Логотип twitter, самого популярного сервиса микроблогов, – забавная синяя птичка, и если бы ее авторы имели в виду знаменитую пьесу Метерлинка, можно было сказать, что символ выбран удивительно верно. Твиттер (или твич – буквальный перевод с английского twit − «щебетать», «болтать») неожиданно – в довольно жесткой конкуренции, кстати – продолжает набирать популярность, хотя никаких предпосылок для взлета поначалу не наблюдалось.
Медведеву и Обаме будут не нужны Первый канал и CNN, чтобы доносить свои идеи до миллионов
Твиттер вырос почти из шутки, из инновационной идеи «сетевых смс», записей длиной в 140 символов: их можно отправлять на ходу, с телефона, так же, как и читать чужие записи. Никакого ноутбука: увидел, вспомнил, почувствовал, сфотографировал – публикуй.
Простой сервис (сообщения можно отправлять и через сайт, и с помощью смс, или через специальный twitter-клиент), лаконичность и оперативность снискали забавной шутке неслыханную популярность. И шутка перестала быть шуткой. В твиттер пришли богатые и знаменитые, ньюсмейкеры, лидеры мнений и толпы их поклонников.
Мир твиттера изменился мгновенно.
Одно дело, когда сообщество представляет собой переписку подростков о походах в кино и неразделенной любви, и совсем другое, когда там же обитают президент США Барак Обама, губернатор штата Калифорния (любим мы его, конечно, не за это) Арнольд Шварценеггер, вице-президент Джозеф Байден, главный соперник Барака Обамы на последних президентских выборах Джон Маккейн и экс-вице-президент США Альберт Гор. Twitter в одночасье стал не только развлекательной (лидеры американского твитта – актер Эштон Катчер и телеведущая Опра Уинфри – в представлениях не нуждаются), но и политической площадкой.
По-настоящему twitter «выстрелил» в июне 2009 года во время выборов в Иране, где сторонникам проигравшего Мир-Хоссейна Мусави благодаря твитту почти удалось переломить ход подсчета голосов: оказалось, что с помощью тега «#iranelections» можно собрать площадь. Президент Ирана Махмуд Ахмадинежад вырвал победу чудом: он догадался блокировать и твиттер, и мобильную связь заодно.
После этого стало очевидно, что политикам, которым по тем или иным причинам не близки методы иранского лидера, придется не ломать твиттер об колено, а становиться его частью, завоевывать популярность обитателей сервиса напрямую.
Кстати, именно после Ирана на твиттер обратило внимание ЦРУ, начав создавать отделы контроля за сообществом: мгновенной коммуникацией могут пользоваться террористы – с этим выводом после Ирана трудно было не согласиться.
Российские политики пришли в twitter совсем недавно. Президент России Дмитрий Медведев, постпред России в НАТО Дмитрий Рогозин (который пишет сам, на двух языках, и очень занимательно), спикер Совфеда Сергей Миронов, депутаты Государственной думы Константин Рыков, Илья Пономарев*, Роберт Шлегель, члены Общественной палаты Тина Канделаки, Валерий Фадеев, Глеб Павловский, Алексей Чеснаков – таковы результаты первого этапа освоения Россией твиттера.
«На наших глазах в России начинается эпоха мгновенных коммуникаций, − уверен депутат Госдумы Константин Рыков. − Уже сегодня популярные твиттеряне обладают аудиторией в десятки тысяч «фолловеров» (или, как принято говорить в блогосфере, «френдов»), яркий пример − такие пользователи, как Женя Козлов или Саша Белан. В течение 2010 года русскоязычная аудитория вырастет как минимум в 10 раз, а теперь представьте, что с внедрением в России таких форматов, как 3G, у каждого из нас появится возможность иметь в кармане свое собственное СМИ. Медведеву и Обаме будут не нужны Первый канал и CNN, чтобы доносить свои идеи до миллионов».
Телеведущий и блогер Максим Кононенко относится к перспективам твиттера куда осторожней.
«С одной стороны, если у тебя много фолловеров, ты можешь вбросить тему за несколько минут, но, вместе с тем, твит плохо приспособлен для политики, им гораздо удобней пользоваться звездам. Надо иметь твиттер как ресурс: нужно захватить инициативу, пока это возможно, но удастся ли эту инициативу развить, не уверен», − заявил Кононенко корреспонденту газеты ВЗГЛЯД.
Важным фактором авторитетности твиттера в России является формирование новой идентичности. Когда во время прошлой переписи населения молодые люди в графе «национальность» писали «эльф» или «гном», многим подобное самоопределение показалось оригинальничанием. Когда расцвет русскоязычной блогосферы совпал с появлением людей, которые говорили о себе «я – блогер» (за этими словами могло стоять что угодно, важен сам факт отнесения к социальной группе), аргументов у скептиков поубавилось.
Когда первая сотня человек скажет «я – твиттерянин», игнорировать twitter станет невозможно.
* Признан(а) в РФ иностранным агентом