«Братья», «не-братья», «братоубийственная война» – эти риторические фигуры использовались в пропаганде последние восемь лет. Вы нам не братья, а мы вам не сестры, – спела какая-то не слишком талантливая девушка в украинском национальном костюме. «Вы посягнули на волю братского народа», – вопили либералы.
Между тем с «братскими войнами», братскими конфликтами и братским соперничеством все не так просто. Каждый из нас знает: самые ожесточенные ссоры – между своими, когда похожий язык, схожие привычки, всем понятные сильные стороны и слабости, достоинства и недостатки. Тут если уж нашла коса на камень – дело надо разрешить окончательно и бесповоротно, до полной ясности. Иначе оно никогда не закончится миром.
О непростых отношениях братьев говорит нам и мировая культура. Каин убивает Авеля уже на первых страницах Книги Бытия. Не менее символична история Исава и Иакова, борьба за право первородства. Обман, подлог и ревность – всё это было в ходу между братьями с начала времен. Точно так же, как любовь, самопожертвование и солидарность.
Подобный исторический миф присутствует в каждой крупной национальной традиции. В нашей, общей с украинцами, истории – это летописный рассказ о киевском князе Святополке Окаянном, верном союзнике поляков, и убиенных им без вины и повода братьях – князьях-страстотерпцах Борисе и Глебе, ставших первыми национальными святыми и покровителями русского воинства. Но был и четвертый брат, новгородский князь Ярослав Мудрый, который отмстил за погубленных сородичей, выбил Святополка из Киева и подарил Древней Руси эпоху спокойствия и процветания.
История нового и новейшего времени знает множество эпизодов «братских войн», когда люди, говорящие на одном или родственных языках, исповедующие одну или близкие религии, связанные множеством личных историй, общественных, культурных и хозяйственных интересов, вдруг в силу тех или иных обстоятельств, того или иного обольщения, эпизода, ложного выбора или враждебной пропаганды, оказывались злейшими врагами. Такие «братские войны» всегда имели черты гражданских, но могли идти и с полным презрением к государственным границам, часто мнимым и произвольным.
Именно «братские войны» бывали самими отчаянными и ожесточенными. Они велись за принципы и идеалы, питались давними обидами и легендарными ссорами, вторгались в национальную мифологию и историческую память. Своим со своими всегда есть что делить – на кровном уровне. Когда дальние сталкиваются с дальними, обычно бывает больше политики, имущественных интересов, стратегических расчетов. Меньше страсти. Романтический порыв к схватке – всегда между своими.
Конечно, «братские конфликты» случались непохожими друг на друга, с разной степенью ожесточения и непримиримости. Достаточно вспомнить религиозные войны во Франции с их Варфоломеевской ночью и регулярные прусско-австрийские столкновения в период объединения Германии, Балканские войны, где схлестнулись православные народы, еще недавно бок о бок боровшиеся против Османского владычества, и сербско-хорватскую взаимную ненависть, прошедшую через весь ХХ век и завершившуюся большой войной на руинах Югославии.
И, конечно, нашу Гражданку, величайшую национальную трагедию, тоже чисто «братскую» войну, когда брат восставал на брата, сын на отца, рушились семьи, и вчерашние друзья становились злейшими врагами. Символично, что в сводках СВО размечено не только пространство сражений Великой Отечественной войны, но и территория решающих боев войны Гражданской образца 1919 года. Это и Харьковщина, и Донецкая степь, и Запорожье с Гуляйполем, и Херсон с Каховкой. Как будто герои песен и легенд столетней давности оживают на наших глазах. Одно только это обстоятельство в тысячный раз показывает, насколько мы воюем за свою землю, отданную по недосмотру на тридцать лет легкомысленному, нерачительному и склонному к предательству «брату».
Кстати, тогда, в Гражданскую, при других обстоятельствах и условиях, уже были свои укронационалисты – петлюровцы, и западные интервенты, снабжавшие их оружием, и стремление использовать Украину как анти-Россию тоже присутствовало. Попытка эта сокрушительно провалилась, вызвав ненависть и бессильную злобу «цивилизованного мира». Провалится она и на сей раз.
У «братских войн» есть еще одна роковая и трагическая черта. Они часто рождаются из идейных споров, книжных перетолкований, разных представлений об общем прошлом и то ли общем, то ли «навсегда разделенном» будущем. Оскорблением и поводом к войне здесь могут стать архитектурные памятники, учебники истории и трактаты по искусству. До поры до времени такой раскол живет в головах современников. Отчаянные споры ведутся на страницах печатных изданий, в аудиториях и гостиных, на вокзалах и площадях. Но случается роковой момент, и спор – обычно не без помощи «третьих сил» – срывается в конфронтацию. Между вчерашними оппонентами, по жизни часто друзьями и даже родственниками, пролегает линия фронта. С этого дня все разговоры о деталях должны быть оставлены. Ты либо за «своих», либо за «врага». Почти исчезает пространство для идейного маневра, нюансов личных отношений. Тут уже любой выбор идет всерьез, на уровне жизни-смерти. Каждое решение, даже решение остаться дома или уехать, может оказаться роковым. Частные судьбы оказываются подчинены большому историческому движению. Речь заходит о базовых принципах существования, присутствия в истории. Идейный конфликт превращается в экзистенциальную войну.
Современникам, участникам и заложникам ситуации часто кажется, что выхода нет, что разлом – на целые поколения, может быть даже на века. И действительно, так случается, если дело заканчивается временным компромиссом, разделом «территорий» и сфер влияния. Но в большинстве случаев «братские войны», хоть и ведутся с крайним ожесточением, быстро залечивают свои раны. Должно быть только одно условие – победа. Если нет безусловной победы, раны действительно могут кровоточить столетиями. Когда победитель ясен, через десять лет и не вспомнят, как это – мы воевали, убивали друг друга? Да не может быть.
…Чтобы наступил мир, надо побеждать. Другого пути нет.