Выборы – это всегда новый виток, рестарт политической жизни. Даже если главные персонажи политической драмы остаются неизменны. Каждый новый политический сезон подобен встрече Нового года: люди ждут обновления, надеясь, что все плохое останется позади, а впереди ждет только хорошее.
Выборы – это также и идеальный социологический срез, дающий картину состояния умов, народной души. И угадать, чего хочет народ, кажется сегодня задачей совсем не трудной. Красноречивый образ этих надежд налицо.
Это именно тот образ, который идеально являет перманентную раздвоенность нашей политической реальности, дисбаланс между державной имперской логикой внешней политики и внутренней реальностью разнузданного капитализма.
Это раздвоение сознания накладывает отпечаток на все вокруг, обращая все, чего бы мы ни коснулись, в какую-то безымянную серую мякоть. Эта двойственность воплотилась, например, в кандидате Грудинине – клубничном короле, коммунисте-олигархе, несущем благую весть о социальной справедливости.
Отчасти комично, отчасти грустно, но именно этот феномен показывает нам наше самое слабое, незащищенное место, следовательно – и цель для острия удара. Следовательно – и насущную задачу по обороне.
Итак, люди ждут изменений. И не абы каких. При продолжении внешнеполитического курса страны – резкого изменения курса внутреннего.
Люди хотят естественных и без слов всякому понятных вещей.
Вещей настолько очевидных, что они оказались черным по белому записаны в Стратегии национальной безопасности, принятой указом президента в последний день 2015 года.
Откроем этот документ и узнаем, что современный мир переживает «процесс формирования новой полицентричной модели мироустройства» (пункт 13); что в новом полицентричном мире Россия стремится стать одной «из лидирующих мировых держав» (пункт 30), что, понятное дело, «вызывает противодействие со стороны США и их союзников, стремящихся сохранить свое доминирование» (пункт 12). Что, далее, для достижения своих целей России необходимо обеспечить свой суверенитет и независимость (пункт 8), а также «консолидацию» вокруг «общих ценностей, формирующих фундамент государственности».
Такими фундаментальными ценностями являются, между прочим, «приоритет духовного над материальным», «нормы морали и нравственности», «справедливость, взаимопомощь, коллективизм», «историческое единство» и «преемственность истории» (пункт 78), «свобода и независимость», культурное единство («единство культур»), «уважение семейных и конфессиональных традиций» и «патриотизм» (пункт 11); а также суверенитет финансовой системы (пункт 62). Угрозой же безопасности страны, помимо «США и их союзников», являются «размывание традиционных духовно-нравственных ценностей» (пункт 79) и «незащищенность национальной финансовой системы», в том числе от «спекулятивного иностранного капитала» (пункт 56).
Думаю, для создания полноценной картины достаточно.
Итак, согласно Стратегии национальной безопасности России, эту самую безопасность можно обеспечить лишь на путях сохранения традиционных ценностей («приоритет духовного над материальным», семья, патриотизм), обеспечения народного единства и создания антиглобалистской экономики (суверенитет финансовой системы).
Все вышеперечисленное в совокупности дает нам то, что и называется знакомым всем словом «социализм».
Социализм, разумеется, не марксистский, но нормальный, консервативный, то есть основанный на традиционных ценностях и государственной (финансовый суверенитет!) экономике. Все это (еще раз внимание!) прямо записано в Стратегии национальной безопасности, названной базовым документом, определяющим национальные интересы РФ и основанной на Конституции Российской Федерации (пункт 2).
Нам говорят, что Конституция запрещает государственную идеологию?
Возможно. Но Конституция не может запретить национальную безопасность. Национальная же безопасность – это и есть (как мы только что убедились) сохранение и преемственность традиционного духовного строя страны. И если последнее не есть национальная идеология, тогда что есть национальная идеология?
Ёмкое слово «патриотизм», которое использует Стратегия для оформления этого неудобного словосочетания, само по себе прекрасно. Мы же утверждаем, что наиболее адекватным названием нашей национальной идеологии будет «консервативный социализм».
Однако внятно произнесенных слов, не обтекаемых, но ясных и точных формулировок, которые бы создали альтернативу этой абсолютно неприемлемой для нас реальности, до сих пор нет.
И, очевидно, что пока наше понимание себя и окружающего мира не кристаллизуется в этих ясных и четких формулах, нам будет не вернуть себе и настоящего самостоянья, того, что на языке политики называется суверенитетом, а на языке культуры – самосознанием.
За последние пятнадцать лет Россия действительно встала на ноги, нарастила мускулы и обрела силу. Чтобы явиться миру во всей своей мощи и красоте, ей остается обрести последнее – узнать свой логос, свою вечную идею и подобрать «одежду по росту», то есть – соответствующую себе, а также месту и времени идеологию.
Остановимся на этом принципиальном моменте. Что же такое идеология и почему она нам нужна?
Когда-то философ Владимир Соловьёв заметил: «национальная идея – это не то, что думает народ о себе во времени, но то, что Бог думает о народе в вечности». В этом смысле вечная идея того или иного народа едва ли выразима человеческим языком (то, как являют её поэты и философы, – лишь приближение к идеалу).
Идеология же – нечто вроде земной проекции идеала, более-менее удачное выражение вечной идеи в определённом месте и времени. Идея вечна, идеологии же сменяют друг друга, сообразуясь с течением времени.
Каковы же основания будущей русской идеологии? Они, кажется, очевидны: она должна иметь строгий христианский характер, укореняться в русской истории и культуре и, наконец, иметь всемирный, вселенский смысл, ибо ни на какой иной масштаб реальности русская душа просто-напросто не откликнется.
Мы утверждаем, что такая идеология, нацеленная на звезду русского духа и идеала, вобравшая в себя традицию и современность, уже явилась и уже звучит в народной душе, пусть пока ещё и не вполне ясно, в виде некоей стихийной музыки, неоформленных образов, звуков и характерна полным интеллектуальным разбродом.
Однако все мы ощущаем её приближение. Приближение того, в чём готовы с облегчением узнать восход нового солнца. Того самого солнца, которое сияло нам на вершинах нашей истории и культуры: в князе Владимире, в «Троице» Рублёва, в явлении Пушкина и великой русской литературы...
И мы даже примерно представляем себе, как будет звучать эта наша новая реальность, эта новая музыка русской души, какое имя она обретет. Русский консервативный социализм или русский христианский социализм – рано или поздно, думается, мы неизбежно придём к этим двум–трём всем внятным словам и смыслам.
И понятно, почему. Разве сама наша история ХХ века не была лишь бесконечной рефлексией на грани этой идеи? Что такое поздний СССР со всей его имперской патриархальностью и культом традиционных ценностей, с его «кодексом строителя коммунизма», восходящим к библейским заповедям, если не консервативный социализм?
В сущности, все мы, все вышедшие из СССР поколения (за исключением исчезающе малой величины либералов) – и те, кто мечтает вернуться в консервативный уют и безбрежные грёзы брежневского застоя, и те, кто смотрит дальше, в сияние петровской империи и московского царства или в молочно-белый туман киевско-варяжско-византийского детства, – являемся такими вот стихийными консервативными социалистами.Сегодняшняя наша государственная идеология уже фактически официально звучит как консерватизм и патриотизм. И лишь реальность олигархического капитализма являет вопиющий диссонанс гармонии народной души.
Итак, если России суждено будущее, оно возможно только в одном-единственном случае: если вериги олигархического капитала будут разбиты, страна обретет финансовый суверенитет и экономическую независимость, а на месте нынешнего разброда и хаоса возникнет новая симфония бытия.
И это, в сущности, единственный наказ, который наш народ дает своему президенту.