Одна старая забытая сказка утверждает, что «небо всегда исполняет молитвы стариков и нищих». Можно поверить, можно поспорить, но лучше просто подумать.

Совесть не примолкла, зудит и не дает сдать человека в утиль

Признаюсь сразу, не томя: у меня тоже нет достойного ответа на самый страшный из вопросов – что делать с немощными близкими родственниками, если жилищные и материальные условия позволяют обеспечить всей семье лишь эквивалент дантовых кругов ада?

Например, со второго по пятый – там, согласно великому и ужасному, как раз для невоздержанных, если я не ошибаюсь и толкoватели не врут.

A как «воздержаться» от отчаяния на скудногабаритной, отрухлявевшей жилплощади, где одну из двух имеющихся комнатушек следует отдать на заклание несчастному родному, а в другой толкаться оставшимся в добром пока еще здравии и здравых пока еще отношениях членам семьи? Скажем, папе с мамой и двоим–троим детям.

Если вы с несчастьем один на один и вам больше не о ком заботиться – у вашей совести короткий разговор: терпеть и ходить за немощным родным вам человеком ровно столько, сколько потребуется. Возможно, долгие годы. Может быть, всю оставшуюся (вам) жизнь.

Чаще всего, однако, в вашей жизни, кроме несчастного родного, имеются еще несколько бессовестно счастливых (пока еще) людей, например муж или дети, или и тот и другие, которые по мере нагноения ситуации тоже начнут незаслуженно страдать по все той же застарелой причине – жилищный кризис, теснота и обиды, а в нагрузку – нечто досадное в вашей мятущейся личности, что не позволяет вам «сдать» тяжело больных родственников в утиль домам престарелых и разного рода «хосписам» с ужасающей репутацией...

Обычная ситуация, всем знакомая. Кому не лично, a понаслышке, тому повезло, того пронесло и не задело. Может быть, до поры.

Тем, кто уже «внутри», тоже может относительно повезти – чем симпатичнее личность прикованного к постели несчастного родственника, чем обширнее залежи терпения и глубже бездны сострадания у них самих...

Самая забитая в мире истина – люди, в том числе близкие и самые родные – бывают очень разные.

Одна и та же старушка, божий одуванчик в полных сочувствия глазах соседей и мало осведомленных друзей семьи, на самом деле может дать фору целому списку кошмарнейших тиранов, зарегистрированных историeй и запечатленных искусством в различных обстоятельствах, во все времена. При этом далеко не всегда действительно страдая обездвиженностью, но симулируя, в зависимости от нужд момента.

В закромах личного опыта или чужих воспоминаний у каждого наверняка имеется хоть одна такая старушка. Или не старушка вовсе, но тоже молодец – достанет близких родственников и дальних друзей, с особым смаком и редкой изощренностью.

Одну такую старушку не так давно поместила в фешенебельный дом для престарелых ее единственная дочь, вдова, обирающая с тех самых пор от родных и неблизко знакомых упреки в черствости и жестокости по отношению к своей единственной матери.

Старушка прозрачно плачет в батистовый платочек, при каждом визите родных и близких жалуясь на местного парикмахера. Пенсия старушки позволяет ей жить в доме престарелых зажиточных дам в отдельной комнате, с балконом в палисадник.

Соседи единодушно порицают жестокую дочь, не пожелавшую взять мать к себе или самой переехать к ней на постоянное жительство. Матери 92 года, и единственное, что по-настоящему мешало ей жить последние десять лет, – это непреклонно наступающая глухота.

Ко всему остальному она за прожитые годы приспособилась, да и глухоту одолела изящным аппаратом удачной конструкции, легко сокрытым одним из локонов ее безупречной укладки.

Дочери 68 лет, дети ее давно выросли, внуки растут и особо в ней не нуждаются, муж умер аж 20 лет назад. Чего, спрашивается, ей не хватает, чтобы уважить мать и поселиться с ней, как она, мать, того возжелала?

А возжелала мать не то чтобы внезапно, но с тех самых пор, как дочь на старости лет вдруг решила устроить заново личную жизнь, встретив еще раз свою старую школьную любовь, вдовца с монолетним стажем.

Бывает вот такое, и даже не всегда плохо и внезапно кончается. Наоборот – могли бы жить счастливо и умереть в один день.

Но единственная мать вдруг стала хиреть на глазах и заливаться слезами, настаивая, чтобы жизнь делилась на троих, в родном доме, вместе с ней. И она, жизнь, какое-то время делилась, пока совсем стало невмоготу: у новоиспеченного жениха чуть не случился сердечный приступ от тесноты и мночисленных обид, у дочери появился нервный тик и теперь неудержимо трясутся руки и челюсть.

У каждого, если не в личном, то в дружеском опыте, наверняка имеется точно такая или очень похожая старушка.

И тоже наверняка имеется совсем другая – действительно страдающая сама и мучающая других совсем не из старческого артрозного эгоизма, но потому что вечный жилищный кризис, теснота и обиды.

Худосочные зарплаты, не позволяющие переложить хотя бы часть бремени на сиделку или достойное медицинское учреждение. А совесть не примолкла, зудит и не дает сдать человека совсем уж в утиль...

И потому страдают все. И очень взрослые люди, и иногда совсем маленькие дети, всякое бывает, дело известное.

Так вот как с этим быть? Неужели пусть страдают и всем поделом?..

Мне почему-то кажется, что если теснота и обиды жилищного кризиса не разрешили до сих пор, то и в самых замечательных условиях останутся те же проблемы, как ни крути: жить или не жить вместе?..

А небо все-таки исполняет молитвы стариков и нищих. Просто они не всегда и не сразу всем очевидны.