Командир, я 30 лет летаю на самолетах, никогда на запасной не уходил. Какое запасное?! Делай, что хочешь, но мне нужно с Мэйджором обязательно встретиться!
«С Борисом Николаевичем тяжеловато было летать, крутой характер у него был. Например, этот случай в Хитроу в Лондоне, когда я садился в тумане при видимости 175 метров. Мне часто задают вопрос: «Как вы приняли решение садиться при такой погоде?» Ну, когда вылетали из Внуково, погода была прекрасная в Хитроу. Но только на подходе нам дают туман, видимость 175 метров. «Ваше решение?» – Какое мое решение: сейчас я посоветуюсь, доложу своему шефу, потому что у меня был запасной аэропорт Шеннон, Ирландия, топлива мне хватало, но тот салфеткой вытер, вдарил салфеткой об пол: «Командир, я 30 лет летаю на самолетах, никогда на запасной не уходил. Какое запасное?!» – «Делай, что хочешь, но мне нужно с Мэйджором обязательно встретиться!» А летели мы на встречу большой семерки в Америку. Борис Николаевич, сейчас я попробую, сейчас еще покружимся, топлива у нас много еще. Ну, конечно, дрожь… Какое решение принять? Садиться как? Проанализировал, заставил зайти передовой самолет во главе с Качаровым. Говорю: «Женя, зайди пока, может быть, синоптики ошибаются?» Причем высота облаков не дает, туман сплошной до самой земли. Женя зашел и сел. Тогда я принимаю решение садиться», − сказал Потемкин.
«Но почему вот все говорят, почему ты принял такое решение? Ну, первое, у меня была полнейшая уверенность в работоспособности самолета и оборудования, потому что перед этим у нас такой закон был, перед каждым полетом на таком высоком уровне мы самолет облетываем в течение не менее 45 минут, а, может, и еще больше по специальной программе с комиссией на борту. Комиссия − представитель министерства гражданской авиации, министерства авиационной промышленности, ну и, естественно, служба безопасности», − добавил Потемкин.
«Самолет я сам облетывал с этим экипажем, то есть была полная уверенность в исправности самолета. Во-вторых, у меня была полная уверенность в профессионализме своего экипажа. Полная уверенность, потому что я с ними неоднократно летал. В-третьих, я очень хорошо знал аэропорт Хитроу – мы выполняли туда полеты, перед этим технический рейс выполнялся, и летали туда рейсовыми полётами – я там неоднократно бывал. И, в-четвертых, там точнейшая система захода на посадку, инструментальная. И еще есть так называемая «бегущая волна», когда впереди по курсу самолета идет волна, световая дорожка, которая задает курс посадки. Это, конечно, намного облегчало посадку, поэтому исходя из этих факторов, я принял такое решение. Но сели очень мягко. Выхожу, докладываю: «Товарищ президент, рейс закончил. Ваши замечания?» – «Ну вот, видишь, а ты говорил – Шеннон, Шеннон – сел же». – «Сел, но спина-то мокрая». – «Ну, иди, отдохни», − поделился воспоминаниями Потемкин.
«Вот сейчас пишут про катастрофу в Смоленске, грешат вроде на самолет. Но я бы сказал, что там, на самолете, тройное дублирование всех систем – топливных систем, противопожарной системы, гидравлической системы, системы управления. Это трехдвигательный самолет, который может лететь даже на одном двигателе», – рассказал Владимир Потемкин телеканалу Russia Today.
Польский правительственный самолет Ту-154 разбился под Смоленском 10 апреля. На борту самолета был президент Польши Лех Качиньский. Глава Польши вместе с официальной польской делегацией летел в Катынь для участия в мемориальных мероприятиях. На борту находились 96 человек − 88 пассажиров и восемь членов экипажа, не выжил никто.