неплохо, но из этого довольно плавно вытекает вывод, что людям, которые страдают, или с высокой вероятностью будут страдать в будущем, или в силу каких-то дефектов здоровья не смогут вполне наслаждаться жизнью, лучше не жить.
Сравнивать британские власти с нацистами, как это делают многие, – конечно, очень сильное и несправедливое преувеличение.
Но одна параллель очевидна: Адольф Эйхман, который был ответственен за организацию массового уничтожения евреев, потом, когда его судили, с негодованием отвергал обвинения в намеренном мучительстве. Напротив, вся жуткая система массового отравления газом была придумана именно затем, чтобы лишить обреченных жизни как можно более гуманно и безболезненно.
Эйхман считал, что евреи были так или иначе обречены: кормить их за счет Рейха было невозможно, прокормиться сами они не могли, будучи исключены из экономической жизни и согнаны в гетто. Поэтому они должны были либо мучительно умереть от голода – либо добрый доктор Эйхман должен был прийти им на помощь, обеспечив быструю и почти безболезненную кончину.
В глазах Эйхмана, как пишет Ханна Арендт, непростительным грехом было не причинение смерти, а причинение ненужных страданий.
Британские власти исходили также из стремления минимизировать страдания – хотя бы и путем причинения смерти. И в рамках их мировоззрения это абсолютно логично.
Атеизм постхристианской цивилизации намного более последовательный и логичный, чем атеизм советский.
Восставая против христианства, коммунизм очень многое у него заимствовал: веру в то, что человеческая жизнь обладает смыслом и предназначением, что у людей есть объективные нравственные обязательства, что жизнь стоит того, чтобы быть прожитой.
Конечно, в мире без Бога все это повисало в воздухе. Но по крайней мере это провозглашалось.
Постхристианство вполне отдает себе отчет в том, что вселенная без Бога радикально бессмысленна; человек – побочный продукт слепых и безличных природных процессов, жизненный путь может завершиться только окончательным небытием; человек бессмысленно живет и бессмысленно мучается; и все, к чему можно стремиться, – так это к наибольшему комфорту в этом коротком путешествии из ниоткуда в никуда.
В этой картине мира лишить человека жизни вполне может быть великодушным актом милосердия, тем более если человек страдает или, как есть основания предполагать, будет страдать в будущем. Те, кто по каким-то (чаще всего подозрительно религиозным) причинам возражают против этого, только умножают человеческие страдания и достойны порицания.
Так попытка спасти человеческую жизнь начинает рассматриваться как что-то аморальное – люди просто добавляют бессмысленного страдания в этот бессмысленный мир.
С точки зрения родителей Альфи (и людей, которые поддерживают их во всем мире), жизнь их ребенка стоит того, чтобы быть прожитой, – и это не просто родительский инстинкт, это определенный взгляд на мироздание, в котором люди созданы благим Богом и являются лучшей и важнейшей частью Его замысла.
Каждая жизнь обладает смыслом и ценностью и безусловно стоит того, чтобы за нее бороться. Люди обязаны жить и поддерживать жизнь других.
Нам может показаться странным и диким, что решение «в лучших интересах ребенка» принимают не родители, которые страстно желают, чтобы ребенок жил, а посторонние люди – медики и судьи, которые в итоге хотят, чтобы он умер.
Но это тоже по-своему последовательно. Особые права родителей на детей, признание нерасторжимой и священной связи между ребенком и теми, кто дал ему жизнь, – это часть той картины вселенной, в которой есть цель, смысл, лад и установленный порядок. Естественный закон, который установлен не нами и которому мы обязаны повиноваться.
Но в постхристианской картине мира никаких преимущественных прав у родителей нет.
Хуже того, именно то обстоятельство, что они испытывают сильную эмоциональную привязанность к ребенку, подрывает их способность принимать хладнокровно обдуманные решения в «его лучших интересах».
Поэтому эти решения и передоверены профессионалам – медикам и юристам. Случай Альфи Эванса, как и до него Чарли Гарда, – это не проявление черствости, бессердечности и жестокости конкретных людей. Это проявление такой картины мира, в которой помочь человеку по возможности безболезненно вернуться в небытие, из которого он возник по воле случая, есть проявление доброты и милосердия.Подобная воля к смерти вовсе не является чем-то специфически британским или западным. Она есть и у нас, просто у нас она гораздо менее продуманна и является скорее настроением, чем осмысленной идеологией.
Когда люди спиваются или разрушают себя другими способами, за этим стоит то же убеждение, возможно, не проговариваемое вслух: «Твоя жизнь бессмысленна и не стоит того, чтобы быть прожитой».
Поэтому идеология смерти, увы, имеет очень хорошие шансы прижиться на нашей почве. А это значит, что от нас понадобится сказать ей вполне осознанное «нет».
Нет, мы не собираемся перенимать опыт передовых стран. Если они собираются умирать – пусть делают это без нас. Мы полагаем, что человеческая жизнь обладает смыслом, и на нас всех лежит священное обязательство жить и поддерживать жизнь в других.