Лето традиционно было самым антиинтеллектуальным временем года в России: в это время замирал театр, кинопремьеры откладывали на осень, как и выпуск книг. Конечно, лето – время фестивалей, но в большинстве случаев это тот же пляж: даже высокое и умное вынуждено подстраиваться под общее расслабленное состояние, все небанальное вынуждено притворяться веселым и ненавязчивым. Летняя культура – это компромисс: зрители и слушатели как будто все превращаются в больших детей, и пищу культурную им подают протертую, с сахаром.
Лекции – это антителевизор и антиинтернет. Они проходят в углубленном молчании: это тоже признак исчерпанности культуры шума и псевдообщения
В Москве неожиданной альтернативой «мертвому сезону» в этом году стали публичные лекции. Они происходят в каком-то невообразимом количестве – в центре Гараж, на Стрелке, на книжных фестивалях, в музеях, наконец, по телевизору (проект «Академия» на телеканале «Культура»). Об этом хорошо написал Юрий Сапрыкин в «Афише»: что, мол, никакой модернизации не надо, а надо только, чтобы у людей был доступ к лекциям.
Ходить нынешним летом на лекции – это смотрится даже как вызов природе. Конечно, можно подумать, что лекции – такая же мода, как и все остальное, но ради моды не высидишь два часа в зале, слушая какого-нибудь очкастого умника.
Подделки, конечно, и здесь случаются. Например, выступления западных кураторов вроде Ханса Ульриха Обриста или Клауса Бизенбаха называют лекциями, хотя на самом деле это просто комментирование слайдов. Люди они, конечно, хорошие, но дело тут не столько в них, сколько в нас. В отношении арт-кураторов мы наблюдаем типичное «преклонение перед Западом», когда любое слово приезжего воспринимается как откровение.
«Поучак» – так Дм. Быков назвал западных звезд, которые приезжали в рамках гуманитарных программ в 1990-е годы учить Россию добру. Западный куратор – это такой поучак нового типа, вокруг которого автоматически создается атмосфера всеобщего обожания и некритичности. Показательна тавтология в речах, представляющих западных гостей: «очень гениальный человек», «совершенно высоколобый интеллектуал»; кажется, хозяева сейчас захрюкают от удовольствия. Как правило, такие лекции и обставляются как светские мероприятия: они уже обрастают водичкой от спонсора, а также просьбами упомянуть в тексте компанию или образовательную программу такую-то.
Впрочем, даже псевдолекция не может совершенно превратиться в имитацию, потому что она в любом случае требует концентрации внимания слушателя. Неповторимый кайф лекции заключается в том, что нечто новое – знание, ощущение – является плодом сомыслия лектора и слушателей и создается буквально из ничего, из воздуха.
Но почему все-таки этот жанр стал популярен сегодня? Тут есть несколько моментов.
В Москве неожиданной альтернативой «мертвому сезону» в этом году стали публичные лекции (фото: ИТАР-ТАСС) |
Самое простое объяснение – то, что лекции, как правило, бесплатны, но эта бесплатность относительна. Люди, идя на лекции, платят лектору своим вниманием, временем и отсутствием прямой выгоды от посещения мероприятия. Оценить в привычных категориях интеллектуальную прибыль от лекции нельзя: только крупицы услышанного ты можешь присвоить, унести с собой. То есть тут мы наблюдаем как бы взаимный обмен бесплатностями, когда обе стороны совершенно сознательно рискуют, не зная, чем все закончится – радостью или разочарованием.
Эта бесплатность лекций на самом деле очень хитрая штука. Когда люди платят за что-то, они требуют, чтобы это что-то подстраивалось под них, то есть упрощалось, было интереснее, понятнее, веселее и т.д. Эту взаимосвязь поняли давно: еще хитрый Сократ не брал денег за свои беседы, в отличие от софистов. Потому что софистика учила манипулировать, обманывать, в том числе и себя, а Сократ учил думать. Но если беседы Сократа были бесплатны, он вправе был говорить то и так, как считал нужным, не подстраиваясь под аудиторию. Принципиальная бесплатность лекции – это возможность для лектора донести знание в полном объеме, без скидок. Продюсер проекта «Академия» (канал «Культура») Аркадий Бедеров говорит: «Мы не хотим, чтобы ученые играли в дискуссионный клуб и спускались со своего 5-го этажа на 1-й, где аудитория. Пусть это будет 2-й или 3-й этаж. Задача ученых более или менее понятно донести суть своих исследований и размышлений».
Тем самым лекция отстаивает две совершенно забытые гуманитарные ценности – культуру непонимания и культуру лишнего знания. Парадокс заключается в том, что для развития человека непонимание более важно, чем понимание. Размышление над непонятным и делает человека. Точно так же и «лишнее знание» парадоксальным образом помогает понять «необходимое». Собственно, вся культура является таким «лишним», без которого, тем не менее, невозможно обойтись.
Лекция, таким образом, компенсирует недостатки нынешней системы образования. Образование сегодня старается увести человека от неразрешимых задач, освобождает от лишних знаний, максимально очищает картину мира от парадоксов и абстракций. В результате человек отвык «не понимать». Это все последствия глобального помешательства на принципе узкой специализации, который сегодня уже не работает и торжествует лишь по инерции. Еще в 1960-е социолог Маршалл Маклюэн предрекал, что специалист будущего – это не ремесленник, а художник, умеющий мыслить широко: открытия совершаются именно на границе наук и культур.
Кроме того, лекции – это другой способ, ритм восприятия информации. Мы приучены выхватывать нужное, выискивать на экране знакомое; мы быстро устаем от одного и того же – и переключаем каналы. Лекции – это антителевизор и антиинтернет. Они проходят в углубленном молчании большинства: это тоже признак исчерпанности культуры шума, разговоров и псевдообщения. Начинается некое новое время – более сосредоточенное. В этом смысле характерно и возвращение интереса к философии (лекции современных философов проходят при полных залах) – самой бесплатной, «невыгодной» науке. В целом это говорит о том, что людей перестала устраивать культура-лайт, знание-лайт, то есть приблизительное и поверхностное знание об искусстве или науке. Наличие этих людей и есть главная культурная тенденция этого года. Люди опять, как в 1960-е или 1980-е, хотят понимать суть процессов.
Это хороший урок нашему ТВ, которое панически боится оставлять зрителя наедине с размышляющим человеком. Кстати, на лекциях заметно, как сильно пострадала культура диалога: когда наши люди задают лектору вопросы, видно, что им на самом деле не о чем спрашивать. Вопросы лекторам, как правило, очень формальны («Вы выпустили книжку в прошлом году. Собираетесь ли выпускать в этом?») или являются самопрезентацией – люди привыкли говорить только о себе. И сейчас лекции являются таким зеркалом для общества, которое заново учится слушать и разговаривать.
В этой неожиданной популярности лекций есть какая-то тоска по «настоящему», по «старому, доброму знанию». Не забудем, что лекции, прочитанные в свое время известными мыслителями, затем были оформлены в произведения, которые сегодня считаются программными. «Проговаривание» не менее важно, чем размышление или письмо. Кто бы мог, однако, подумать, что в эпоху, когда все вокруг превратилось в развлечение, и нет, казалось, нужды ни в чем другом, выяснится вдруг, что человек сам себе на голову начнет искать более острых приключений? И кто мог подумать, что самым острым станет то, что считалось безнадежно скучным и забытым?