Дебаты по поводу монументальной пропаганды (последние касались «Большой глины № 4», воздвигнутой в столице тщанием богатого купца Михельсона) бывают столь же увлекательны, сколь и бесплодны. Ибо вопль оскорбленного эстетического чувства «Welche Scheisse!» всегда будет парироваться рассуждением об неслыханной эстетической смелости – и так ad finem saeculorum. Тут возможны разве что ремарки на полях.
Моя ремарка пришла мне на ум на ялтинской площади Ленина, в когдатошнем центре города – сейчас он несколько сдвинулся к западу. Тогда как в послевоенное время там была першпектива от сталинско-ампирного морского вокзала (после 1991 года впавшего в полное запустение – ходить судам стало некуда) к зданию горкома. Першпективу держал поставленный в январе 1954 года памятник В.И. Ленину работы скульптора-лауреата П.П. Яцыно. Белорусский скульптор ставил Ильичей в Могилеве, Курске, Москве (на ВСХВ и Октябрьском вокзале), Нарьян-Маре, Казани, Ижевске – то есть весьма иссобачился в этом жанре.
И если отвлечься от личности В.И. Ленина (я не являюсь его поклонником, и это еще очень мягко сказано), его роли в истории, но оценивать только профессиональную выучку ваятеля безотносительно к тому, что он ваял, то невозможно не признать того, что Яцыно был очень крепким мастером. Как статуя божественного императора, памятник сделан безукоризненно – ни к одной детали не придерешься. То, что ялтинский памятник единственный из крымских Ильичей со статусом памятника монументального искусства национального значения – вполне заслужено.
Конечно, сама индустрия Ленинов в СССР обязывала к поддержанию достаточно высокого профессионального уровня. Если отсечь начальные 20-е годы, когда канон императорских статуй еще не отстоялся (словесная лениниана того времени тоже ведь была довольно забавной), и совсем уж поздний СССР, когда всепроникающая халтура (или художественные искания – считайте как угодно) проникла даже и на этот важный фронт идеологической работы, – но брать в расчет только серьезный имперский период, то индустрия имперских Ильичей была очень даже качественной.
К ней допускались только квалифицированные ваятели, планка поддерживалась на высоком уровне. Были, разумеется, и комические Лукичи – при огромном общем поголовье это было неизбежно, в городах и далеких станицах за всем не уследишь. Но их процент был крайне мал. Однако в целом была школа. Шкодливая рука Остапа не проникала в лениниану.
Все это было – и прошло безвозвратно.
Особенность постсоветского монументального ваяния и постсоветского художественного вкуса в том, что в ужас повергающие изображения стали безусловно главенствовать. И речь идет не только о «Говне № 4» – тем более говне швейцарском.
Монументы, в том числе и вполне фигуративные, сваянные не какими-нибудь обстракцистами и – но скрашиваю речь, вырастающие по лицу страны родной – один ужаснее другого. Вспомним хоть памятники М.Т. Калашникову, С.А. Есенину и если бы только им. «Это, казалось, не были вовсе труды ребенка-самоучки. Иначе в них бы, при всей бесчувственной карикатурности целого, вырывался острый порыв. Но здесь было видно просто тупоумие, бессильная, дряхлая бездарность, которая самоуправно стала в ряды искусств, тогда как ей место было среди низких ремесл, бездарность, которая была верна, однако ж, своему призванию и внесла в самое искусство свое ремесло. Те же краски, та же манера, та же набившаяся, приобыкшая рука, принадлежавшая скорее грубо сделанному автомату, нежели человеку!» (Гоголь Н. В.).
И не только в России. Монументальные изображения Бандеры и Петлюры столь же ужасны. Не злодействами персонажей – мы заранее выносим их за скобки, – но чудовищным уровнем ваяния. Уровнем, на фоне которого казенный советский Лукич представляется гениальным творением художества.
Наверное, это общемировая беда. Падение художественного образования, ваятельной школы и не могло привести к иным последствиям. Равно, как и невостребованность добротно-скрупулезного искусства, когда ваятель тщательно формирует задницу статуи, стоящей в нише, а на вопрос: «Зачем?», отвечает: «Бог увидит». И парадоксальным образом этому идеалу скульптора – «Бог увидит» – более соответствует советская индустрия Ильичей, нежели теперешнее вольное художество. Такие странные мысли посетили меня при виде ялтинского Ленина.