Приближается день Победы – и обстоятельства, в которых мы его отмечаем, сидя по домам, позволяют нам отвлечься от внешнего, от всей праздничной атрибутики – иногда выражающей искреннее чувство, иногда неуместной и пошлой – и сосредоточиться на размышлении о том, что этот день величия, славы и ужасающей скорби значит для нас.

События Войны уходят в прошлое; все меньше среди нас тех, кто их застал. Но все более явным становится их значение в контексте тысячелетней истории нашей православной восточнославянской цивилизации.

Это было время, когда на нас восстало худшее зло в истории человечества, чтобы уничтожить наш народ и прекратить нашу историю – и когда ценой подвига, страданий и жертвенной смерти десятков миллионов людей это зло было остановлено и сокрушено. Тогда речь шла не о национальной гордости или величии, не о рынках сбыта или территориях, и не о месте страны в списке великих держав, но о самом нашем существовании как народа.

Отношение к Победе как к безоговорочному и великому благу, к воинам и труженикам тыла – как к людям, заслуживающим нашего почитания и благодарности, определяет принадлежность гражданина России к российской политической нации – делает его своим не только по паспорту, но и по сердцу. Это согласие объединяет всех – и белых, и красных, и левых, и правых, и верующих, и атеистов, и русских, и представителей других народов России. Это точка безусловного национального единства. Люди, которые в силу крайних политических воззрений или из желания быть всегда против хулят Победу или ее празднование, остаются маргиналами и только укрепляют позицию абсолютного большинства.

Однако для того, чтобы оставаться такой точкой сбора, одной из несущих опор национального сознания, Победа должна оставаться именно национальной, а не идеологической. Это Победа, одержанная жителями России (при помощи других народов, вклад которых мы высоко ценим и чтим), одержанная ради будущего России.

Это не победа, одержанная ради коммунистической партии или идеологии; не победа, одержанная ради социализма или еще какой-то доктрины, которую не все мы разделяем. Это победа ради всех нас, ради прошедших, нынешнего и грядущих поколений. Привязывание Победы к идеологиям или личностям, провоцирующим острый общественный раскол, в этой связи невозможно назвать мудрой политикой.

Чрезвычайно проблематичными являются усилия по прославлению Сталина как того, кто эту победу одержал. Сама по себе идея, что погубление перед войной (расстрелами, голодом, невыносимыми условиями в лагерях) миллионов людей, которые могли бы встать в строй и к станкам, в том числе немалого числа квалифицированных военных, есть проявление великой стратегической мудрости, выглядит крайне спорной.

Но, так или иначе, в обществе нет более разъединяющей фигуры, чем Сталин. Речь идет далеко не только о либералах – как иногда говорят сторонники его возвеличивания. Неизбежен и тяжелый конфликт с той частью общества, которая ориентируется на историческую Россию и ее православную идентичность.

В годы правления Сталина – и, несомненно, с его полного ведома и согласия – были преданы мучениям и смерти множество православных епископов, священников и благочестивых мирян, часть из них уже прославлена Церковью как святые мученики. Культ личности Сталина, когда ему воздавалась хвала и поклонение, приличествующие только Богу, не может не выглядеть в глазах христиан (и других верующих) крайним нечестием и вызовом Вседержителю.

Прославление гонителя Церкви – жесточайшего за всю ее историю – не может быть воспринято церковными людьми с одобрением. Так называемые православные сталинисты, которые бегают между Христом и Сталиным, как неверная жена между мужем и любовником, мягко говоря, не составляют большинства в Церкви. Крайне недобрую память оставил о себе Сталин и у других народов и религиозных общин нашей страны.

Ассоциация Победы с прославлением Сталина эффективно разрушит ее как точку сбора нации. В позднем СССР, при повсеместном культе Победы и широчайшем прославлении героев Великой Отечественной войны, никакого прославления Сталина не было – что говорит если не о нравственном чутье, то по крайней мере о благоразумии тогдашних руководителей.