Люди возвращаются с войны. Кто-то в отпуск, кто-то после ранения, навсегда домой. Мы их встречаем в Москве и Петербурге, в Екатеринбурге и Краснодаре, в Новосибирске и Мурманске на вокзалах и площадях, в аэропортах и на речных пристанях.
Они не всегда в военной форме, но их можно узнать – на лицах особенная печать пережитого, они видели мир совсем в другой проекции, в другом свете, чем мы здесь, в тылу. Они отстаивали и продолжают отстаивать Родину с оружием в руках, саму возможность жить привычной жизнью, работать, учиться, любить, надеяться. Здесь, в тылу, кто-то этого до сих пор не понимает, думает укрыться в бытовой текучке от ветра истории, но таких персонажей, к счастью, всё меньше и меньше. В том числе и потому, что людей, возвращающихся с войны, всё больше и больше.
Государство сейчас развернулось к фронтовикам, ветеранам СВО. Президент называет их настоящей элитой. Для них действует множество программ, помогающих найти себя в мирной жизни. Вернуться к прежним занятиям или всё начать заново. Хочется быть уверенным, что власть, государственные структуры не оставят защитников один на один с вызовами их индивидуальных судеб. Надо прекрасно понимать, что для многих, особенно после ранений, значительные испытания еще впереди…
В большинстве своем бывшие фронтовики – мужики уже не первой молодости. Плюс-минус сорок. Они общаются в основном друг с другом, понимают друг друга с полуслова. Но если ты оказываешься в одном купе поезда или рядом в самолете, а тем более при более близких отношениях, когда садишься за общий стол, всегда рады рассказать не только об испытаниях, которые выпали на их долю, но и о своем видении происходившего и происходящего в стране и в мире, на фронте и в тылу. И ты прекрасно понимаешь, что перед тобой новая сила, с которой придется считаться всем – и в самой России, и за ее пределами.
И всё же порой, особенно с незнакомыми или малознакомыми людьми, ты оказываешься в некотором замешательстве. Как так, просто пройти мимо, как проходишь мимо ярких шумных компаний, на секунду задерживая внимание? Нет, это кажется совершенно невозможным. Подойти, сказать: спасибо, парни.
А вдруг это покажется неуместным, и все почувствуют себя не в своей тарелке.
Но иногда ведь людям это как раз и надо, чтобы громкие слова из интернета или телевизора превратились в естественную благодарность случайно встреченных людей, прохожих, ничем, в сущности, не отличающихся от них самих, кроме того, что они были там, на краю, а мы, спешащие по своим делам здесь, в тылу, пока еще нет.
Меня давно, с первых репортажей из Славянска, тревожит чувство вины. Я оказался стар для этой войны. И в столицах, и ближе к линии фронта, во время волонтерских поездок в зону СВО, я нет-нет, но ощущаю острый укол совести. Иногда даже мы вместе сидим, разговариваем, а ребята – только с ленточки, и некоторым из них через несколько часов или пару дней – в бой. А нас ждет хоть и непростая, но дорога домой.
И это бесповоротно разделяет наши судьбы.
Но в том-то и дело, что собеседникам моим – бойцам – все эти темы о вине и разделении ни к чему. Больше того, они воюют в том числе и для того, чтоб такого разделения никогда больше не возникало, ни в их жизни, ни в нашей, ни тем более в жизни наших детей.
Чтоб оно стало невозможным.
Но почти все длинные разговоры тыловых и фронтовиков «вблизи войны», какими бы разными они ни были, объединяет один трехчастный ритм. После того, как нам рассказали самые пронзительные и забавные военные истории; после того, как мы обсудили всех правителей и главнокомандующих земного шара – надолго, до самой глубокой ночи, обычно заходят толки и перетолки о мирных повседневных делах. Иногда о музыке и поэзии, иногда о любви и старости, иногда о зарплатах и ремонте крыши, но чаще всего о жизни прожитой и планах на жизнь будущую – потом, после…
«И каждый думал о своей и ждал свою весну, и каждый знал – дорога к ней ведёт через войну». В этом отношении за последние 80 лет ничего не изменилось.
Я спросил у нескольких повседневно связанных с войной товарищей, как бы – с их точки зрения – бойцы в отпуске или по возвращении домой хотели бы, чтоб к ним относились тыловые.
Денис Шинкаренко, философ и воин, замглавы питерского объединения «Ветеранов Новороссии», соглашается, что люди хотят, чтоб был понят их уникальный опыт: «Только со временем человек сам начинает относиться к этому легче, больше с самоиронией. У нас шутят над собой все, у кого так или иначе есть мозги. Нужно быть проще, без ложных выдумок и фантазий про поствоенный синдром».
Под другим углом видит ситуацию поэт и офицер Александр Александров, воюющий вот уже десять лет практически без перерыва: «Лично я открою шампанского бутылку и перечту «Женитьбу Фигаро». Лезть со своими уникальными впечатлениями не входит в мои привычки. У каждого свои маленькие, очень маленькие трагедии».
«От людей ждут в первую очередь уважения и вежливости. Мы так здесь общаемся между собой, и это входит в норму», – говорит военный журналист Наталья Курчатова, автор блога «Возле войны».
На самом деле, в большинстве своем никакого особого отношения ветераны Новороссии и участники СВО от нас не ждут. Но им чрезвычайно важна солидарность. Они, несмотря на все трагедии и разочарования, надеются, что в годину испытаний мы будем относиться к ним и друг к другу по-братски. С участием и пониманием. И в зоне СВО, и в Москве, и в Петербурге, и в Мурманске, и в Рязани, и в Грозном, и в Улан-Удэ, и в Новосибирске, и в Петропавловске-Камчатском.
Люди – пришедшие с войны – свои среди своих.