55 лет назад, 5 августа 1966 года, вышел культовый альбом группы The Beatles «Revolver», который сами музыканты называли одним из лучших в своей дискографии. Это был седьмой студийный альбом группы. Его название музыканты объясняли путано и туманно, называя, в общем, случайным. Но случайно или нет, «Револьвер» выстрелил. Выстрелил не только в чарты и топы мега-хитов, но и прямо в головы детишкам бэби-бумерам. Выстрелил нешуточно.
И не потому, что сразу ожидаемо возглавил рейтинги хит-парадов Англии, США и других западных стран, и не потому, что давно стал мультиплатиновым, а все без исключения музыкальные критики до сих пор неизменно включают его в списки популярнейших рок-альбомов ХХ века.
Но всё это, конечно, тоже. Поразительная эволюция группы, прошедшей за три года от песенок вроде «Ши лав ю е-е-е…» до «Револьвера», рождающего ту самую рок-музыку, какую мы знаем, с ее мощным революционным пафосом и многослойным психоделическим звуком: струнные, ситары, сэмплы, наложения, треки, пущенные задом наперед, атональные эксперименты. Наконец, прямые (после массированного обстрела сознания из всех орудий) психоделические внушения, вроде: «Turn off your mind, relax and float downstream» («Отключи свой мозг, расслабься и плыви по течению»).
Да, вот именно в них, этих посланиях, всё и дело. Альбом этот стал первым, в котором прямо зазвучали песни о наркотиках, и, который, по сути своей, дал старт большой наркореволюции на Западе.
Нет-нет, не он один, конечно. И не «Битлз» эту психоделическую революцию зачинали. О зарождении психо-культуры 1960-х на Западе можно написать не одну книгу (да они и написаны). Тут и безумный ученый Тимоти Лири. И писатель Кен Кизи с его «веселыми прикольщиками», разъезжающими в размалеванном психоделическими рисунками автобусе по Калифорнии и подвергающими «кислотным тестам» местную богему и клубную тусовку. И Аллен Гинзберг, поэт-битник, крестный отец «детей-цветов», в начале 1960-х ведущий ненавязчивую рекламу ЛСД в беседах с писателем Норманом Мейлером по ТВ. И дружок его Кенни Лав, тогда же публикующий в «Нью-Йорк таймс» пятистраничную статью о Гинзберге с той же мягкой ненавязчивой рекламой психоделиков.
Это еще оставляя за скобками масштабные эксперименты ЦРУ, с программами вроде «МК-ультра» и прочего, и прочего. Роль «Битлз» в этой фронтальной атаке на сознание западной молодежи была другой, но не менее важной и определяющей: введение элитного знания в массы. Я «летал на таблетках… с тех пор, как стал музыкантом… Мне всегда нужен был наркотик, чтобы выжить», признавался впоследствии Джон. Играть рок-н-ролл в Гамбурге ежедневно по восемь и более часов подряд по-другому было, конечно, и невозможно. В 1964-м Боб Дилан приобщает «Битлз» к травке. В 1965-м они впервые попробуют ЛСД. И вскоре уже экспериментируют с ЛСД регулярно.
Наконец, в 1966-м новые знания обретают «вечное сияние чистого разума» в альбоме «Револьвер»: «Выключи свой разум, расслабься и плыви по течению… Это не смерть, это не умирание… Отгони прочь все свои мысли, погрузись в пустоту»… или «Она сказала: я знаю, что такое быть мертвым... А мне кажется, что я вообще еще не родился…», – для середины шестидесятых подобные фразы, то и дело бросаемые Ленноном, выглядели, и правда, странновато. Это был первый по-настоящему психоделический альбом, доминирующей темой которого была чуть завуалированная, но откровенная пропаганда наркотиков. Несколько песен альбома были прямо посвящены наркотикам или описывали наркотические трипы.
Вот «Dr. Robert», песня о докторе, который в любой час дня и ночи «приедет и напоит вас из своей волшебной кружки», то есть – о наркодилере. «Эта песня обо мне, я всегда брал с собой все возможные «колеса» в тур на все случаи жизни», – признавался позднее Джон.
«Got to Get You into My Life», по признанию Маккартни, была «одой марихуане». «She Said, She Said» – описанием психоделического трипа. Наконец, «Tomorrow Never Knows» («Завтра никто не знает») была написана Джоном после прочтения им «Психоделического эксперимента» Тимоти Лири, Ричарда Олперта и Ральфа Мецнера. Начало песни почти дословно повторяет строку тибетской «Книги мертвых»: «When in doubt, relax, turn off your mind, float downstream» («Если же ты в сомнениях, отключи свой ум, плыви по течению»): Выключи разум, расслабься, плыви по течению, это не смерть, это не умирание. Прочь мысли, отдайся пустоте, сияние, сияние. Там ты узришь внутренний смысл…
Джей Стивенс в книге «Штурмуя небеса: ЛСД и Американская мечта» писал: «Хиппи называли его кислотой, возможно, подразумевая, что кислота поможет вытравить многовековый налет всей греко-иудео-христианской культуры, а в основном потому, что техническое название наркотика звучало как диэтиламид D-лизергиновой кислоты – название, которое с трудом выговорила бы даже Мэри Поппинс. Хиппи считали ЛСД клеем, на котором держится Хэйт. ЛСД являлся для них таинством, чистящим средством, способным смыть годы социального программирования, устройством для расширения сознания, инструментом, способным продвинуть человека по эволюционной лестнице. Некоторые даже объявляли ЛСД даром божьим, ниспосланным человечеству, дабы уберечь планету от ядерной катастрофы»…
В 1967-м кислота, доселе экзотический, эзотерический препарат элиты, вошла в жизнь миллионов бэби-бумеров. В этом-то и была главная «заслуга» альбома «Revolver».
«В 66-м некоторые песни из «Revolver» нам очень нравились, но ставили в тупик – мы их не совсем понимали. Но в невероятном 67-м мы все прекрасно подрубились и с понимающей улыбкой оглядывались на прошлогодние песни. Потому что мы наконец поняли, что существует растущая рок-элита, представители которой общались друг с другом… а расставшись, записывали пластинки, насыщенные зашифрованными словами, которые (если вы понимали их) заставляли вас улыбаться разделенной тайне. До 67-го кислота и ее эффекты были знакомы лишь ограниченному кругу людей… Но в 67-м о кислоте знали все и все ее употребляли. Именно это и сделало 1967 год одним из самых экстраординарных в современной истории», писал один из адептов 60-х, и далее: «1967-й был удивительным годом, потому что в течение одного роскошного лета мы действительно верили в то, что все что нужно – это любовь. И что любовь – это все. Что любовь способна изменить мир… Это была эпоха идеализма и антиматериализма, стремления создать альтернативное общество, основанное на всеобщем равенстве. Столицей этого нового общества был район Сан-Франциско в границах Haight Street и Ashbury Street. Здесь молодые люди, выпавшие из конвенционального общества, собирались в небольшие компании, чтобы покурить дурь, поторговаться в лавках, где продавалась всяческая психоделия, испытать новое сексуальное переживание и, обрядившись в измятые мадрасские х/б одежды, участвовать в совместном опыте молодежного трайбализма в одном из просторных танцевальных залов Сан-Франциско». (Джереми Паскаль, Иллюстрированная история рок-музыки).
6 октября 1966 года, в день официального запрета ЛСД, политически активная молодежь с Хейт-Эшбери, мировой столицы хиппи, устраивает «Фестиваль любви» и мероприятие «Human Be-In» в парке «Золотые ворота». Наконец, летом 1967 года более ста тысяч хайрастого пипла соберется в Хейт-Эшбери на глобальную тусу, которая войдет в историю шестидесятых как «лето любви», апофеоз хипповских мечтаний. Лето любви окончательно формирует движение хиппи, которое становится поистине мега-движем всего поколения бэби-бумеров. И к этому времени культ ЛСД примет уже характер эпидемии. С травки и ЛСД молодежь начнет переключаться на более тяжелые наркотики. И к началу 70-х министерство здравоохранения США зафиксирует более 20 млн наркоманов в стране.