Врач – любимая литераторами и кинематографистами профессия: не нужно выдумывать герою экстремальных сюжетов, не нужно искать поводов для встреч с ужасным и прекрасным. В жизни врача все это уже есть; тем более у врача сельского, провинциального.
Сегодняшний массовый зритель тяжело болен отсутствием кругозора, неспособностью понимать язык символов и обобщений
Тут и до метафорического обобщения рукой подать: врач в такой ситуации – почти единственный представитель цивилизации, а также демиург: тот, в чьих руках находится жизнь и смерть других. Вот вам и маленькая модель мира: сопротивление хаосу, гимн Творцу, слепок с жизни человечества.
Все это в фильме есть – но есть в нем и кое-что другое: знаменитый сценарий безвременно ушедших Петра Луцика и Алексея Саморядова интересен именно развитием вышеописанной схемы, ее углублением. В далекой степной глуши, в полной тьмутаракани работает молодой врач Митя (Олег Долин). Его все величают однако уважительно, по имени-отчеству: он тут один на сотню километров – спасает, лечит, делает уколы людям и дает слабительное коровам.
Остальные жители этой местности отличаются каким-то восхитительным пофигизмом по отношению к собственному здоровью и жизни. Очень скоро, однако, и главный герой, и мы, зрители, понимаем, что вершит судьбы людей здесь не столько даже врач, сколько некая сила – высшая, что ли, иррациональная: то ли от воздуха степного, опьяняющего, то ли от здешних ветров, то ли еще от чего – а только вылечиваются тут люди сами, причем даже и от смерти.
Врач здесь порою нужен, только чтобы подтолкнуть человека к спасению; все остальное природа сделает сама – и Митя, Дмитрий Васильевич, к счастью, это скоро начинает понимать и действовать, и жить с учетом региональной, так сказать, специфики.
Вот молния в горах ударила прямо в пастуха: врач констатирует смерть, а друзья пастуха роют яму и погружают туда тело товарища на ночь, обмазав местной глиной: мол, отойдет. Наутро пастух действительно оживает и даже водку пьет. Делается и ожидается все это неспешно, неторопливо – с той неспешностью, которая свойственна людям, имеющим прочную веру: неважно, в бога ли, или в природу, или попросту в себя.
Этот фильм – не более и не менее как трактат о вере: о том сложном переплетении чудесного и заурядного, которое всегда присутствует в нашем мире. Все остальное – лишь оболочка, сюжетные одежки – чтобы совсем уже не скатиться в притчу. На чем все держится, на что нам надеяться? – спрашивает фильм – и отвечает: на взаимной вере. Люди верят в доктора, доктор верит в высшую силу, высшая сила отвечает людям взаимностью.
Второй мотив фильма – конечно же, о самом устройстве России, о ее хрупком характере. В период любого государственного или прочего хаоса, распада (фильм как бы о начале 90-х, но это тоже условность), утверждает фильм, важнее всего, опять же, чтобы была вера и чтобы существовали воплощающие ее мити, дмитрии васильевичи. На таких держится страна: убери их – и все посыплется.
СССР – это огромное, бесформенное, во многом искусственное образование, которое под конец – в 1980-1990-е – держалось именно на таких дмитриях васильичах. Точно так же, как держалась на них и Российская империя до 1917 года. Так устроена Россия: ее связывают, предостерегают от центробежных явлений такие вот звеньевые веры.
Она не «стоит» на них, как принято писать в пошлых книгах, а держится ими, скрепляется по горизонтали: тысячи таких маяков неявно, но прочно поддерживают ее существование. Как только нарушается пропорция, как только общество убивает своих врачей, учителей – все рушится в мгновение; не на чем держаться.
Дрожащий, покрытый язвами бродяга, бомж, случайно забредший в хибарку к врачу, болен не столько физически, сколько морально: после перевязки он, ничуть не смущаясь, по привычке, желает поживиться тем, что есть в доме. Когда доктор попытается ему помешать, тот запросто, не задумываясь, ткнет Митю в грудь каким-то острым предметом. И вот уже самого доктора везут по бескрайней степи, истекающего кровью, его бывшие пациенты, по счастью оказавшиеся рядом.
Врач должен спасать других – но кто спасет его самого? Возможно ли восстановить порвавшуюся цепь, хватит ли веры и сил? Финал открытый, да и как может быть иначе: это от нашей веры теперь все зависит, от нашего усилия.
С этим фильмом повторяется та же история, что и со всяким современным произведением, выходящим за рамки банальности, заурядности. Мы опять наблюдаем знакомый парадокс – снимать и писать талантливые произведения у нас не перестали, однако все меньше тех, кто способен их оценить.
Кинокритик Даниил Дондурей неоднократно говорил, что проблема современного киноискусства заключается в том, что сегодня даже в городе-миллионнике не наберется и десятка тысяч тех, кто способен такие фильмы смотреть и понимать. Между тем как фильм этот относится не к разряду «заумного», а, скорее, к разряду «задумчивого» кино.
Сегодняшний массовый зритель тяжело болен отсутствием кругозора, неспособностью понимать язык символов и обобщений. И даже многочисленные победы фильма в прошлом году – на «Кинотавре», в Венеции, в Котбусе (Германия), на «Амурской осени», «Белом слоне» и «Сталкере», на кинофестивалях в Лиссабоне, Марракеше, Онфлере (Франция) – не гарантируют еще «Дикому полю» удачной прокатной судьбы.
Только и остается, что верить в иррациональную силу – в данном случае, массового зрителя, который возьмет да и назло всем рекламам пойдет на «Дикое поле».