Истина – старая дева. Отдавая дань ее безусловной порядочности и незапятнанности, мы, как правило, предпочитаем общаться с другими дамами. Вы думаете, со свободой?
Как бы не так!
Она – та, про которую все всё знают, о которой без умолку говорят; вы встречали множество людей, утверждающих, что они с ней близко знакомы, но в глубине души, однако, вы подозреваете, что все эти россказни – вранье, никто и двух слов с загадочной особой не молвил, разве что видел издали, как она проходила под ручку с кем-нибудь другим.
Однако непознанное манит, и, увидев в содержании уважаемого журнала статью, названную «Заметки о свободе» (Александр Кырлежев в последнем «Континенте»), невозможно не прочитать – а вдруг здесь сказано что-то новое о любимой (издалека) девушке?
Хотя, конечно, «заметки» – как-то несерьезно звучит.
Свобода любит жить в проблемном пространстве между добром и злом, свободный человек свободно выбирает либо добро, либо зло
Кырлежев долго и скучно, «от яйца», подбирается к проблеме, долго рассказывает нам про давно понятное – про диалектические парочки «свобода от»/«свобода для», «свобода внешняя»/«свобода внутренняя» и вообще подтверждает в очередной раз, что свобода барышня капризная.
То нагая придет, как у Хлебникова, то с мороза раскрасневшаяся, а то с косой и пустыми глазницами. Да ясно – живет она в каком-то заколдованном лесу слов, написанных и произнесенных о ней за многие века и не самыми глупыми людьми.
Где интересно становится – когда Кырлежев начинает рассуждать о «ценностном конфликте». Не так уж сложно: свобода любит жить в проблемном пространстве между добром и злом, свободный человек свободно выбирает либо добро, либо зло. А вдруг выберет зло, сославшись на то, что свобода – такая же по уровню ценность, как эти самые добро и зло? Неужели свобода – ниже?
Людьми непросвещенными «свобода рассматривается как такая же ценность, как Истина, Добро, Красота. А поскольку выборы, которые делает человек в силу своей свободы, могут быть и бывают как истинными, так и неистинными, как добрыми, так и недобрыми, свобода с этой точки зрения разделяется на хорошую и плохую – в зависимости от результатов ее реализации. Как следствие, свобода как таковая становится опасной для Истины и Добра – и ради Истины и Добра ее следует нейтрализовать».
Пожилая дама Истина, которую, между прочим, никто не назначал на ее пост, никто не спрашивал у нее сертификата качества, воздвигается над свободой и решает (совместно со среднего пола инстанцией по имени Добро), истинный или не истинный выбор сделал свободный человек. Типа «Так ты за большевиков али за коммунистов?».
Что-то как-то не так, да и не хочется безумно красивую девушку Свободу разделять на хорошую и плохую, не хочется отдавать ее в руки инквизиции, чтобы ее «нейтрализовали» посредством банального костра, и Кырлежев вздыхает:
«Очевидно, что здесь мы имеем дело с логической путаницей».
Нету, нету никакого конфликта, надо только в терминах определиться: «Чтобы избежать такой путаницы, следует прежде всего различать ценности содержательные и ценности модальные.
Первые обозначают некое что, а вторые – как».
Так вот, свобода – ценность модальная. Она не выше и не ниже, чем Истина, Добро и Красота, она просто другая:
Александр Кырлежев |
Так значит, эта девушка, которую я безответно люблю всю жизнь, «содержательно пуста»?
Обидно.
Дальше Кырлежев уходит в дебри христианского понимания свободы. Там тоже обидно: Бог был абсолютно свободен в своих действиях, и, когда ему в голову пришла шальная мысль сотворить человека, у него не было причин отказаться от такой забавной затеи, а поскольку Он творил человека по своему образу и подобию, то и своей свободой с ним поделился. Странная, однако же, свобода получилась – свобода, ограниченная волей Творца.
Богу было одиноко в сотворенном мире – не с кем поговорить, в шахматы поиграть, картишками перекинуться. И человек возник как заведомо ограниченный в правах соперник в божьих играх:
«В свободе человека проявляется его со-образность Богу, Который не определяется в Своем бытии ничем, кроме Себя Самого как самовластного субъекта. И человек как самовластный, самоопределяющийся субъект обречен творящим Богом на свободу. Сама сотворенность человека означает, что только посредством инстанции свободы он может преодолеть онтологическую пропасть, отделяющую его от Творца».
Короче говоря, Бог дразнит человека: вот, я дал тебе свободу, да не для того, дурак, чтобы ты малолетних развращал, и вообще не для счастья и удовольствия, а для того, чтобы ты шаг за шагом приближался ко мне.
Но не особенно губы раскатывай – «онтологическую пропасть» ты все равно не преодолеешь.
А Иисус Христос – вообще парадокс:
«Освободителем человека в христианстве является Бог, открывшийся в Богочеловеке Иисусе Христе. И здесь мы сталкиваемся с парадоксом свободы: Бог освобождает свободного».
На самом деле, конечно, Бог спускает сверху очередное инструктивное письмо, декретирует регламент, заставляет подписать, если уж человек обречен жениться на свободе, подробнейший брачный контракт, нарушение которого чревато разными неприятностями.
Вот как раз после подписания такого контракта человеку вдруг хочется «девушку попроще», ведь их, симпатичных, много вокруг – Демократия, Тирания, Диктатура, Справедливость. Истина, опять же, хотя давно уже не девушка.
Да нет, я ведь про что – про странное. Про то, что человечеством недодуманы самые главные мысли.
А может, о свободе думать и вовсе не надо?
Надо, увидев ее размытый силуэт в городском тумане, быстренько купить на углу букетик и реально познакомиться.
Вдруг она окажется проще и теплее, чем наши рассуждения о ней?
Вдруг не откажет?