90 лет назад в Екатеринбурге, в доме, реквизированном у купца Ипатьева, были убиты отрекшийся от престола император, его жена, четыре дочери, сын, врач и трое слуг. Убийцы исполняли устное распоряжение председателя ВЦИК Свердлова, именем которого позднее был назван город, в котором совершилось преступление.
Россия, всё глубже погружавшаяся в кровавую купель гражданской войны, не вздрогнула и, в общем, не заметила этого преступления в череде многих прочих, совершавшихся во имя революции или контрреволюции.
Никого не ужаснул сам факт убийства семерых женщин и больного ребенка – женщин и детей в 1918-м, а тем более в последующие годы, убивали в больших количествах.
Никого (почти никого) не потрясло, что произошло цареубийство. Сакральный ореол вокруг монархии и монарха за год революции развеялся. И даже то, как именно оно свершилось – даже без видимости суда, тайно, по-разбойничьи, – не взволновало страну.
Убийство царской семьи – это воплощение ужаса русской Смуты. Это символ самоубийства страны, чудом не доведенного до конца
А уж потом России стало вовсе не до Романовых и их горькой судьбы. Война, разруха, государственный террор, уничтожение крестьянства, голод, новая война… Какая там царская семья! В белой эмиграции, правда, существовал культ «царя-мученика», но эмигранты от страны были отсечены на долгие десятилетия.
Только в конце прошлого века стало приходить понимание того, что убийство в Ипатьевском доме было большим, чем просто одно из многих убийств, совершенных в годы Смуты. Что оно символизировало крушение не только империи, но всего веками строившегося уклада русской жизни.
Убийство царской семьи – это воплощение ужаса русской Смуты. Это символ самоубийства страны, чудом не доведенного до конца.
Понимание стало приходить – но так до сих пор и не пришло. И происходящее вокруг этого мрачного юбилея показывает, что для осмысления потребуется еще немало времени.
А что, собственно, происходит? Оставим в стороне идейных наследников убийц. Сегодняшние большевики, не смущаясь наследием своих предшественников, вновь кричат о «Николае Кровавом» и его страшных преступлениях перед народом. Тут медицина бессильна.
Однако не менее кощунственными выглядят, например, демонстрация на одном из центральных телеканалов фильма о «казни царской семьи» или экстренное возведение погибшего Николая II в «лидеры рейтинга» телеконкурса «Имя России».
Да и просто оживленные дискуссии об исторической роли последнего русского царя в дни траурного юбилея как-то не очень уместно звучат. Если не утверждать, что «так ему и надо» (а так говорят даже не все коммунисты), то хорошо бы соблюсти хоть какую-то паузу – и не перемывать косточки царю, самой дорогой ценой оплатившему все свои ошибки и неудачи.
Каким бы плохим правителем ни был император Николай Александрович (а никто не утверждает, что он был умелым и удачливым), но злодеяние остается злодеянием. И преступников никак не оправдывают ни слабости царя, ни вредность царицы.
Никого не ужаснул сам факт убийства семерых женщин и больного ребенка (фото: ИТАР-ТАСС) |
Своих «плясунов» мало – прибывают и зарубежные. Вот, прибыла почтить память мучеников самозваная «глава императорского дома» Мария Владимировна Романова – внучка великого князя Кирилла Владимировича, первым предавшего своего царственного кузена в марте 1917-го. И тоже позирует перед телекамерами...
Ну, а общество? А обществу – плевать. В основном. Причем не потому, что «не до того». Скорее, срабатывает психологическая самозащита. Люди чувствуют, что стоит признать преступление преступлением, как от них сразу начнут требовать покаяния. А каяться не хотят.
И правильно, кстати, не хотят. Почему современные граждане России должны каяться за преступление горстки разбойников, каковой была партия большевиков в 1918 году? Да и вообще, «каяться в грехах публично» – это лютеранство и жириновщина. В христианской традиции покаяние – дело личное, интимное.
Не о покаянии речь. Об осознании того, чем была смута для России – и в какую бездну мы тогда рухнули. Это не хочется осознавать. Хочется гордиться своей историей – всей! И потому не считать революцию и советскую власть пятном на прошлом. Иначе что – наши отцы и деды жили зря?...
Не зря. Но смута – была. Самоубийство страны почти состоялось. И об этом нельзя забывать.
Поэтому день 17 июля надо помнить – как мы помним день 22 июня. Как день национальной катастрофы. Историк Тимофей Шевяков предложил сделать эту дату днем поминовения жертв гражданской войны. Всех ее жертв – красных, белых, любых. И он прав.
Надо помнить и скорбеть о мученической смерти троих мужчин, семерых женщин и одного ребенка в Ипатьевском доме. Зажигать поминальные свечи и молиться. Чтобы никогда больше не рухнуть в пропасть смуты и не сделать убийство частью обыденности.
Не праздновать. Не «отмечать». Не плясать на костях. Просто помнить.