По итогам 1-го квартала 2019 года российская экономика выросла. На 0,8%.
Американская экономика тоже выросла. Но на 3,2%.
Кто кого догоняет?
Объем фондов прямых инвестиций, работающих в российской экономике, составляет около 1,5 трлн рублей. Это 1,7% от финансовых активов страны. И это в 10 раз меньше, чем в США (17%).
Иными простыми словами: в США доступ к «длинным деньгам», чтобы создавать новые производства и модернизировать имеющиеся, в 10 раз проще, чем в России.
В России можно только взять оборотный капитал для работы действующего производства, но новое не создашь. Ибо денег нет.
То есть деньги есть, но они «низкорискованные» и «краткосрочные». То есть предназначены для торговли сделанным за рубежом ширпотребом и отечественными полезными ископаемыми на экспорт. Или доступ к ним имеют избранные.
Так решили российские собственники капитала, положившие свои накопления во вклады в банки, а не доверившие их инвестиционным фондам.
Если в 2013 году в России инвестиционные фонды совершили 218 сделок (т. е. 218 компаний получили деньги на воплощение в жизнь новых проектов, чаще всего – производственных) на сумму 2,6 млрд долларов США, то в 2018 году (данные доступны пока только за девять месяцев, но они достаточно показательны) было совершено только 138 сделок на 0,5 млрд долларов США.
Мне довелось лично поучаствовать в 11 из таких сделок на общую сумму примерно 350 млн долларов США. Благодаря этим сделкам в России было создано около двух тысяч рабочих мест. При помощи этих данных вы легко оцените, о каком торможении экономики идет речь. И легко сможете понять, что за этими цифрами судьбы не сотен предпринимателей, но десятков тысяч семей работников самых разнообразных специальностей по всей России.
В 2013 году 85% сделок в сфере прямых инвестиций было связано с запуском новых компаний и выводом новых продуктов на рынок. В 2018 году – только 28%.
В деньгах это означает падение вложений в новые компании и продукты в 14,5 раз.
Если почитать таких либеральных «гуру», как бывший зампред Центробанка Сергей Алексашенко*, то складывается впечатление, что всему виной отсутствие «правильных правоохранителей» и «независимых судов».
Не буду лукавить, я не считаю, что у нас все в порядке в правоохранительной системе и особенно в судах. У нас довольно проблем в этой сфере.
Но ведь люди, у которых есть капитал (раньше их называли «капиталистами», но теперь это слово не в моде) и о которых идет речь, хранят свой капитал в России. Суды, правоохранители и законы им в этом не препятствуют и их не пугают.
Они хранят их на банковских вкладах в российских банках, в переоборудованных в «огромные сейфы» московских квартирах, как полковник Захарченко, или в «шубохранилищах» на Рублевке. Но они не вкладывают их в реальную экономику. Раз они не боятся их хранить в стране, но боятся вкладывать, значит, проблема не в судебной реформе. Или прежде всего не в ней, а в мотивации.
Так, объем вкладов физических лиц в четырех крупнейших государственных банках с 2013 года вырос практически в два раза, а в крупнейшем частном банке – почти в три раза.
Эти деньги предназначены на краткосрочное низкорискованное кредитование, способное обеспечить экономике рост в 0,8% в год.
Эти деньги недоступны для инвестиций долгосрочных и более рискованных – но способных обеспечить российской экономике темпы роста, сопоставимые с американскими.
Конечно, хозяин – барин: собственники вправе решать, как им распоряжаться своими деньгами.
Хотят строить усадьбу в стиле «цыганского барокко» – их право. Хотят купить картин, в которых не разбираются, на миллиард, чтобы продать их потом в два раза дешевле – тоже их право. Не хотят вкладывать в новые проекты: «стартапы» и «гринфилды» – и это их право.
Когда при таком поведении хозяину, который барин, осознать риски и последствия своих поступков, целиком его право.
Проблема заключается в том, что складывается устойчивое ощущение, что отчета в рисках такого поведения не отдают себе ни регулятор, ни сами «баре». «Барам» кажется, что это поведение низкорискованное. Что так они сохраняют деньги. А это не так.
Регулятору кажется, что так обеспечивается лучшая устойчивость банковской системы. И это тоже не так.
Деньги нужно заставлять работать. И банки, получившие вклады, это делают. Они дают их предприятиям на краткосрочные оборотные нужды – на поддержку имеющихся продаж. И дают потребителям в виде потребительских кредитов. Чтобы покупателям было чем рассчитываться с продавцами.
В результате надувается пузырь – перегревается потребительский рынок. Люди взяли кредиты, которые не могут вернуть, потому что не имеют достаточных доходов. А достаточных доходов они не имеют, потому что экономика растет только на 0,8%, потому что нет инвестиций в новые предприятия.
Сокращение числа новых инвестиций – это сокращение числа новых компаний.
Сокращение числа новых компаний означает сокращение числа рабочих мест и замедление карьерного роста и роста доходов тех, у кого работа имеется.
В отсутствие инвестиций оборот денег в экономике замедляется и при том же количестве капитала создается меньшее количество продуктов. Цены растут, доходы – нет: это и вызывает повышенный спрос на потребительские кредиты, предоставление которых компенсирует населению недополученную из-за отсутствия должных инвестиций заработную плату.
Только такая «компенсация» является долгом, который нужно отработать и отдать. Вот в чем проблема.
В результате такого поведения капиталистов система рано или поздно приходит к ситуации, ярко описанной лордом Кейнсом в «Трактате о денежной реформе». Перед правительством встает необходимость или искусственно поддерживать ценность не работающих на благо общества капиталов, затягивая долговую удавку на шее общества, либо проводить решительное обесценивание вкладов, чтобы заставить кредиторов активнее использовать свои капиталы и снизить бремя перекредитованных должников:
«Превращение делового человека в спекулянта – это удар капитализму, ибо оно разрушает то психологическое равновесие, благодаря которому возможно существование неравенства доходов. Дельца переносят лишь постольку, поскольку его доходы стоят в некотором соответствии с содеянным им для благосостояния общества».
Российские капиталисты из дельцов все больше превращаются в спекулянтов. И это прискорбно не только для общества в целом, но и для самих капиталистов.
Если не начать вкладывать деньги в производства, эти деньги просто сгорят. Собственники потеряют их не из-за национализаций и не из-за «злых козней правоохранителей», как их пытаются запугать отдельные псевдолиберальные писатели, стращающие без устали «высокими рисками российской экономики». Нет, отнюдь – эти капиталы сгорят в огне банковских банкротств, вызванных банкротствами должников, и в огне неизбежной в такой ситуации инфляции.
Сохранение собственных капиталов требует не участия в удушении собственной экономики путем закручивания вентиля доступных экономике внутренних инвестиций, а их вложения в деловые идеи и проекты.
Экономика развивается, когда капиталист с деньгами находит предпринимателя с ценной идеей, и предприниматель получает капитал на воплощение идеи в жизнь, а капиталист – работающее предприятие, способное давать доход на капитал.
А если их встреча не происходит? Предприниматель с ценной идеей, не найдя денег в России, уезжает туда, где инвесторы испытывают меньше фобий. А вот способность капитала «уехать» или «сбежать» в современном мире, как многие российские нувориши уже успели прочувствовать, сильно преувеличена.
Может ли государство как-то способствовать изменению поведения отечественных собственников капитала?
Первый и самый очевидный шаг – обременение пресловутой амнистии капиталов обязанностью амнистированного вложить средства в управление вкладывающего в России фонда прямых инвестиций или непосредственно в производство на определенный срок.
Второй шаг – освободить от НДФЛ доходы от вкладов в инвестиционные фонды в пределах, скажем, 9% годовых, при этом введя НДФЛ для доходов от банковских вкладов свыше 1,4 млн рублей (чтобы не затронуть трудовые сбережения рядовых граждан).
Думаю, это справедливо – поощрять тех, кто вкладывает деньги в развитие страны, а не тех, кто спекулирует на трудах других.
Интересным шагом могло бы стать перенимание такой меры администрации Трампа, как создание «территорий возможностей». Упрощенно говоря, в США выделены территории, где наблюдается отстающий экономический рост и недостаток новых рабочих мест. Если инвестор вкладывает заработанную от своего действующего дела прибыль в такой территории, то государство не взимает со вложенной суммы налог на прибыль, де-факто софинансируя вложение. Если компания отработала семь лет, налог списывается, если нет – налог придется уплатить. Инвестор может вкладывать средства самостоятельно или через специальные «фонды возможностей».Важно, что льготы не предоставляются, если средства вкладываются в котируемые на бирже акции или в недвижимость. Американское государство обоснованно считает, что такие вложения низкорискованные, и их инвесторы совершат и без господдержки. Поддерживать нужно принятие повышенных рисков, ибо только преодоление повышенных рисков качественно изменяет экономику.
Такой подход и позволяет американской экономике расти в четыре раза быстрее российской.
Может быть, и руководству нашей страны стоит задуматься о внедрении таких подходов?
* Признан(а) в РФ иностранным агентом